К Снегину всю жизнь тянулись такие же необычайные, как и он сам, люди. Он их любил братски. Они его — тоже. И, как говорится, за добрым (а случалось и — за взыскательно-строгим) словом для них он никогда в карман не лез. Оно, это слово, всегда было наготове -лежало на душе и на сердце.

 

Тут более чем явственна высоконравственная одновалентность его и ВСЕХ этих людей, назвать которых даже посписочно нет никакой возможности. А такое желание огромно, и все-таки может статься так, что когда-нибудь выйдет в свет, скажем, объемистый альбом под условным названием "Верные друзья и побратимы Снегина". И вот тогда-то мы вновь поразимся — какой огромный Город Солнца можно населить (пока, разумеется, в нашем воображении) этими людьми — прекрасными при всей несхожести их личных симпатий (и антипатий тоже).

 

Общеизвестно (в Казахстане, России, на Кубе, прежде всего) великое побратимство Снегина с Героем Советского Союза Баурджаном Момыш-улы, который перед горькой кончиной доверил самое сокровенное из написанного им Дмитрию Федоровичу, зная, что нет на белом свете для него человека надежнее и вернее.

 

А сколько проникновенных газетных строк и книжных страниц посвятил ему сам Снегин! Они притягательны обнаженной правдой и психологической глубиной охвата яркого характера Момыш-улы, очень неудобного для многих совре-менников-хамелеонов. Да и за справедливое присвоение ему звания Героя первым начал ратовать Снегин.

 

Фронтовым побратимом его стал генерал-полковник артиллерии, Герой Советского Союза Николай Михайлович Хлебников. Тот самый Хлебников, кто в Гражданскую войну обеспечил Василию Ивановичу Чапаеву почти мгновенное освобождение города Уфы (ключевого в стратегической операции) от неприятеля точечным применением химических снарядов. Конвенций на их табу тогда еще не было. Обе стороны — белые и красные — не гнушались попользовать оные.

 

Как благодарно радовался Снегин и даже молодел, когда я после своих затяжных архивно-библиотечных свиданий с музой Клио приносил ему новую добычу-трофей в виде текстового ксерокса очередной российской или еще какой-либо публикации о Хлебникове да еще и с фотоснимком впридачу!

 

"Вот он — готовая "Повесть о настоящем человеке"! -говорил Дмитрий Федорович, вглядываясь в запечатленные объективом суровые черты богатырски сложенного Хлебникова, кстати, поразительно схожие со Снегинскими. Схоже говорил он и о других людях, которые были ему особенно близки и любы.

 

За неуемную страсть к самой современной боевой технике той поры и авиа- и автомоторизации регулярного войска Хлебников боготворил комдива Чапаева. И Панфилов с гордостью именовал себя чапаевцем, причем, именно в этом смысле -приверженности ко всем рациональным армейским новациям.

 

Старый чапаевец, потом буденновец, а в Отечественную войну панфиловец Дмитрий Шершин после нее насылал своему полковому командиру Поцелуеву-Снегину из Харькова эпистолярии в стихах и прозе, выказывая несомненный, но, увы, никем не востребованный самородческий дар слова, зоркого и свободного: "Я еще до Семнадцатого года протопал половину Персии на собственных ногах и облазил на животе ее горы-вершины. Был я пехотинцем, но рядом действовал Второй Семиреченский полк — в Хамадане. Хорошо помню их, молодцов!.."

 

Снегин звал его свидеться в Семиречье, тряхнуть стариной. Шершин, вымахнувший в свое время в начальники Политотдела Панфиловской дивизии, сердечно отвечал: трясти нечем, он уже много лет без чуба, очень запомнившегося Снегину, — абсолютно лыс и кивал на собственное здоровье, ставшее с годами, увы, отнюдь не богатырским: "Если судить о нем применительно к балльной системе, то у него, моего здоровья, много двоек, очень мало троек, о четверках молчу… А что касается Бахуса, то я с ним давно не в ладах, к его щедростям не обращаюсь, зная коварство этого суслика. Да и к тому же он активист НАТО, а я член Бюро секции ветеранов Советской Армии и старых большевиков — генералов и офицеров запаса и в отставке, по мере сил работаю против НАТО, изредка выступаю с боевыми воспоминаниями… Любовно берегу Ваши письма. Чрез них вижу даль прошедшего и сызнова верю в наш общий дух проницательного, крепкого товарищества и сомкнутой дружбы..." (ЦГА РК, ф. 1965, оп. 1, д. 661, л. 7; оп. 2, д. 153, лл. 1, 16-17,22).

 

А кому принадлежит режиссура Онегинского фильма "Мы из Семиречья"? Любой наш киновед ответит: "Ходжикову и Очкину". Талант и жизнь фронтовика, заслуженного деятеля искусств республики, по ВГИКу питомца великого Довженко Султан-Ахмета Ходжаевича Ходжикова аттестовывать не надо. Истиный подвижник, Ходжиков крупной фигурой вошел в историю казахстанского и общесоюзного кинематографа. Но вот, полагаю, не каждый скажет, что А.И. Очкин повторил на Курской дуге подвиг Александра Матросова и — невероятно! — остался в живых.

 

А с каким удовольствием и, сказал бы, романтической ноткой и верой в творческий успех отзывался Дмитрий Федорович о литературных удачах казахских прозаиков Касыма Кай-сенова и Ади (Адия) Шарипова, поэта Жумагали Саина, чьи биографии украшало легендарное партизанское прошлое на братской земле Белоруссии и Украины. В статье о повести "Дочь партизана" писал гайдаровски просто:

 

"Со своими героями Ади Шарипов расстается в самый трудный для них период: решительная, победная борьба еще впереди. Он мечтает писать вторую книгу о боевых друзъях-товарищах. Хорошая мечта. Читатель будет с нетерпением ждать ее осуществления. Прочитав первую книгу писателя, он убедился: Ади Шарипову есть что рассказать и он умеет рассказывать". (ЦГА РК, ф. 1965, оп. 1, д. 415, л. 5).

 

А в невымышленный образ комиссара Груданова из романа казахстанского писателя-фронтовика Василия Ванюшина "Жизнью обязаны" Снегин братски влюбился. И вот тут-то ему показалось, что республиканского коэффициента упоминаемости для комиссара Груданова — "Человека и Солдата с большой буквы ” — и его литературного создателя будет маловато. Тогда Дмитрий Федорович обратился с просьбой в редакцию газеты Министерства обороны СССР "Красная Звезда". (ЦГА РК, ф. 1965, оп. 1, д. 418, лл. 1-6). Там откликнулись с пониманием — крупная статья Снегина "Комиссар Груданов" была напечатана в этой газете 7 февраля Шестьдесят седьмого года. Слово в слово.

 

Настоящие герои, как правило, никогда не кичатся своим геройством. Дмитрий Федорович тоже, как Момыш-улы, Хлебников, Очкин, Джетпысбаев, Курганов, Логвиненко, Семи-баламут, как многие другие его фронтовые побратимы всю свою жизнь крепко держался этого правила.

 

Никогда не козырял он пожизненным дружеством со своим ровесником и земляком Динмухамедом Ахмедовичем Кунаевым, который не раз и не два держал совет с ним по архиважным проблемам.

 

Вспоминая об этом, вновь возвращаюсь к мысли об альбоме под названием — "Верные друзья и побратимы Снегина".

 

Как наяву вижу этот альбом. И так ли уж и не осуществима мечта о нем?