Степень научной разработанности проблемы
Отправной точкой при проведении настоящего исследования послужили работы отечественных и зарубежных авторов, которые можно классифицировать следующим образом:
— работы, посвященные деятельности Мустафы Чокая и судьбе Кокандской (Туркестанской) Автономии;
— работы, посвященные деятельности эмигрантских организаций.
1. Среди работ, посвященных рассмотрению деятельности М. Чокая и возглавляемой им Кокандской Автономии, следует выделить те, что увидели свет в СССР, и те, что появились после его развала. Официальная версия о провозглашении и разгроме Кокандской Автономии была изложена в Большой советской энциклопедии. Однако с каждым новым изданием БСЭ объем сведений сокращался и претерпевал изменения в соответствии с идеологической конъюнктурой.
В издании БСЭ 1938 г. Кокандская Автономия названа “контрреволюционным движением в Туркестане, центр которого находился в Коканде. С провозглашением первого ноября 1917 г. в Ташкенте власти Советов как национальная, так и русская буржуазия и царское чиновничество в целях борьбы с советской властью сгруппировались в Коканде”. Затем уже, по версии большевиков, “в Коканд перебирается и краевой совет мусульман Шура-Исламия, ставший центром, объединяющим все контрреволюционные силы Туркестана. Кокандская авантюра встретила решительное сопротивление со стороны трудящихся Туркестана. Седьмого января 1918 г. в старом Ташкенте на состоявшемся многолюдном митинге узбеков была принята резолюция, призывавшая не признавать самозваное Кокандское правительство; такая резолюция принималась и в других городах" [2].
В архивных источниках сведения либо упоминания о судьбоносном митинге 7 января 1918 г. не встречались. Исследованные источники содержат подробное изложение хода манифестации 13 декабря 1917 г. и расстрела большевиками мирных жителей, поддержавших Кокандскую Автономию. Ни в одном издании БСЭ об этом не сказано ни слова. Зато отмечено, что “13 декабря, в день рождения Магомета, русские белогвардейцы под видом “торжественного” объявления “автономии” Туркестана спровоцировали контрреволюционное выступление, закончившееся нападением на тюрьму и освобождением Доррера и других контрреволюционеров” [3].
Имя Мустафы Чокая (Чокаева) упоминается лишь однажды в энциклопедической статье 1938 г., а в издании БСЭ 1953 г. оно уже не фигурирует.
В издании 1938 г. подчеркивается, что “низложил и арестовал правительство “Кокандской Автономии” краевой совет мусульманских рабочих и дехканских депутатов 31 января 1918 г.” [4].
В 1953 г. абзац заменен следующим: “Трудящиеся массы местного коренного населения, особенно бедняцкие слои, относились к “Кокандской Автономии” явно враждебно и были всецело на стороне советской власти” [5].
Как видно из приведенного отрывка, в новом издании текст изменен, и внимание сфокусировано на “симпатиях” бедняков к советской власти.
Идеологический заказ авторами энциклопедии выполнен: на бумаге был придан классовый характер событиям, связанным с провозглашением Кокандской Автономии, которая встретила “решительное сопротивление и явную враждебность” со стороны населения, а представители дехканских депутатов низвергли “контрреволюционное правительство Кокандской Автономии”.
Между тем, данные советской энциклопедии резко разнятся с содержанием нейтральных архивных источников. Докладная военного атташе Французской Миссии в Персии военному министру Франции гласила: “Тринадцатого декабря 1917 г. в Ташкенте прошла крупная манифестация коренных туркестанцев, организованная умеренными в поддержку автономии Туркестана. Состоялось собрание с участием представителей коренного населения (они составили две трети общего числа представителей) и русских. Киргизы прибыли верхом на конях, чтобы присоединить свои голоса к голосам сартов. Это грандиозное шествие с участием нескольких тысяч людей сформировалось в старой части города. Манифестанты, пройдя новую часть города, потребовали освобождения заключенных. Граф д Оррер [6], взобравшись на автомобиль, поддержал манифестантов. Выступление графа было встречено овацией. Однако автономию Туркестана признал только представитель Временного правительства. Ему были возданы почести. Когда кортеж повернул назад в старый город, он был встречен вооруженными большевиками. Пулеметные очереди вызвали панику в рядах манифестантов. Автомобиль графа был окружен, а самого графа вместе с генералом Киелечко, губернатором Самарканда адвокатом Дружкиным, братом комиссара Закаспия полковником Беком и капитаном Русановым увезли в крепость. Все они были умерщвлены самым жестоким образом: их крики доносились из крепости с раннего утра до двух часов ночи. Руководили пыткой большевики Тоболин, Перфильев, Колосов, Стасиков. Они же захватили власть в Ташкенте, организовали свой совет. А Колосов стал главным диктатором. Позже Перфильев сбежал в Москву, прихватив деньги из государственного банка” [7].
Интерес представляют публикации сотрудников советских спецслужб, положившие в регионе Центральной Азии начало пропагандистской акции против главы Кокандской Автономии Мустафы Чокая. Автором заказной повести-хроники "Падение "Большого Туркестана” является офицер советских спецслужб С. Шакибаев [8]. Утверждая, что она "построена на строго документальной основе”, автор ставил задачу убедить читателя в причастности Мустафы Чокая к созданию Туркестанского легиона из числа советских военнопленных в начале Второй мировой войны. Исходя из этого, автор дает соответствующую идеологическую установку читателю: "Главари Третьего рейха, используя кучку белоэмигрантов, изменников Родины, в 1941—1942 гг. создали в фашистской Германии ряд так называемых "национальных комитетов” и "легионов”, бывших, по существу, базой германской разведки для вербовки и заброски агентуры в тыл Советской Армии. Большое внимание уделено советским патриотам, не склонившим головы перед врагом в самых трудных и сложных условиях, чекистам Казахстана, вступившим в борьбу с коварным врагом, простым труженикам республики, проявившим высокую бдительность, благодаря которым потерпели окончательный крах происки нацистских заправил и их агентов" [9].
Соответствующая лексика при противопоставлении “наших ненашим” помогает читателю выбрать "правильный” ориентир:
“Враждебная советской власти нечисть — эсеры, националисты, дутовцы — примкнула к мятежу. Но большевистская власть крепка — мятежи быстро подавляются” [10]. И читатель, уже подготовленный, сразу понимает, почему, к примеру, “башкирский народ, руководимый коммунистами, требовал создания Башкирской Автономной Советской Республики, входящей в состав РСФСР” [11].
Для создания образа главного героя автор использует внутренний монолог: "Сердце Чокаева упало. Не на это он рассчитывал. В последние дни он ждал ответа на свое письмо, посланное Розенбергу. Сегодня рано утром, когда его взяли из лагеря и привезли в Берлин, он подумал, что наступил, наконец, день, которого он ждал более двадцати лет. Он не сомневался, что вызов — следствие его письма Розенбергу. Он рассчитывал, что в имперском управлении безопасности ему сразу же скажут о его невиновности и освободят. Но поведение нациста ничего хорошего не предвещало. “Что же это? Что будет?” — забеспокоился Чокаев” [12].
Такой прием должен вызывать у читателя доверие к автору повести, не оставляя сомнений в подлинности поступков персонажа. В данном случае необходимо было убедить читателя в сотрудничестве М. Чокая с нацистами и сформировать о нем мнение как о двуличном человеке, который думает одно, а делает другое.
В отношении советских идеологов внутренний монолог заменяется высокопарным комментарием о патриотизме. “Кенжалин задумался. Да, он знал, что Каюму и другим, подобным ему, предателям совсем неплохо в американском и английском “плену”. Нет сомнения, что англо-американские империалисты попробуют использовать этих недобитков в тайной войне против Советского Союза. Есть сведения, что в английской и американской зонах оккупации бывших советских военнопленных, связанных позже с Туркестанским легионом, собирают в специальных лагерях и подвергают специальной обработке” [13].
Повесть является художественным изложением содержания “агентурного дела № 145 на Чокаева Мустафу по окраске “казахский националист-контрреволюционер” заведенного в 1926 г. Восточным отделом ПП ОГПУ Казахской ССР и положившего начало разработке операции под кодовым названием France, о котором рассказывается в публицистическом эссе бывшего офицера КГБ Казахской ССР Амирхана Бакирова [14], увидевшем свет после обретения Казахстаном независимости. Главная ценность работы в том, что в ней впервые бывший офицер советских спецслужб сделал достоянием гласности материалы о Мустафе Чокае, хранящиеся в архивах КГБ Казахской ССР. Опубликованные документы содержат анкетные данные о Мустафе Чокае, имена его туркестанских единомышленников, оттиски некоторых его статей. Автор дает также биографические сведения о Мустафе Чокае, его родственниках, приводит содержание докладных, написанных спецосведомителями, и отдельных циркулярных писем. Однако истинная подоплека операции автором не раскрыта из-за отсутствия сведений о зарубежной деятельности Мустафы Чокая.
Публицистическая работа другого офицера спецслужб Амантая Какена посвящена теме Туркестанского легиона [15]. На основании сопоставления даты смерти Мустафы Чокая (27 декабря 1941 г.) и даты создания легиона (начало 1942 г.) автор делает вывод о непричастности Мустафы Чокая к его формированию. А. Какен подвергает критике позиции П. Белана и С. Шакибаева, огульно обвиняющих туркестанского лидера в клевете на советский строй и коллаборационизме. Положительной стороной книги А. Какена, на наш взгляд, является непредвзятый подход в трактовке фактов.
В целом, обе рассмотренные работы ставят задачу реабилитировать имя сына казахского народа и опровергнуть утверждения их коллеги С. Шакибаева.
Что касается научных публикаций о деятельности М. Чокая, то увидевшее свет в 1997 г. эссе доктора исторических наук, профессора М. Койгельдиева "Тутас Туркістан идеясы жэне Мустафа Шоцайулы” [16] раскрывает ценность трудов туркестанского деятеля, которые позволяют понять и осмыслить пережитое нашим народом в первой половине XX в. без идеологического давления. Автор указывает, что в условиях независимости идея М. Чокая о единстве Туркестана обретает особую актуальность. “Для Мустафы Чокая, как пишет М. Койгельдиев, понятия "независимость Туркестана” и “единство Туркестана” неразделимы. А освобождение от российской зависимости равнозначно обретению возможности образования федерации суверенных республик” [17]. Автор эссе высказывает предположение о том, что “возможно и не будет найден ответ на вопросы о причине эмиграции Мустафы Чокая в Европу и о том, кто мог повлиять на такое решение” [18], однако ученый-историк уверен, что М. Чокай был непоколебим в своем намерении продолжить политическую борьбу за пределами своей родины и в этих целях поддерживал связь с периодическими изданиями и другими источниками информации в Туркестане [19].
Работа М.Койгельдиева значима тем, что в ней впервые высказываются предположения, нашедшие в дальнейшем документальное подтверждение в ходе настоящего исследования.
В опубликованной на казахском языке работе представителя казахской диаспоры в Турции Абдуакапа Кара [20] вызывает недоумение концептуальный подход автора к личности Мустафы Чокая. А. Кара утверждает, опираясь на мнение Заки Валиди, что Мустафе Чокаю было присуще русофильство и потому главной своей задачей он считал демократизацию всего российского государства. Согласно А. Кара, только благодаря Заки Валиди Мустафа Чокай пришел к идее борьбы за независимость Туркестана [21].
В своих “Воспоминаниях о 1917 годе” Мустафа Чокай писал:
“Уезжал я из Петербурга с большим волнением. В студенческие годы [...] я был влюблен в этот город. Русские студенты и русские революционные демократы отличались широтой души, охотно дружили с представителями других наций России... Причина этой дружбы была не в том, что представители нерусских народов “забыли свои корни” или же хотели быть ближе к центру, а в том, что нас объединяла общая позиция по многим вопросам. В то время даже не возникала мысль об отделении Туркестана. Все мы полагали, что с падением русского самодержавия все изменится к лучшему. Верили, что с приходом к власти русских демократов в национальных окраинах появится самоуправление, что с позорной переселенческой политикой будет покончено. [...] Петербург дал нам не только политическое воспитание, но с ним мы связывали наши надежды на лучшее будущее своего народа. Однако революционные события вскоре развеяли наши иллюзии. Русские революционные демократы, оказавшись у власти, в корне изменились, резко отдалившись от вчерашних единомышленников нерусского происхождения. Прощай, Петербург!” [22].
Петербург был дорог М. Чокаю тем, что в этом городе, центре политической мысли России, сформировались его политические убеждения. Он сожалеет не о том, что вынужден расстаться с русскими, как утверждает
А. Кара, а о том, что, оказавшись у власти, его вчерашние единомышленники резко изменили свои убеждения. Об отношениях между Мустафой Чокаем и русскими эмигрантами Мария Яковлевна Горина-Чокай свидетельствует следующее: “Отличаясь широтой мышления, он (Мустафа Чокай) легко и в доступной форме излагал свои идеи. При этом, нравилось это собеседнику или не нравилось, он говорил всегда прямо и открыто. Мустафа был противником узколобого национализма. Он стоял на позициях единения народов Туркестана. И русские националисты признавали в нем это, однако не хотели считаться с интересами ни народов Туркестана, ни каких-либо других народов нерусского происхождения. Этот принцип русской демократии глубоко задевал честь Мустафы. По этой причине в 1923 г. он порвал с русскими демократами и русской периодической печатью” [23].
В ходе февральских событий 1917 г. “даже не возникала мысль об отделении Туркестана”, утверждает Мустафа Чокай. К идее независимости туркестанские политические деятели пришли не сразу. На эту мысль натолкнули сами большевики: “Политика колонизации и русификации, проводившаяся русской империей, вольные или невольные ошибки Временного правительства и, наконец, неслыханная доселе политика угнетения, проводимая ныне советским правительством, составляют весь комплекс причин, которые убедили мусульман Туркестана в необходимости переориентировать свою программу, заменив задачу достижения автономии задачей достижения национальной независимости” [24].
А. Кара называет Заки Валиди “близким другом Мустафы Чокая”, отмечая при этом, что ”3аки Валиди Тоган — одна из самых значимых личностей в жизни Мустафы Чокая”, и уточняет, что Мустафа Чокай и Заки Валиди были “в дружеских отношениях с 1913 г., когда они впервые встретились в Ташкенте у Абубакира Дуваева”. “После Октябрьского переворота в России, — продолжает А. Кара, — пути обоих тюркских деятелей стали все чаще пересекаться. Они оба сыграли лидирующую роль в борьбе за национальную автономию, а в эмиграции они продолжили политическую борьбу, оказываясь то вместе, то порознь” [25].
Однако ни в личных записях Мустафы Чокая, ни в мемуарах его супруги Марии Яковлевны о существовании близких дружеских отношений между ними, ни о лидерстве Заки Валиди нет ни слова. А знакомство с письмами М. Чокая и 3. Валиди дает основание для иного вывода.
“Валидов родился в Уфимской губернии в семье муллы. Чокаев, уроженец Сырдарьинской области, был выходцем из аристократической казахской семьи. Валидову не удалось до 1917 г. получить высшее образование в отличие от Чокаева, который успел закончить юридический факультет Петербургского университета. Чокаев к тому же учился на одном курсе с Керенским” [26].
В 1918 г. Мустафа Чокай покинул Туркестан. Заки Валиди в этот период находился в Башкурдистане, где возглавлял правительство провозглашенной автономии.
После Октябрьского переворота правительство автономного Башкурдистана “пыталось договориться с большевиками, но в итоге было арестовано. Затем освобожденное дутовцами руководство Башкурдистана стало на сторону белых. Однако в феврале 1919 г. Валидов, возглавлявший башкирские войска, перешел на сторону советской власти. В связи с этим в башкирских частях стала распространяться дутовская прокламация, которая призывала солдат “свергнуть правительство Валидова, продавшее башкирский народ большевикам” [27].
Сталин использовал для ведения пропагандистской работы авторитет известных личностей из среды мусульман. В их числе был и Заки Валиди, появление которого в 1921 г. в среде басмачей, согласно российским историкам, было “косвенным свидетельством того, что он отправился в Туркестан, движимый честолюбивыми замыслами и поощряемый, возможно, Сталиным” [28].
Таким же косвенным подтверждением использования Сталиным в своих политических интригах башкирского деятеля могут быть и другие факты: внесение им (Валиди) раздора в среду поволжских татар, обвинив их так же, как и Мустафу Чокая, в русофильстве; попытка, используя денежные посулы, “перетянуть на сторону Советов” татарского деятеля Фуада Туктарова. По сведениям польской разведки, как утверждают российские авторы, Валиди получал деньги от резидента ОГПУ в Берлине, был в контакте с представителями советских спецслужб [29].
Вполне вероятно, что Сталин, умело использовавший в своих интересах честолюбивые помыслы своих подчиненных, попытался создать ситуацию соперничества между Валиди и Манатовым.
С 1926 г. при финансовой поддержке польского правительства стали выходить в свет издания движения “Прометей”, включая издания туркестанского национального объединения, в частности журнал “Йени Туркестан”, редакцию которого возглавил Заки Валиди. Начало разногласий между М. Чокаем и 3. Валиди относится к периоду выхода первого номера этого журнала, о которых М. Чокай писал: “Недоразумения между нами начались с выхода первого же номера журнала “Йени Туркестан” Я не соглашался и никогда бы не согласился на тот идейный и идеологический разброд, который стали допускать руководители журнала (фактическим редактором и руководителем является А.-3. Валидов). Я протестовал против санкционирования такой ереси, как, например, будто “по народному верованию при завоевании Туркестана русским помогал сам Аллах и что в рядах русской армии находился пророк Хизир Ильяс” (“Йени Туркестан”, №1). Далеко не соглашался со статьей за подписью Соклы-Кай оглы. И в этом отношении я не был одинок. Статья эта была прислана для напечатания в “Прометее”, и редакция последнего отказалась ее принять. Единственная здравая мысль в ней — Туркестану раньше всего нужна независимость — была окружена целым лесом идеологически не выдержанных в журнале, предназначенном вести строго идейную борьбу нежелательных рыхлятин.
Я не соглашался с восхвалением на страницах “Йени Туркестана” старых конфессиональных школ — этой настоящей могилы всякого прогресса и всякого здорового национального начинания. Я не соглашался с похвалами по адресу некоторых наших доморощенных коммунистов —“вождей” как раз в отличие от других коммунистов же, являющихся настоящими предателями” [30].
Следующая крупная размолвка была связана с отношениями между туркестанской организацией и лигой “Прометей” Об этом Мустафа Чокай пишет В. Дабровскому так: “26 сентября 1927 г. председатель [стамбульской] организации Ахмед-Заки Валидов прислал мне директивное письмо, в котором развивалась мысль об отношении туркестанцев к шевелению бывшего эмира бухарского. Члену редакции “Прометея” от Туркестана Ахмед-Наиму было предложено в категорической форме потребовать от “Прометея” помещения грозной статьи по поводу деятельности бывшего эмира. “Прометей” не согласился. Тогда Валидов передал мне о настроении организации следующее: “Наши товарищи говорят, что “Прометею” следует написать резкое письмо и, если бы между ним и нами по отношению к бухарскому эмиру не наступила ясность, то следует порвать связь с этим журналом”. Разумеется, я рекомендовать вступить на этот путь запугивания и, да будет позволено мне выразиться, на путь шантажа, не мог” [31].
Через месяц, 29 октября 1927 г., Заки Валиди в письменной форме рекомендует Мустафе Чокаю “начать наступление против Англии, дабы не давать повода большевикам обвинять нас в том, что мы якобы являемся сторонниками Англии”. М. Чокай отклоняет это предложение Заки Валиди, считая такой поступок нечестным по отношению к своим сподвижникам: “Организация наша, поскольку она вошла в соглашение и в совместную работу с другими организациями (Кавказский Комитет, например), по моему глубокому убеждению, должна воздерживаться от подобных “наступлений”. Этого требует простая честность по отношению к тем, с кем наша организация решила работать вместе. Я отнюдь не являюсь защитником английской политики и не хочу кому бы то ни было запрещать выступать против нее. Но для этого надо знать время и место” [32].
Отсутствие взаимопонимания между Мустафой Чокаем и Заки Валиди привело к тому, что в 1927 г. М. Чокай был вынужден выйти из состава ЦК Туркестанской национальной организации (ТНО). Необоснованное решение стамбульской организации ТНО, возглавляемой 3. Валиди, было отменено в 1929 г. [33] .
В начале 30-х годов Заки Валиди публикует материал, в котором не только принизил значение Кокандской (Туркестанской) Автономии, но даже в корне исказил историю тюркских народов. Мустафа Чокай вынужден посвятить ряд работ разоблачению лживых утверждений Заки Валиди. В письме к Мустафе Векилли он резко высказывается о Заки Валиди: “Дорогой Адаш, неделю назад получил Ваше письмо от 12.3... о Заки. Я молчал, когда Заки-бей вел переговоры с советским правительством о продаже своих научных трудов из эмиграции. Заки-бей занимался стравливанием и распространением межплеменной вражды в среде молодых туркестанцев. Молчал, когда приходилось видеть и читать лично пасквильные доносы. Но не выдержал, когда Заки-бей в претендующей на научность книге написал по-большевистски “историю” революционного периода в Туркестане. Я не думаю, Адаш, что Вы, азери, потерпели бы в Вашей среде человека, какое бы место он ни занимал, втайне от Вас все время переписывавшегося с большевиками, называя их не иначе как “глубокоуважаемый товарищ!” [34].
Искажения истории тюркских народов не потерпел и президент Турции Кемаль Ататюрк, который отстранил Заки Валиди от преподавательской деятельности в университете Стамбула и выдворил его из Турции [35].
Свою оценку личности Заки Валиди и его поступкам дали его современники: “Политика сильно сказалась на качествах Валидова как лидера, о чем сохранились свидетельства окружавших его людей. Так, по оценке X. Юмагулова, Валидов к этому времени уже представлял собой “политически беспринципного авантюриста и честолюбца”. Он перешел к туркестанским басмачам, которые приняли его в свою среду исключительно из-за слепой ненависти к большевикам” [36]. Отзыв Мустафы Чокая о Заки Валиди таков: “Валидов лишен необходимых для всякой дискуссии качеств — устойчивой логики и определенного морально-политического уровня... Оставлю в стороне менторский тон его письма. Так обычно поступают невежды, поднявшиеся выше уровня своей родной неграмотной стихии. Эти невежды страдают грандоманией и почитают себя призванными учить весь мир...” [37].
Мустафа Чокай и Заки Валиди далеки друг от друга как по характеру, так и человеческим качествам; разнятся они и по той роли, которую играли в эмиграции, в понимании целей и задач туркестанского национального движения.
Отсутствие анализа трудов М. Чокая и 3. Валиди в диссертации А. Кара и, как следствие, грубые ошибки в оценке их политической деятельности, незнание либо сознательное игнорирование подлинного характера взаимоотношений между ними приводят турецкого автора к ошибочным суждениям и выводам.
Утверждение автора о том, что Заки Валиди повлиял на формирование политических убеждений Мустафы Чокая, а также попытка поставить обоих на один уровень с точки зрения их вклада в туркестанское национальное движение несут на себе печать заданности.
Среди других работ о жизни и деятельности М. Чокая, опубликованных на казахском языке, следует отметить монографии Д. Кыдыралиева [38] и К. Есмагамбетова [39], которые представляют собой трактовку избранной темы с исторических позиций и охватывают главным образом туркестанский период жизни Мустафы Чокая.
Особняком стоят работы французских ученых Александра Беннигсена и Щанталь Лемерсье-Келькеже, чьи труды внесли огромный вклад в исследование истории тюркских народов СССР, в том числе Центральной Азии, и завоевали мировую известность. Их труд “La presse et le mouvement national chez les musulmans de Russie avant 1920” [40] основанный на анализе туркестанской прессы начала XX в., был посвящен национальному движению мусульман России до 1920 г. Авторы отмечают первостепенную роль джадидов в становлении политической прессы и распространении политической мысли среди мусульман России.
Джадид, активный сторонник реформирования мусульманского общества, Мустафа Чокай возглавлял редакцию газеты “Бірлж туы” среди сотрудников которой были такие видные деятели, как Султанбек Кожанов, Алибек Комус, Миржакып Дулатов. М. Чокай входил также в состав редакционной коллегии двуязычной (узбекско-татарской) газеты “Улуг Туркистан”, стоявшей на позиции единения народов Туркестана и отстаивавшей идею единства российских тюрок [41]. Несмотря на то, что джадиды состояли в разных партиях, их объединяла общая, национальная, идея. Поэтому после разгрома национальных автономий, провозглашенных в регионе Центральной Азии, Мустафа Чокай эмигрировал в Европу по заданию национальных организаций Туркестана. Это подтверждают архивные материалы КГБ Казахской ССР [42].
В работе А. Беннигсена и Ш. Лемерсье-Келькеже дается анализ широкого политического контекста, в котором разворачивалась деятельность Мустафы Чокая и его единомышленников. В большинстве своем джадиды искренне верили, что марксизм может открыть путь к избавлению от европейского колониализма, включая русский колониализм в его большевистском варианте. В результате теоретического осмысления марксизма они разработали собственную программу действий: период между 1918—1928 гг. обозначил, по утверждению авторов, уникальное историческое явление — мусульманский национальный коммунизм [43], одной из предтеч которого был джадидизм. Самыми крупными его теоретиками были волжские татары Мир-Саид Султан-Галиев [44], Галимджан Ибрагим [45], казахи Турар Рыскулов [46], Ахмет Байтурсынов, Алихан Букейханов, узбеки Абдуррауф Фитрат, Фай-зулла Ходжаев, азербайджанец Нариман Нариманов.
Идеи, теория и программа мусульманского национального коммунизма были изложены в их трудах, опубликованных в различных российских изданиях того времени. Они основывались на следующих постулатах:
1) классическая марксистская оппозиция “пролетариат против капитала” была возведена национал-коммунистами до национального уровня и превращена в оппозицию “пролетарские нации (в их числе все мусульманские) против мира промышленников”;
2) внутри "пролетарских наций” классовая борьба (социальная революция) должна поддерживаться до тех пор, пока не будет достигнута полная независимость от колониального промышленного господства, т.е. национальная свобода должна иметь абсолютный приоритет над социальной революцией;
3) колониальное господство (к примеру, России) при проведении социалистической революции не теряет своей колониальной сущности, что порождает полное недоверие ко всем европейским колонизаторам (в том числе и к их пролетариату);
4) на Востоке коммунистическая революция должна быть вначале представлена как движение за национальную свободу; на Востоке национальный коммунизм может и должен быть установлен только самими мусульманами без вмешательства русских и других европейцев и, при необходимости, вопреки их сопротивлению [47].
Анализируя причины вступления джадидов в партию большевиков, французские исследователи усматривают в их поступке тактический прием, а не идеологическое перерождение. Став коммунистами, они вели себя как настоящие марксисты, а не просто как "попутчики” [48]. Эта мысль французских авторов нашла свое развитие в ходе настоящего исследования.
Программа национал-коммунистов наиболее верно отвечала интересам мусульманского общества, что было подтверждено дальнейшим ходом истории: именно на период десятилетия пребывания алашординцев в структурах власти в Казахстане приходится расцвет культуры и науки казахского народа.
Результаты исследования А. Беннигсена и Ш. Лемерсье-Келькеже, свидетельствуют об общности позиции Мустафы Чокая и лидеров Алаш-Орды в фундаментальных вопросах идеологии и программы действий по организации социально-политической жизни туркестанского общества.
Выводы французскихученых определили выбор концептуальных подходов при проведении политологического анализа трудов Мустафы Чокая.
2. Проблема эмиграции в советский период рассматривалась историками, публицистами, пропагандистами, журналистами через призму идеологических установок по поиску и разработке новых методов и приемов борьбы с контрреволюцией, в русле политики советских спецслужб, формируя одновременно резко отрицательное отношение всего советского общества к белоэмиграции [49]. Среди причин оттока сотен тысяч выходцев из России и СССР советские авторы называли гражданскую войну, попытки сохранить белую армию и другие причины, обходя вниманием сам классовый подход большевиков, положенный ими в основу новой идеологии России и затем СССР. Принцип замалчивания исторической истины о судьбоносных событиях в жизни российского/советского общества, подмена правды ложью нанесли серьезный ущерб историческому сознанию народа. Теме борьбы с мелкобуржуазной контрреволюцией посвящена целая серия работ, увидевших свет в период перехода к НЭПу. [50]. Более объективно история российской эмиграции была изложена в книге "На чужбине” Льва Любимова, одного из журналистов-репатриантов [51].
Что касается работ постсоветского периода, посвященных теме российской эмиграции и в этом контексте затрагивающих деятельность Мустафы Чокая, то их характеризуют два подхода. Согласно первому, М. Чокай — сепаратист, сотрудничавший с немцами. Этой точки зрения придерживается ветеран советских спецслужб Л. Соцков [52]. Она также отражена в статье трех российских авторов: В. К. Былинина, А. А.Здановича, В. И. Коротаева [53].
Лев Соцков причисляет Мустафу Чокая к "радикальной эмиграции сепаратистского толка, которую иностранные разведки, в частности польская, использовали для дестабилизации обстановки на Кавказе, в Центральной Азии и других регионах СССР”, как указывается в аннотации к книге. Такого же мнения придерживаются коллеги Льва Соцкова В. Былинин, А. Зданович, B. Коротаев.
Названные авторы повторяют тезисы сталинской пропаганды о якобы существовавшей связи между правительством Кокандской Автономии и басмаческим движением и Мустафой Чокаем: "Басмаческое движение в Средней Азии, целью которого было отделение Туркестана от России и создание исламского государства тюркских народов, изначально опиралось на политическую и материальную поддержку из-за рубежа” [54]. Однако документальные данные, подтверждающие этот тезис, не приводятся.
Авторы придерживаются идеологизированного подхода в рассмотрении деятельности антибольшевистского движения "Прометей”, указывают, что Мустафа Чокай возглавлял Туркестанский национальный комитет, созданный на территории Германии [55].
Другая, более объективная, позиция присуща ученым-историкам Российской Академии наук, опубликовавшим в 1999 г. 23 письма А. 3. Валидов а и М. Чокаева и фрагменты рецензий Мустафы Чокая на две работы Ахмет-Заки Валидова: "Bugiinkii Turkistan ve Yakin Tarihi” ("Современный Туркестан и его недавнее прошлое”), вышедшую в Каире в 1928 г., и "Onyedi kumaltisehri ve Sadri Maksudi Bey” ("Семнадцать городов, покрытых песком, и Садри Максуди Бей”), изданную в Стамбуле в 1934 г. Автор предисловия профессор В. Булдаков, автор комментариев — кандидат исторических наук C. Исхаков.
Из двадцати трех писем первые четыре письма адресованы Заки Вали-довым (в эмиграции Заки Валиди Тоган) Сталину, представителю СССР в Берлине Н. Н. Крестинскому, министру иностранных дел Турции Т. Рюштю и представителю СССР в Анкаре Я. Сурицу. Заки Валиди является таже автором еще 12 писем, адресованных им польским деятелям Шетцелю и Голувко. Оставшиеся семь писем принадлежат Мустафе Чокаю и адресованы они поляку Дабровскому. Все 23 письма взяты из архивов движения "Прометей”. Переписка позволяет, по мнению В. П. Булдакова, "оценить масштабы деятельности различных спецслужб в период между двумя войнами”. "Заки Валидов и Мустафа Чокаев — продолжает он, — две фигуры, ставшие объектами особого внимания польской разведки, хотя в их эпистолярном наследии просматриваются некоторые ранее неизвестные черты иных политиков и иных спецслужб”.
В предисловии нет обоснования выбора ни периода, ни авторов писем. Не указывается причина, по которой нет ответов от лиц, кому эти письма были адресованы. Нет также уточнения, каких “иных политиков” и "иных спецслужб” имеют в виду авторы предисловия и комментариев.
Содержание и стиль писем не оставляют сомнений в том, что они являются частью некоей неуточненной ситуации. Анализ содержания писем дает основание предположить, что сотрудники польских разведслужб, пытаясь выяснить причины интереса своих советских коллег к Мустафе Чокаю, со своей стороны проводят расследование обстановки внутри туркестанской эмиграции. Именно по этой причине в поле их зрения оказываются М.Чокай и 3. Валиди. Четыре письма, датированные 1924—1926 годами, стоят особняком от оставшихся девятнадцати, которые относятся к периоду пребывания Мустафы Чокая и Заки Валиди в движении “Прометей” (1926—1940 гг.). Названные четыре письма, по времени выходящие за рамки прометеевского периода, приведены в качестве приложения, и на них ссылается Заки Валиди для аргументирования своей позиции. Так, 12 мая 1929 г. Заки Валиди в постскриптуме своего письма, адресованного В. Голувко, писал: “Для сведения прилагается копия моих писем советскому правительству, о которых речь шла в мою бытность в Варшаве” [56].
Упомянутые 19 писем, на наш взгляд, содержат ответы на поставленные польскими деятелями вопросы относительно личных взаимоотношений
3. Валиди и М. Чокая. Вполне допустимо, что деградация их отношений была результатом интриг, организованных советскими спецслужбами с целью развала движения “Прометей” изнутри. Как указывал глава польской экспозитуры капитан Э. Харашкевич, Валидов “является не обычным агентом ГНУ, а нереалистичным политиком с болезненными амбициями и интриганскими наклонностями, обманутого и используемого Советами” [57].
Научный совет Российской Академии наук впервые опубликовал малую толику прометеевских архивов. Несмотря на попытку деидеологизирован-ного подхода, иногда дается недостоверная информация, например, утверждение о том, что Мустафа Чокай умер в 1942 г., а до этого “активно формировал из военнопленных мусульман Туркестанский легион для боевых действий против Красной армии” [58] .
Одна из обширных публикаций о прометеевском движении принадлежит перу французского исследователя Этьенна Копо [59]. В статье проанализирован огромный пласт историографического и биографического материала, в чем большим подспорьем было знание Э. Копо турецкого языка. Автор сфокусировал свое исследование, прежде всего, на участии в движении видных деятелей тюркского мира, чья национально-освободительная борьба была в тот период неразрывно связана с борьбой антибольшевистской. Однако в силу того, что раскрытие темы прометеизма и прометеевского движения требует от исследователя изучения большого массива публикаций на разных языках (в первую очередь, русского), сличения архивных документов из западных архивов с советскими архивными документами, знания тонкостей внутренней и внешней политики СССР сталинского периода, опоры на программные документы прометеевского движения, теоретических знаний о сепаратизме и национально-освободительных движениях, некоторые тезисы статьи Э. Копо, на наш взгляд, нуждаются в дополнительной аргументации и корректировке. Например, утверждение об участии Мустафы Чокая в создании легиона [60].
Публикации, увидевшие свет в Казахстане и за его пределами, различаются подходами к рассматриваемой проблеме, но обнаруживают близость позиций авторов в отдельных вопросах.
Перечисленные работы написаны либо в публицистическом ключе, либо с исторической точки зрения.
Объектом нашего исследования является общественно-политическая и научно-теоретическая деятельность М. Чокая, а также его взаимодействие с другими лидерами национальных движений в рамках антибольшевистского движения “Прометей”.
Предметом анализа настоящего исследования являются труды Мустафы Чокая, а также политический статус и масштабность его мышления как политического лидера.
Цель и задачи работы заключаются в исследовании политологического наследия М. Чокая, сконцентрировавшего в себе его идеи по консолидации туркестанского общества. В соответствии с поставленной целью сформулированы следующие задачи:
— определить характерные особенности тоталитарного режима большевиков, способствовавшие появлению национальных движений и выдвижению на историческую арену политических лидеров новой формации;
— провести политологический анализ трудов М. Чокая и определить принципиальные моменты его идей по формированию гражданского общества;
— показать актуальность трудов М. Чокая и его сподвижников по “Прометею” для современного постсоветского общества в целом и для центральноазиатского региона в особенности;
— исследовать политическую деятельность Мустафы Чокая как лидера национального движения в его взаимодействии и сотрудничестве с другими лидерами-единомышленниками, провести анализ его личностных характеристик, определить его роль и место в коллективной деятельности;
— выявить основополагающие признаки национальных движений за самоопределение и их отличие от движений сепаратистского толка;
— показать специфику антибольшевистского движения “Прометей”, его отличие от других эмигрантских движений и организаций, действовавших на территории Европы;
— исследовать идеологические задачи “Прометея” и основные методы его пропагандистской деятельности;
— выявить степень влияния деятельности М. Чокая и его сподвижнков по “Прометею” на политические процессы в СССР;
— проанализировать природу и характер политико-идеологического противостояния сталинской администрации и движения “Прометей”;
— исследовать причину уникальности движения “Прометей” не имевшего в XX в. равных себе по масштабам деятельности и по долгожительству и оставившего после себя огромное политологическое наследие;
— выявить и проанализировать условия создания Туркестанского легиона, а также рассмотреть возможность причастности к его созданию Мустафы Чокая, как это утверждала сталинская пропаганда, либо его непричастности к формированию легиона;
— подтвердить либо опровергнуть наличие связи М. Чокая с западными, в частности нацистскими, спецслужбами.
Научная новизна исследования заключается:
— в самой постановке проблемы, в неизученности в отечественной политологической науке письменного наследия Мустафы Чокая, в частности его идей по консолидации туркестанского общества;
— в исследовании впервые в рамках отечественной политологической науки вклада М. Чокая в мировое демократическое движение;
— в комплексном анализе личностных характеристик Мустафы Чокая как лидера туркестанского национального движения;
— во введении впервые в научный оборот многочисленных архивных документов, сохранившихся в европейских фондах и имеющих непосредственное отношение: а) к политической деятельности М. Чокая и раскрывающих неизвестные страницы его политической биографии; б) к истории создания Туркестанского легиона на территории Германии и раскрывающих подоплеку некоторых сторон советской внешней политики, тем самым позволяя по-новому оценить известные исторические события;
— в самом подходе к изучению эмигрантской деятельности Мустафы Чокая как основателю зарубежной ветви туркестанского национального движения;
— в определении роли и места эмиграции в национальном движении;
— в выявлении тесной взаимосвязи внешней и внутренней ветвей туркестанского национального движения;
— в осмыслении фактора противостояния лидеров национальных движений тоталитарным режимам;
— в исследовании категории культуры ведения совместной политической борьбы, которая была одним из основополагающих принципов движения “Прометей”;
— в систематизации опыта уникального демократического движения, каковым был “Прометей”, объединивший в своих рядах неординарных политических деятелей;
— в проведении политологического анализа неизвестных отечественной науке публикаций Мустафы Чокая и его соратников в контексте мировой, а также внутренней и внешней политики советского правительства;
— в исследовании истории Туркестанского легиона, задуманного в русле восточной политики Третьего рейха;
— во введении впервые в научный оборот архивных документов, которые вносят ясность в политическое поведение М. Чокая в экстремальной ситуации: причины его эмиграции в Европу, согласия перебраться из Парижа в Берлин летом 1941 г., выдвижения своего условия немецкой стороне после встречи с соотечественниками в концлагерях;
— во введении впервые в научный оборот целого комплекса документов из архивных центров Европы, позволивших воссоздать этапы реализации проекта руководства рейха по формированию Туркестанского легиона;
— в документальном опровержении утверждения о причастности Мустафы Чокая к созданию легиона;
— в опровержении обвинений в адрес Мустафы Чокая о его сотрудничестве с западными, в частности нацистскими, спецслужбами.
Положения и выводы исследования:
— представляют ценность для разработки государственных программ по построению гражданского общества;
— могут оказать помощь в составлении учебников и учебных пособий по истории, политологии и журналистике;
— раскрывают подоплеку ряда политических событий, имеющих прямое отношение к биографии народов Туркестана, СССР и Европы;
— раскрывают неизвестные страницы жизни и деятельности туркестанской политической эмиграции в Европе;
— могут оказать помощь политикам в их поисках ненасильственных форм противостояния диктаторским режимам;
— позволяют раскрыть личность М.Чокая как политического деятеля и теоретика от политики, внесшего вклад в мировое демократическое движение;
— вносят вклад в дело восстановления былого достоинства безвинно убиенного и оклеветанного сына казахского народа Мустафы Чокая.
В область практической значимости настоящей работы следует отнести и два следующих факта, внесших лепту в летопись казахско-французских отношений:
— в ходе поисковых работ было выявлено участие туркестанских военнопленных в освобождении Франции от нацистской оккупации; в деревне Жукевиель близ Тулузы посольством Казахстана во Франции в 1995 г., год пятидесятилетия окончания Второй мировой войны, была открыта мемориальная доска “В память о казахах и всех тех, кто погиб за освобождение Франции”, которая включена в число памятников, охраняемых правительством Франции. История участия туркестанских легионеров в боях за освобождение южного региона Франции рассказана в документальном фильме французских кинематографистов “Ради горсточки земли” созданном при участии автора настоящей диссертации:
— исследование политической деятельности Мустафы Чокая в эмиграции, изложенное в документальном фильме “Зар, или Отлученные от Родины” (автор сценария Бахыт Садыкова) и ее книгах, включая “Mustafa Tchokay dans le mouvement prometheen”, написанную ею на французском языке и изданную во Франции под грифом Французского института исследований Центральной Азии, могут стать основанием для увековечивания памяти Мустафы Чокая во французском городе Ножансюр-Марн.
Рассмотрим следующие основные положения о:
1) существовании двух ветвей туркестанского национального движения: зарубежной, которая возглавлялась М. Чокаем, эмигрировавшим во Францию по заданию национальных организаций Туркестана, и внутренней, которая возглавлялась деятелями партии “Алаш”, в частности Алиханом Букейхановым и Миржакыпом Дулатовым; новом этапе развития национального движения Туркестана, обозначившем начало деятельности двух взаимосвязанных и взаимодополняющих частей единого движения;
2) развитии Мустафой Чокаем теоретических основ туркестанского национального движения, действовавшего в нестандартных для того времени условиях; роли и значении эмиграции в национальном движении; значении тюркского единства; роли политической конъюнктуры; политологическом анализе целей и задач национальной политики большевиков, проведенном М. Чокаем, и раскрытии сущности понятий “панисламизм” “пантюркизм”, “национализм”, “шовинизм”, которыми оперировали его политические оппоненты, бичуя “буржуазных националистов”;
3) формах взаимодействия лидеров национальных движений в рамках движения “Прометей” и методах ведения ими совместной политической борьбы за право наций на самоопределение; эффективности сотрудничества и его влиянии на политические процессы в СССР, Европе и мире; роли научноаналитического подхода в борьбе с тоталитарным режимом, выражавшемся в выработке общих идейных установок, разработке организационных форм, совместных усилиий по приданию движению точных и одновременно гибких форм интернационала и создании в этих целях ясной идейной платформы; расширении сети клубных ячеек “Прометея” в различных странах и координации их работы;
4) роли и месте периодических изданий “Прометея” на французском и национальных языках, в частности “Яш Туркестана”, в пропаганде идей национальных движений; их связи при посредничестве прометеевских агентов с источниками и поставщиками информации из СССР;
5) методах борьбы, использованных противоборствующими сторонами, в данном случае лидерами прометеевского движения и Сталиным, вполне обоснованно усмотревшим в деятельности движения серьезную угрозу устоям своей диктаторской власти; политико-пропагандистских и криминальных методах, использованных Сталиным; советских спецслужбах, которым была вменена задача первостепенной важности—борьба с лидерами эмигрантских движений на Западе; тактике и стратегии деятелей “Прометея” сумевших зажать Москву в пропагандистское кольцо; противоборстве польских и советских спецслужб;
6) противоборстве соперничавших на международной политической арене идеологий большевизма и фашизма, кардинально изменивших расстановку политических сил в Европе и мире, внесших смятение в ряды русской и национальной эмиграций и сделавших неизбежной военнополитическую конфронтацию двух тоталитарных режимов, проведя первую пробу сил на территории Испании; Испании как пробном полигоне для предварительной отработки методов сталинского террора внутри СССР;
7) Туркестанском легионе, созданном из числа военнопленных тюркского происхождения на территории Европы по инициативе руководства Третьего рейха в период Второй мировой войны; использовании военнопленных под обманным лозунгом борьбы с большевизмом “для сбережения немецкой крови на фронтах”; необоснованности утверждения советской пропаганды о причастности Мустафы Чокая к созданию легиона;
8) необоснованности утверждений о связях М. Чокая с нацистскими и другими западными спецслужбами; дифференциации понятий “разведка и шпионаж”, первое из которых использовалось советской пропагандой для оправдания своих действий, а второе — для шельмования политических оппонентов;
9) концептуальной основе государственной идеологии с точки зрения прометеевцев;
10) основных направлениях внутригосударственной политики, нацеленной на формирование гражданского общества.
Источниковая база исследования объединяет целый комплекс документов и материалов, в преобладающем большинстве своем добытые в результате поисковых работ в европейских архивах:
1) документы, дающие представление о политической ситуации в Туркестане, СССР и мире и помогающие понять подоплеку событий, анализируемых Мустафой Чокаем и его сподвижниками;
2) свыше ста публикаций М. Чокая (статьи, выступления, личные записи) на казахском, русском, французском языках, увидевшие свет на страницах периодических изданий движения “Прометей” (“Яш Туркестан” “Promethee”, “La Revue de Promethee”) и других западных изданий;
3) материалы из личного архива Мустафы Чокая;
4) личная переписка прометеевцев;
5) мемуарные записи и интервью людей, близко знавших М. Чокая и его окружение;
6) публикации отечественных и зарубежных авторов, содержащие самые разные мнения по рассматриваемым вопросам;
7) записи бесед, протоколы допросов, служебные записки, рапорты, донесения сотрудников дипломатических и военных миссий, а также агентов спецслужб;
8) материалы советской прессы;
9) энциклопедичские статьи.
Хронологические рамки исследования охватывают главным образом период пребывания Мустафы Чокая в политической эмиграции в Европе, т. е. с 1921 г. до даты его кончины в Берлине — 27 декабря 1941 г. Вместе с тем, в некоторых случаях при исследовании процесса становления М. Чокая как лидера национального движения в работе предпринимается ретроспективный отход к предыдущим годам его жизни.
Теоретической и методологической основой исследования являются оригинальные труды самого Мустафы Чокая и его соратников по политической борьбе на казахском, русском, французском, немецком языках, труды отечественных и зарубежных ученых, имеющие концептуальный характер по некоторым аспектам настоящего исследования, постулаты видных зарубежных ученых. Таким образом, настоящее исследование проведено с опорой на различные теоретико-методологические парадигмы.
Наряду с методами политологии в работе использованы методы других смежных наук, таких, как история и политическая психология.
а) Методы собственно политологического анализа:
— компаративный анализ исторической обстановки, в которой проходило становление лидера национального движения и разворачивалась его политическая деятельность;
— метод политического прогнозирования;
— контент-анализ.
б) Методы, применяемые в политической психологии:
— анализ поведения лидера в конкретной политической обстановке;
— дистанционный анализ: из-за историко-временной отдаленности исследуемой личности основная опора делается на изучение текстов его статей, книг, выступлений, а также на анализ сведений, полученных от третьих лиц, как должностных (например, донесения агентов), так и его родных, соратников, оппонентов;
— психобиографический подход, позволяющий видеть в отдельном политике носителя определенной политической культуры.
в) Методы лингвистического анализа:
— свертывание и развертывание информации при логико-семантическом анализе текстов;
— компонентный анализ.
г) Логический анализ.
Апробация результатов исследования. Рукопись была обсуждена на заседании кафедры теоретической и прикладной политологии КазНПУ им. Абая. Отдельные части исследования были обсуждены и получили положительный отзыв на международных научных конференциях, состоявшихся в Казахстане (Астана, Алматы) и Франции (Париж). Содержание исследования нашло отражение в 35 публикациях на русском, казахском и французском языках, из которых четыре увидели свет за рубежом — России и Франции.
Статьи опубликованы в таких отечественных изданиях, как “Саясат” “Казахстан-спектр” “Поиск” “Высшая школа Казахстана”, “Евразийское сообщество”, “Вестник КазНУ им. аль-Фараби”, сборники университета “Кайнар”, сборник Евразийского университета им. Л. Н. Гумилева совместно с TACIS “Безопасность, дипломатия и международное право”, сборник Дипломатической Академии МИД РК совместно с TACIS “Казахстан и мировое сообщество”, периодическое издание МИД РК “Дипломатический курьер” и др.
Зарубежные публикации представлены четырьмя публикациями: в научном журнале “Вопросы гуманитарных наук” (Москва), научно-документальном журнале “Гасырлар авазы” (Казань), эссе “Mustafa Tchokay dans le mouvement рrоmethёеп” (Париж), изданное под грифом Французского института исследований Центральной Азии, а также сообщением “Les impacts des idёes de Mustafa Tchokay”, сделанным на международной конференции в Париже и опубликованным на сайте исследовательской сети Института азиатских миров, Национального центра научных исследований Франции, Фонда Дома наук о человеке (Париж).
За серию работ, раскрывающих неизвестные страницы жизни и политической деятельности журналиста Мустафы Чокая на страницах отечественных СМИ и зарубежных изданий, автор удостоена звания Лауреата премии Союза журналистов Казахстана за 2008 г. в номинации “научно-исследовательская работа”.
Положения, выносимые на защиту, прошли также апробацию:
— в четырех книгах автора общим объемом в 47, 4 п.л.:
1) “Mustafa Tchokay dans le mouvement рromethёеп” Париж, 2007;
2) “Мустафа Чокай”, Алматы, 2004;
3) “История Туркестанского легиона в документах” Алматы, 2002;
4) Мария Чокай “Я пишу Вам из Ножана...(воспоминания, письма, документы)”; составление и перевод Бахыт Садыковой. Алматы, 2001;
— в выступлениях на международных конференциях, организованных:
1) Дипломатической Академией Евразийского университета им. Л. Гумилева в Астане 18—19 января 2001 г.,
2) университетом “Кайнар” 5 — 9 июля 2007 г.,
3) институтом философии и политологии МОН РК, университетом “Кайнар”, международным институтом экономики СЕДИМЕС (Париж), международным университетом “Дубна” (Москва) 10—11 июля 2008 г.,
4) Институтом азиатских миров, Национальным центром научных исследований, Фондом Дома наук о человеке (Париж) 25—27 сентября 2007 г.:
— в двух документальных фильмах, в создании которых принимала участие автор данного научного исследования: “Зар, или Отлученные от Родины” (Казахстан, 1998 г.) и “Pour une poignee de terre” [“Ради горсточки земли”] (Франция, 1994 г.).