Я долго не знал, с чего начать это небольшое предисловие, к повести молодого японского писателя... Вернуться к истокам, протянуть нить к творчеству Ихары Сайхаку, жившего в XVII веке! Или же, в меру своей осведомленности, постараться провести четкую грань между серьезной настоящей литературой, к которой, бесспорно, относится повесть «Голый король», и тем мутным потоком бульварщины, что создается с целью отвлечь читателя от жгучих проблем современности? Но это— дело специалистов-литературоведов. И если я все же взялся за перо, то единственно для того, чтобы представить читателям журнала «Простор» моего доброго знакомого, известного японского писателя Такэси Кайко.

Его повесть я читал в Алма-Ате, а передо мной возникал Токио... И люди, которых я встречал на улицах. Вместе с главным героем — учителем рисования — стремился пробудить в детях любовь к искусству, стремление познать самих себя и окружающий мир. Больно было убедиться в том, что благородное дело, которое он начал, использовалось беззастенчивыми дельцами для рекламы. И все же нельзя сказать, что художник потерпел поражение в этой неравной борьбе: он сумел отстоять в ней душу мальчика, сына того самого фабриканта красок, который так ловко сумел обернуть себе на пользу всю историю с конкурсом детских рисунков.

 

Но, кажется, я начинаю делать то, что противопоказано предисловию пересказывать содержание повести, которую читателю предстоит прочесть и самому определить отношение к описываемым людям и событиям. Я могу только подтвердить, что повесть написана очень достоверно и точно.

 

За последние пять лет мне дважды пришлось побывать в японской столице, и я не могу не признаться в любви к Токио. И не к отдельным его улицам, зданиям, мостам, а ко всему облику этого очень современного и очень древнего города. В сотне метров от какой-нибудь улицы, уставленной многоэтажными домами, можно попасть неожиданно в средние века — в поселок ремесленников или же продавцов специй, в крошечную мастерскую, где время словно бы остановило свой бег.

 

Да, в этом городе есть подземные и надземные дороги, есть искусственные лыжные горы, такси с кондиционерами воздуха. И дома — очень своеобразной архитектуры, которую не спутаешь ни с какой другой. Но дома эти по традиции не имеют номеров, а улицы— названий. Чтобы отыскать издательство, журнал или квартиру, куда тебя пригласили, приходится десять раз вытаскивать из кармана маленький план, набросанный на пачке сигарет или визитной карточке. А скорей всего —хозяева заедут за вами, чтобы вам не пришлось плутать.

 

На наш взгляд это кажется странным, необычным, неудобным, наконец. Но никто тут не собирается нумеровать дома или провести, скажем, реформу алфавита: ведь самая что ни на есть портативная пищущая машинка имеет самое меньшее две тысячи иероглифов. Это — опять-таки традиции, и никто не собирается ее нарушать.

 

Кое в чем, правда, изменения можно наблюдать. Мне, например, приходилось видеть модных японских женщин, которые безбоязненно подвергли себя пластической операции, чтобы избавиться от восточного разреза глаз. Но это уже другое — в Европе, да и у нас, я встречал таких же модниц, которые накладывали грим, чтобы глаза удлинить.

 

Вспоминая обо всем этом, я нисколько не отвлекся от повести Такэси Кайко. Это он вызвал в моей памяти две поездки в Японию, заставил представить те жизненные обстоятельства, которые диктовали автору «Голого короля» целенаправленность его произведения.

 

Он заставил меня вспомнить и то, о чем не говорится в его книге...

 

Многолюдный митинг в Токио в 1961 году, митинг, на котором присутствовали десятки представителей различных стран мира. Один из крупнейших писателей Японии — Тацудзо Исикава — гордо и взволнованно говорил о том, что демократическая интеллигенция его страны во многом способствовала падению кабинета Киси, мужественно добиваясь отмены визита президента США Эйзенхауэра.

 

В коридорах здания, где помещается самая влиятельная газета Японии—«Асахи», я видел множество фотоснимков, которые с неколебимой убедительностью документа воспроизводили эпизоды массовых протестов против подписания военного договора между Японией и США.

 

Эти незнакомые мне люди, как видно, очень хорошо помнили, кто сбросил в Хиросиме и Нагасаки атомные бомбы. Эти мужественные люди трое суток блокировали здание парламента, протестуя против этого чудовищного решения!

 

А их товарищи в городе Осака, где, кстати, родился Такэси Кайко, встретили и проводили нас пением «Интернационала».

 

Этих черт сегодняшней японской действительности я не нашел в повести, которую только что кончил читать. Но явно сочувственное внимание Такэси Кайко к простому человеку, горькая неудовлетворенность той обстановкой, в которой этому человеку приходится существовать, презрение к большому бизнесу — все это красноречиво свидетельствует, на чьей стороне симпатий автора.

 

Я хорошо вижу, в чем с ним можно и поспорить. Но когда нас, советских писателей, гостеприимно принимали наши, японские собратья по перу, то наши беседы всегда проходили в обстановке уважения к чужому мнению, хоть и обрисовывались немалые разногласия по ряду литературных и политических проблем.

 

Соседство различных социальных условий, зрелых и незрелых, национальных и заимствованных с Запада, различный уровень социальных сил, сохранение в высокоразвитой стране патриархальных взаимоотношений — вот в чем, мне кажется, исключительное своеобразие Японии.

 

И это, конечно, находит, не может не найти своего отражения в творчестве лучших японских писателей. Повесть Такэси Кайко «Голый король» очень точна по психологическому рисунку, она тонко и ненавязчиво показывает, как предмет искусства становится предметом бизнеса. И, пожалуй, нет оснований упрекать автора в том, что его герой в своей борьбе не переходит определенных границ.

 

Во время встреч в редакции журнала «Новая японская литература» редактор И. Хариу, критик К. Сасаки и молодой прозаик Иноуэ высказывали сожаление, что у нас в стране мало, во всяком случае,—недостаточно следят за современной японской литературой.

 

Нам пришлось тогда признать этот упрек, сказав, правда, что то же самое можно отнести и к советской литературе, известной японскому читателю.

 

Предлагаемая читателю повесть Такэси Кайко определенно уменьшает этот пробел.