Над Берлином небо отсвечивало заревами пожаров. Всюду гремело утробно, будто кто-то беспорядочно бил в огромный барабан. Воздух пропитан копотью и пороховой гарью, смрадом жженого железа, горелого тряпья.

 

Всю ночь мы активно готовились к предстоящему штурму здания министерства авиации. В то же время уничтожали отдельные группы фашистов, как тараканы выползавших из подвалов и подземных переходов здания гестапо. Они пытались прорваться на север.

 

Наступило 30 апреля. Ранним утром я побывал в ротах, предупредил командиров, чтобы берегли людей. В эти дни особенно тяжело переживалась потеря каждого бойца. Потребовал самым тщательным образом обеспечивать огневое прикрытие. Один делает рывок вперед, другой ведет огонь. Так и на улице, и в доме, и в подвале...

 

Берлин был застроен плотно. Нужно сказать, мы были хорошо обеспечены картами этого города, причем все улицы, названия административных зданий были обозначены точно. Это очень помогало, особенно при боях в центре города. Как тут было не сказать спасибо топографам?

 

В Берлине наши солдаты творили прямо-таки чудеса, проявляя при этом смекалку, хитрость. Не помню сейчас названия здания перед министерством авиации, знаю только, что оно было очень длинным и удобным для обороны. Солдаты первой роты Савченко, Синельников и Дрыгин сквозь ливень пуль каким-то непостижимым образом пробились в здание и водрузили над ним Красный флаг. Это воодушевило всех солдат батальона, и они, как на крыльях, пошли в атаку, на дула пулеметов и автоматов врага. Громадный мрачный дом был взят штурмом. Многие фашисты побросали автоматы и сдались в плен.

 

А впереди следующий квартал. Тут задача еще более сложная. Главное - захватить здание министерства последний сильный опорный пункт гитлеровцев на пути к имперской канцелярии.

 

Здание было тщательно подготовлено к обороне. Фашисты умели делать это. Окна и пробоины от снарядов в стенах были заложены кирпичом, мешками с песком. Из бойниц из-за мешков, выступов настороженно торчали стволы пулеметов, малокалиберных орудий, снайперских винтовок, головки фаустпатронов. За толстыми стенами затаились пираты Геринга. Они знали, что пощады им не будет за все те Зверства, что они творили на советской земле, в оккупированных странах Европы.

 

Боеприпасов у фашистов было много, и они стреляли непрерывно. Бой завязался очень тяжелый. Засевшие в здании враги хорошо видели нас и стреляли прицельно.

 

Чтобы быстрее сломить сопротивление врага, артиллеристы закатывали орудия на верхние этажи разрушенных зданий и оттуда вели огонь прямой наводкой. Танкисты пристраивали к лобовым частям и бокам боевых машин стальные плиты и металлические сетки, которые предохраняли от поражений фаустпатронами. Фаустников называли «танковыми дьяволами». В городе, где ограничен обзор, труднее вести наблюдение, они представляли серьезную опасность и расстреливали танки с флангов, с тыла, а то и в упор.

 

Я приказал затащить на верхние этажи «Максимы», как было при штурме здания гестапо, и бить по огневым точкам, прикрывая саперов, обезвреживающих мины на подступах к министерству.

 

После очередного артиллерийского налета наш 1052-й и 1050-й стрелковые полки начали штурм здания министерства. И вновь атака успеха не принесла. Пришлось залечь и под прикрытием дымовых шашек отойти на исходный рубеж.

 

Я снова побывал в ротах, подбодрил командиров, бойцов, хотя и без того все были настроены на победу. Все знали -фашистам долго не удержаться.

 

Часа через три снова атака, снова штурм. На этот раз некоторые отделения и взводы ворвались в здание, завязали огневой и рукопашный бой. За ними устремились целые роты. Несколько часов шли жестокие схватки на этажах, в кабинетах логова Геринга. К исходу дня здание было захвачено. Над ним взвился наш победный флаг.

 

В это время мне сообщили из штаба полка, что гвардейцы генерала Шатилова водрузили Красное знамя над рейхстагом. Я немедленно передал эту весть в роты. Она воодушевила личный состав на новые героические подвиги, бесстрашие в штурме последних бастионов фашистского логова.

 

Поступил приказ очистить от фашистов все подвалы и крыши зданий квартала министерства авиации. Штурмовые группы батальона выкуривали фашистов из всех дыр. Особенно много оказалось их в многоэтажных подземных помещениях. Теперь даже эсэсовцы сопротивлялись не так ожесточенно. Многие сдавались. В их глазах был страх. Каждому хотелось жить.

 

Все чаще солдаты противника выбрасывали белые флаги.

 

Когда батальон атаковал очередное здание, я увидел в окне белый флаг. Доложил, что к нам просятся вражеские парламентеры. Командир полка подполковник А.И.Пешков приказал прекратить огонь и выслать офицера, чтобы привести парламентеров к нему. Через некоторое время офицер из штаба полка (фамилию не помню) привел двух немцев. Один из них - офицер, другой, видимо, переводчик. Вид у них был далеко не бравый, но они старались казаться спокойными. Что с ними было дальше, не знаю. Ясно одно, в штабе полка, дивизии разговор, безусловно, шел о капитуляции.

 

Вечером боевые действия снова возобновились. Фашисты вели сильный огонь из подвалов и с чердаков.

 

Нашему полку была поставлена задача продолжать очищать квартал. С нами действовал самоходный отдельный артиллерийский дивизион (СОАД). Всю вторую половину дня самоходные орудия вели огонь по подвальным окнам, превращенным гитлеровцами в амбразуры дотов; стрелковые батальоны уничтожали фашистов, засевших в коридорах и комнатах. С наступлением темноты большая часть самоходных установок встала в проломы зданий и открыла огонь. Батальон сосредоточился за зданием. Я поздравил бойцов с успешным боем. Мне почему-то казалось, что эта ночь была последней перед решающим боем.