ГЛАВА I
“ВОЛГА-ВОЛГА - МАТЬ РОДНАЯ...”
Полуденное марево неподвижно повисло над разморенной от жары степью. Легкие дуновения горячего ветерка разносили окрест аромат жусана - полынь-травы. Смолкли заливающиеся с самого раннего утра жаворонки, затихло стрекотанье кузнечиков. Лишь величественные степные курганы - свидетели древних сарматских поселений, бесстрастно взирали на живописную процессию женщин и детей на степной дороге. Улыбки, крики, смех, букеты цветов - жены и дети встречали мужей и отцов, возвращавшихся с марш-броска.
Стояла удивительно солнечная, жаркая осень 1937 года, казалось, лето надолго воцарилось в Поволжье и наступившее “бабье лето” еще не скоро сменят осенние холода. В озаренной степи устремились друг к другу и слились в бурном водовороте пестрый поток встречающих и колонна военных. Среди всеобщего гвалта жены, дети обнимали усталых, покрытых дорожной пылью мужчин и тут внезапно грянул будоражащий слух “Интернационал” - это заиграл, сияя на солнце трубами, военный духовой оркестр. Под звуки марша, мужчины приободрились, подтянулись и пошли, чеканя шаг и выкрикивая в ритм слова песни. Пение, объятия, - все смешалось в единую, красочную картину...
Среди изнуренных и восторженных лиц, выделяясь, приковывало взор спокойное лицо санитарного инструктора Карла Бельгера. Он размеренно и целенаправленно работал: приободрял молодых новобранцев, впервые участвовавших в марш-броске, советовал бывалым бойцам, как приберечь силы. Он зорко следил за здоровьем вверенного ему контингента всей военной школы летчиков г. Энгельса, и сопровождал военных во время марш-бросков. Дистанции, определяемые командованием, были изрядной протяженности: в 10-15, а наиболее продолжительные на выносливость даже в 50 километров.
В любую погоду и в холод и в зной в первых рядах колонны вместе с красноармейцами вышагивал поджарый, высокий лейтенант медицинской службы — Карл Фридрихович Бельгер. Отслуживший 7 лет в рядах Рабоче-Крестьянской Красной армии Карл Бельгер был родом из крестьянской семьи села Мангейм, Гнаденфлюрского кантона Автономной ССР Немцев Поволжья. Его отец - Фридрих Генрихович Бельгер добросовестно отслужил стражником-рядовым в Российской армии. В его “послужном листе” за подписью Новоузенского уездного воинского начальника было отмечено: рядовой-стражник Фридрих Бельгер имел репутацию в рядах армии честного, ответственного служащего, хотя особыми наградами отмечен не был.
Вскоре отставной Фридрих Бельгер, вернувшись в родное село Мангейм завел семью, зажил простым крестьяни-ном-бауэром. Трудясь на земле в поте лица, он приучил добросовестной работе своих семерых детей, не раз внушая им немецкую, старую как мир, истину: “Работа услащает жизнь”. Извечное стремление к труду, а также и тяга к справедливости были семейной чертой Бельгеров. Труд, честность и истина — эти три постулата чтились в крестьянской семье, прослывшей в селе Мангейм бедной и порядочной.
Дети Фридриха Бельгера не чурались работы с раннего детства. Его шестой ребенок - Карл, работал пастухом-подпаском. Единственным богатством Карла в то время была старая мандолина, он лихо наигрывал на ней “Интернационал”, эту песню принесли с собой ветры перемен. Советская власть нашла искренний отзыв в душе подростка. Карл одним из первых вступает в ряды комсомола и с завидным упорством отдает все свое время организации в родном селе красных уголков, ленинских клубов, изб-читален, субботников и воскресников. Его “всецело захватит вихрь бурной жизни со всеми перекосами и перегибами, и дерзкий пафос и дух того крутого времени войдет в его плоть и кровь, станет нравственным идеалом всей его оставшейся жизни”. К молодым последователям новой власти жители села относились с опаской, именуя их партайменнер и комсомольцен.
В начале 1930 года Карл отправляется учиться на рабфак, позже в Казань и затем в Ленинградский военный округ. В Ленинграде он прошел обучение в Медицинской школе военных лекарей и получил специальность - военный фельдшер. Образование, полученное в стенах этого заведения, приравнивалось к среднему специальному. Выпускники школы являлись специалистами широкого профиля, и могли оказать любое квалифицированное лечение, что делало их незаменимым в военной сфере.
Во время службы в РККА в Летной школе г. Энгельса, Карл женится на девушке из родного села Мангейм - Анне Гертер. Анна Гертер - миловидная, смуглая девушка была старшей любимой дочерью музыканта-капельмейстера Давида Гертера - руководителя сельского духового оркестра. В немецком Поволжье особо ценилось искусство пения и игры на музыкальных инструментах. Духовой оркестр Давида Гертера пользовался славой и почетом. На свадьбах, праздниках неизменно играл оркестр Г ертера, в составе которого были члены семей Бельгер и Гертер. Все музыканты прославленного отменным вкусом и репертуаром оркестра владели нотной грамотой и виртуозно исполняли вальсы, польки, фокстроты, танго, попурри из различных оперетт. Сам капельмейстер искусно играл на всех духовых инструментах, но с особенным мастерством - на кларнете, являясь и дирижером и руководителем ансамбля. Музыкантов в Поволжье ценили и благодаря своему таланту они не бедствовали. Оттого семейство Гертеров, имея мало-мальски приличное крестьянское хозяйство, относилось к числу зажиточных середняков.
В 1932 году - когда в период массовой коллективизации большинство представителей состоятельного крестьянства отправляли в ссылку, а все до единого жители села вступили в колхоз, единственным человеком в Мангейме, не пожелавшим сделать этого, оказался Давид Г ертер. Независимый по натуре, он как-то на свадьбе, шутя, обронил роковую фразу: “В колхоз меня затащат только мертвым!”, уже вскоре по чьему-то доносу Давид Г ертер был сослан по этапу. На этом его след теряется навсегда. Лишь спустя многие годы, его внук Герольд, обнаружит в семейных архивах нотные записи дедушки Давида, сделанные еще в 1914 году.
Анна Гертер унаследовала от отца такие качества как музыкальный слух, позволивший ей искусно играть на гитаре, а также прямолинейный, правдолюбивый, независимый характер. Рано познав жизненные тяготы, она, отличалась стремлением к самосовершенствованию, - ведя обширное домашнее хозяйство, заботясь о шестерых сестрах и братьях, работая у зажиточных сельчан, она смогла окончить шесть классов средней школы и дополнительные курсы санитарок. В 1930-х годах сельская молодежь устремилась в ряды комсомола, единственная Анна принципиально не пошла на такой шаг. Вообще к властям она относилась недоверчиво и непочтительно до глубокой старости. Особенно не терпела неискренности, фальши, непорядочности.
Поженившись, Анна и Карл в начале 1930-х годов переезжают в столицу Немецкой АССР - город Энгельс, где Карл служит в должности санитарного инструктора в Военной школе летчиков № 14.
Раскинувшаяся по обе стороны Волги на холмистой местности - Bergseite и на степной ее части Wiesenseite, Автономная Республика Немцев Поволжья, переживала свой расцвет. Это был край закаленных в лишениях тружеников. Мирное население республики, основавшееся на этих нетронутых, некогда запущенных и диких степях Нижней Волги в конце XVIII века, теперь пожинало плоды многовековых трудов.
История обоснования немецких колонистов - выходцев из германских и европейских княжеств в России уходит корнями вглубь веков. Терпя войны, бедность в своих небольших княжествах в Европе, бедный люд с надеждой отозвался на приглашение соотечественницы - российской императрицы Екатерины II. Первое поселение немцев под названием Нейруслан, было основано на Волге согласно Манифесту кайзерин - царицы Екатерины II от 14 июля 1764 года, достоверные сведения об этом сохранились в сочиненной в 1913 году поэме Давида Куфельда - “Сказ о дьяке Дайсе”.
Уже в первые десятилетия, испытывая частые набеги со стороны номадов, поселенцы сумели обустроить земли Поволжья, щедро оросив их своим потом, облагородили ее неустанным трудом и любовью. И в полной мере гордились своей Вольгаланд. С приходом новой власти, 20 февраля 1924 года силой ленинского декрета была создана, вошедшая в состав РСФСР, Автономная Республика Немцев Поволжья. После тяжелых лет голода, коллективизации колонисты своим упорством и трудолюбием поставили хозяйство Поволжья на твердую почву. И в скором времени, небольшая — всего 28 тысяч квадратных километров, с населением численностью в 605, 5 тысяч человек, (из них немцев 363. 3 тысяч, т. е. 60 %), - АССР НП обрела славу передовой республики в стране Советов, в экономическом, культурном и социальном планах.
Республика славилась учебными заведениями, где велось обучение на родном языке, имела 29 республиканских и кантонных газет, из них 21 выходила на немецком языке, создала мощную издательскую базу. На ее территории работало пять немецких театров.
Переживали свой расцвет и немецкие села Поволжья -сады, огороды, с грамотно налаженной системой мелиорации имелись в каждом подворье. Принцип - выживет тот, кто трудится был заложен в менталитете немецких поселенцев, потому бездельники и лодыри пользовались всеобщим презрением. Сотканная из 20 районов (кантонов) Автономия включала многочисленные немецкие и русские деревни, с причудливым смешением названий: Митрофановка, Николаевка, Семеновка стояли бок о бок с немецкими селами - Шёндорф, Шёнталь, Мангейм (кстати, поселений с названием Мангейм на территории Союза было четыре: в Поволжье, в Сибири, на Кавказе и возле Одессы).
Столицей АССР НП был город Энгельс, бывший По-кровск. Именно здесь, в расположенной на окраине школе летчиков служил в РККА лейтенант медицинской службы Карл Фридрихович Бельгер.
В кругу офицеров Летной школы Карл Бельгер пользовался уважением и снискал репутацию ответственного и добросовестного работника. Спортивный блондин со спокойным взглядом серых глаз, он заметно отличался среди служащих командирского состава. На его ладной фигуре офицерская гимнастерка с вычеканенными пятиконечными звездами-пуговицами и множеством заслуженных значков Осовиахим, Всеробпом, Освод, Ворошиловский стрелок, ГТО, КИМ смотрелась импозантно.
В 1934 году, когда родился их первенец - Герольд, Карл Бельгер стал кандидатом в члены ВКП (б). Искренне веря в идеалы коммунизма, Карл Фридрихович упорно добивался вступления в ряды компартии, невзирая на трудности. Для вступления в ВКП (б) нужно было наличие трех рекомендаций со стороны членов партии с 3-летним, 5-летним и 10-летним стажем. Не найдя особых затруднений с первыми двумя, но остановившись на третьем препятствии, Карл Бельгер в течение пяти лет оставался кандидатом в члены ВКП(б). Возможность вступить в партию ему представилась лишь в 1939 году и в его лице она обрела добросовестного, верного члена.
Его супруга Анна с легкостью вписалась в общество командирских жен. Эта женская дружба строилась на взаимопонимании, добрососедских отношениях и общих интересах - женщины, как и мужчины, увлекались спортом, прыгали с парашютом, организовывали культурные вечера в клубе командирских жен. “Черноглазая, легкая, по городской моде коротко остриженная”, Анна Бельгер носила модный в те времена берет, была активисткой, слыла преданной женой и прекрасной матерью.
Первенец Герольд - сероглазый, спокойный крепыш, родился и вырос под популярный в те времена “Марш единого фронта”. Эту песню звучно пел своим сильным баритоном в тридцатые годы популярный певец и страстный антифашист - Эрнст Буш, приезжавший с концертной программой в Энгельс. Герольд Бельгер на всю жизнь запомнит слова из той песни: “Встань в ряды, товарищ мой!”, “Потому, что ты - Человек!”.
Жизнь семей офицерского состава была “регламентированной, культурной и сравнительно обеспеченной...”, входить в эту когорту считалось престижным. Быт этой среды был интересным, здесь были представители многих национальностей и праздники всех народов отмечали сообща. Сплоченность и дружба, основанные на высокой культуре -на этом строились отношения офицерских семей.
В шумной ватаге ребятни, резвящейся на каруселях детской площадки перед домом Летной школы, были дети из немецких, русских, украинских, татарских, еврейских семей. Здесь царил калейдоскоп соцветий глаз, имен. Первых друзей Герольда звали - Ренат, Ваня, Фриц, и ему было безразлично, что один из них татарин, другой русский, третий немец. Дети с упоением играли на предоставленной лишь им детской площадке, и с замиранием сердца наблюдали как, громыхая, мчится, совсем рядом по железнодорожной ветви, массивный паровоз, для них это был момент наивысшего восторга, как и торжественная встреча отцов после больших марш-бросков под музыку.
Общаясь между собой на русском языке, жили дружно и взрослые и дети. Советские праздники отмечали в клубах или в гостях, пели любимый всеми “Интернационал”. Летом отправлялись купаться на берег Волги, устраивали культивируемые в ту пору спартакиады, конкурсы. Вечерами чета Бельгеров отправлялась с сыном в городские парки, где уже собирались семьи, и звучал типичный для немецкого Поволжья духовой оркестр.
Супруги Бельгеры, знаменитые музыкальным талантом, принимали участие в концертах, где играли дуэтом: Карл Фридрихович на скрипке, Анна Давидовна на гитаре. Как вспоминает Герольд Бельгер, это была пора, исполненная поразительного вдохновения, пронизанная искренним энтузиазмом.
В предвоенные годы в высший командный состав представители немецкой национальности не допускались, разве что за крайне редким исключением. Но, невзирая ни на что, советские немцы служили РККА преданно и добросовестно, обладая рядом преимуществ: сказывались природные способности к дисциплине и порядку выходцев из крестьянских семей, наделенных от природы крепким здоровьем, недюжинными физическими данными.
С укреплением политической власти Гитлера в Германии, в высших эшелонах власти страны Советов началось исключение с руководящих постов немецких кадров. Уже в середине 1938 года Карла Бельгера отчислили из Летной школы, отстранили от военной службы, отправив в запас. Для Карла Бельгера, посвятившему 7 лет преданному служению армии это был страшный удар. Он уже успел привыкнуть к полупоходному образу жизни и заслуженному им честным трудом званию лейтенанта медицинской службы и потому не представлял себе жизни вне армии.
Потрясенная, в подавленном состоянии, семья Бельгеров была вынуждена прожить некоторое время в родном Мангейме. Состояние неуверенности в настоящем и в будущем было присуще в ту пору не только семье Бельгер, но и всему немецкому населению Поволжья. Причин для этого было немало: повсеместно увольняли немцев из рядов армии, большинство немцев было репрессировано или погибло в застенках ГУЛАГа. Закрывались на Украине, в Крыму, на Кавказе немецкие учебные заведения - средние школы, техникумы, институты, подвергались штатному сокращению немцы из числа преподавателей ВУЗов в городах Немецкой Автономии. Атмосфера, исполненная враждебности и подозрительности, не могла радовать никого.
Пока Карл Бельгер искал в близлежащих селах вакансию фельдшера, Герольд нередко гостил у родных в селе Мангейм. Пребывание здесь, где проживала родня Анны Гертер и Карла Бельгера, несомненно, оставило яркий след в жизни мальчика. Герольда сразу взяли под опеку многочисленные дядья и тетки с материнской и отцовской стороны. Родственники души не чаяли в ребенке, одетом на городской манер, ухоженном, уверенно говорящем на русском языке, что для жителей села, знавших лишь немецкий, было в диковинку.
Жил Г ерольд в многочисленной семье брата Карла - дяди Вильгельма. В этом же селе жили три брата и две сестры отца, и четыре сестры и двое братьев Анны, а также обе гроссмуттер - бабушки: Элизабет и Олинда. Большой дом дяди Вильгельма, или как в селе произносили Виллема, вкусно пахло кухами, брецелями, нудельзуппе - куриной лапшой и царил особый уют. Старшие двоюродные братья частенько брали мальчика с собой на вечерние посиделки. Первый сын дяди Виллема - Вильгельм (в немецких семьях было принято называть старшего сына именем отца), водил его с собой на свидания, с Иоганнесом Герольд ходил на работу в колхоз. Заводила и весельчак Фриц учил мальчика озорным деревенским шнёркелям - частушкам. Сам дядя Виллем, - коренастый, усатый, дымящий трубкой-пфайфой, тоже баловал племянника. Быт Мангейма с его буднями и праздниками, отличавшимися своей неповторимостью, атмосфера в доме дяди, будет с любовью описана годы спустя, Герольдом Бельгером в произведениях: “Осенью справляли свадьбы, с духовыми оркестрами, всей деревней, “Хопса-польку”, с визгами, криками, свистом, плясали до седьмого пота, построившись парами на спор. С размахом, шумно и азартно отмечались и другие праздники: Рождество — Вай-нахтен, Пасха - Остерн, Новый год, конфирмация, позже к ним присоединились кое-какие революционные торжества, которые, впрочем, особой популярностью не пользовались. На редких праздниках веселились от души, а вся остальная жизнь состояла из работы, работы, работы до одурения. Утешали себя: “Arbeit macht das Leben suess - Работа услащает жизнь”,
Жизнь в Мангейме текла размеренно, по издавна заведенному порядку. В жизни обитателей немецких сел Поволжья большое место занимала лютеранская церковь - кирха (в просторечии -керхъ), где регулярно слушались каждое воскресенье проповеди. Работать в этот день считалось равноценным греху. После богослужения в лютеранских семьях начинался воскресный обед: на стол подавались всевозможные яства, затем два часа отводилось послеобеденному сну. В воскресные вечера члены семьи и сельчане наносили друг другу визиты, проводя часы за разговороми: старики обсуждали деревенские новости, молодежь устраивала игры. И главное - всем селом пели песни.
Не просто было найти человека в селах немецкого Поволжья, который бы не умел играть на инструменте или петь. Немцы всегда пели, и репертуар их песенного творчества весьма широк. Пели много и с удовольствием, это искусство, поставленное почти на профессиональный уровень, высоко ценилось немцами. Пели в несколько голосов, заранее распределяя, кто поет первым, кто вторым, кто третьим голосом и в итоге получалось полигамное созвучие голосов и мелодий. Особое место имели песни о любви - лирические и шутливые: “Прекрасна молодость”, “У любимой моей губы - розы лепесток”, “Пошел однажды я гулять”, песни о Родине, такие как: “Усталый путник возвращается домой”, “По улицам и переулкам отправляюсь в белый свет”, “Маленький Гансик одиноко бредет по белому свету”, “Песни изгнанника” и другие, где отразилась тема утраченной Родины, покинутой их предками еще в XVIII веке.
Уже в ту пору, будучи ребенком Герольд Бельгер впервые столкнулся в фольклоре немцев с “киргизскими” мотивами. На Волге киргизами называли всех азиатов. Немцы не различали ни башкир, ни ногайцев, ни казахов, как, впрочем, и русские - датчан, шведов и голландцев, именуя их общим названием немцы, производное от слова “немые”.
Немцы говорили “Киргизерштеппе” - киргизская степь, “киргизерхенгст”, “киргизский курган”, не вдаваясь в подробности. Взрослые частенько пугали непослушных детей: “Вот прискачет киргиз и утащит тебя в мешке!”. А следы тюркской культуры на Волге были повсюду. В 1920-х годах проводились археологические раскопки, во главе с авторитетным археологом и фольклористом Паулем Давыдовычем Рау, на месте древнейших захоронений, сделанных еще до новой эры, находили доспехи степных воинов, монеты, украшения, предметы быта. Все найденные артефакты хранились в историко-краеведческом музее, созданном тем же П. Д. Рау, в городе Энгельсе, тогда еще Покровске.
Таинственная культура загадочного народа манила исследователей всегда, во все времена. Недаром в числе лучших тюркологов были представители немецкого народа: музыковед Аугуст Эйхгорн, В. Карлсон, Фридрих Майер фон Вальдек, Адам Олеарий Эльшлегер, крупнейший востоковед-тюрколог - Фридрих Вильгельм (Василий Васильевич) Радлов и многие другие.
Для простых жителей немецкого Поволжья киргизы ассоциировались с грозными и страшными захватчиками. Это представление сложилось у простых обывателей, с тех пор, как на немецкую колонию Нейруслан в XVIII веке совершались опустошительные набеги степных орд, кочевники уводили в плен девушек и юношей. События тех лет сохранились в фольклоре немцев. С годами наладились дружеские контакты немцев с кочевниками. В 1920-30-е годы, в большинстве немецких сел скотоводами были казахи. Общаясь с жителями сел по-немецки, они всем своим видом, одеждой, поведением выделялись и привлекали внимание и интерес. “Как бы намекая на то, что где-то за горизонтом, за степным маревом, обитает народ, далекие предки которого некогда безраздельно владели этим беспредельным пространством.
От внимания маленького Герольда не укрылись высившиеся в гордом одиночестве курганы в степи, притягивали и завораживали слух диковинные названия рек и городов, звучащие ни по-русски, ни по-немецки: Еру слан, Караман, Саратов, Торгун, Карамыш, Кушум, Камыш-Орда, Хапман, Тарлык. Все это четко врезалось в память, оставило неизгладимые впечатления в душе ребенка и, наполнило ее “неизъяснимым зовом и светом Востока”. Г ерольд с огромным интересом приглядывается к киргизам, пасшим скот на территории Мангейма, их необычная внешность, гортанная речь манили мальчика.
Дни в Мангейме текли быстро и были насыщены яркими событиями. Приближался канун нового 1941 года. В поселке царило предпраздничное оживление, над домами вился аромат праздничной стряпни и выпечки. Родственники давно отметили сообразительность и прилежание шестилетнего Герольда и с подачи Малье-танте - тетушки Амалии, супруги дяди Виллема, решили сделать подарок Анне и Карлу. Смышленого мальчика обучили стишку “Kleiner Koenig”, - “Маленький король”. По традиции, в канун Нового года, вся родня гурьбой отправилась в большой дом к грос-смуттер - бабушке Элизабет Гертер. В просторной майш-тубе-гостиной поблескивал приборами длинный стол, накрытый всевозможными яствами, толпились нарядные гости, слышались песни. Среди гостей уже были родители Герольда: выделялся ростом и выправкой Карл Бельгер и улыбалась, легкая, модно остриженная по городской моде, Анна Давидовна. Держа мальчика за руки, двоюродные братья Ганс и Фриц, объявили: Гергольд (так они произносили имя Герольд) желает прочесть стишок. Мальчик вышел в круг посреди комнаты и произнес коротенький стишок:
Ich bin a kleiner Koenig,
Gebt mir net zu wenig.
Lass micht net zu lange stehn,
Ich muss noch a Hausche weiter gehn.
Что означает:
Я - маленький король,
Мне многого не надо,
Я немного отдохну
И в следующий дом пойду.
Дебют чтеца прошел на ура. Под бурные аплодисменты дядя Виллем высоко подбросил мальчика под потолок и, уколов усами, наградил племянника поцелуем. А гроссмут-тер Лизбет “сухопарая, расторопная, длинноносая, с изборожденным аскетическим лицом, в длинной до пят черной юбке и неизменном белом переднике”, не терпевшая никакого баловства по отношению к детям, все же наградила польщенного внука миниатюрной стопочкой парного молока. Г ерольд был единственным из всех внуков, к кому она благоволила.
Этот давно канувший в лету миг детства запомнился Герольду навсегда. Но стишок “Маленький король”, прозвучавший на этом памятном семейном торжестве, после пережитых потрясений надолго затеряется в глубинах памяти Герольда Бельгера. Лишь первая строка “Ich bin а kleiner Koenig...” - “Я - маленький король” хранилась в памяти десятилетия. Впоследствии, возвращаясь в мыслях к зимнему вечеру 1941 года, Герольд Бельгер неоднократно пытался вспомнить незатейливый стишок. И лишь спустя пятьдесят шесть лет, после инфаркта, в больнице, в памяти писателя “...совершенно неожиданно, молниеносно, как ожог...” воскреснут эти строки, протянув яркую нить сквозь череду горьких лет утраты к зимним, праздничным дням в Мангейме. Прозвучав в душе писателя нотой радости и грусти о безвозвратно ушедшей поре, проведенной в исчезнувшей стране на берегах Волги.
После увольнения, деятельный по натуре, Карл Фридрихович, чьим принципом было - никогда, ни при каких обстоятельствах не предаваться унынию, долгое время был вынужден с семьей совершать частые переезды по кантонам Поволжья, в поисках постоянной работы.
В начале 1940 года его назначили на должность заведующего здравоохранением в кантонном (районном) центре с красивы названием Гнаденфлюр, что в переводе с немецкого означает - Долина Милосердия.
В Гнаденфлюре, посреди ухоженных крестьянских подворий, окруженных огородами, где в каждом дворе содержали живность, в прудах плавали многочисленные домашние утки и гуси, дни текли однообразно. Работая с утра до позднего вечера, Карл Фридрихович изредка, между делом, навещал родную усадьбу в Мангейме. Подрастали Герольд и Эльма, и ничто не предвещало грозы.
Разразилась Великая Отечественная война. Сметая все на своем пути, она положила конец и безмятежной жизни Вольгаланд. В жаркий июньский день 1941 года маленький Г ерольд пришел с отцом на площадь перед военкоматом. Он отчетливо запомнил толпы сосредоточенных, объединенных тревогой людей, слушал выступавших на трибуне, среди которых был и Карл Фридрихович. Шестилетний мальчик мало что понял из сказанного, но атмосфера всеобщей беды поразила его детское воображение. Большинство мужчин Немецкого Поволжья ринулось в военкоматы, чтобы зачислиться добровольцами на фронт в ряды Красной Армии. Народ с энтузиазмом устремился в военкоматы. Особенно воодушевило российских немцев опубликованное в середине июля 1941 года в газете “Правда” сообщение ТАСС, где говорилось: В дни отечественной войны трудящиеся Республики Немцев Поволжья живут едиными чувствами со всем советским народом. Рабочие, колхозники, интеллигенция мобилизуют все свои силы для победы над армией фашистов, поработившей германский народ и многие народы Европы.
Жители Республики с оружием в руках пошли бороться против бешеного германского фашизма”.
Это сообщение многократно зачитывалось на митингах. Юноши и мужчины шли на фронт добровольцами, невзирая на Указ Верховного Главнокомандующего об отчислении немцев из рядов Красной Армии с сентября 1941 года, многие из российских немцев, взяв фамилию иной национальности, сражались на передовом участке западного фронта. Немало из них дошло до стен Берлина, внеся свою долю в победу. Так Герой Советского Союза Вольдемар Карлович Венцель прошел всю войну под именем Владимира Кирилловича Венцова; Пауль Шмидт под азербайджанским именем - Али Ахмедов; Э. Э. Зейдель под именем С. Иваненко; Г. Рихтер под фамилией Смирнов. Имел место и такой случай о котором народный писатель Казахстана Д.Ф.Снегин поведал своему коллеге В.В. Владимирову: в Панфиловской дивизии к решению “немецкого” вопроса подошли “просто”: за одну ночь всех российских немцев на передовой записали евреями. Командующие армией игнорировали эти вопиющие факты.
Обстановка в Автономии и в эшелонах власти к моменту начала войны складывалась неблагоприятная. В июле 1941 года в Автономную Республику немцев Поволжья нанесли визит В. М. Молотов и Л. П. Берия. В памятный “черный четверг”, 28 августа 1941 года, был издан указ Президиума Верховного Совета СССР № 21-160 “О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья”. Где сообщались заведомо ложные факты о якобы имеющихся на территории Поволжья диверсантах и шпионах, в задачу которых входило провести террористические акты по первому сигналу из Германии. В Указе подчеркивалась необходимость принятия строгих мер по расселению немецкого народа в “изобилующие пахотной землей районы Новосибирской и Омской областей, Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности”. Документ был подписан Председателем Президиума Верховного Совета СССР М. Калининым и Секретарем Верховного Совета А. Горкиным.
Один росчерк пера решил судьбу целого народа. Для российских немцев Указ явился ударом, никто не мог понять: за что? За какие грехи мирный народ срывают с насиженного места и заставляют покинуть в течение двухтрех суток обжитые, возделанные за два столетия, милые сердцу места Малой Родины - Поволжья?
Указ о переселении немцев подкреплялся приказом наркома Л. Берии “О мероприятиях по переселению немцев из республики немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей”, и инструкцией по проведению переселения. В ней четко определялись роли и функции органов НКВД и местных властей в осуществлении депортации. Проведение всеобщей депортации было возложено не только на плечи руководителей, но и на партийных активистов, которые были вынуждены неукоснительно, с немецкой аккуратностью претворять в жизнь директивы родной Partei und Regierung -партии и правительства. Само слово депортация фальшиво умалчивалось, ибо считалось несозвучным с пропагандируемыми гуманизмом и демократией. Власти предпочитали говорить “выселение” и “эвакуация”. И “тихая, уютная благоденствующая республика со своим образцовым порядком за несколько дней превратилась в зону бедствия. На раздумья времени не оставалось”.
Карл Бельгер как член ВКП (б) в числе других активистов кантона по поручению канткома партии, помогал в деле организации выселения. Что до его семьи, то в “Инструкции” по выселению имелся пункт о членах семей военнослужащих и начальствующего состава Красной Армии -они также выселялись на общих основаниях. Единственное их преимущество заключалось в праве на первоочередное хозяйственное и бытовое устройство в местах расселения. Спешно собрав семью, Карл Бельгер, со свойственной ему ответственностью, выполнял свои обязанности в деревнях Гнаденфлюрского кантона.
Депортация началась на следующий день после обнародованного указа. Растерянный народ не ведал, что брать с собой, а что оставить, мучимый вопросом — надолго ли срывают его с родных мест. Слова в указе о применении “карательных мер против всего немецкого населения Поволжья”, в случае малейшего сопротивления, были не напрасны — вокруг деревень и сел, у общественных предприятий: клубов, зернохранилищ, водоемов были выставлены вооруженные красноармейцы и работники НКВД.
Герольд Бельгер, как свидетель этих событий, отчетливо запомнил подробности того страшного времени, и позже, подробно опишет их в своих произведениях. Он видел, его соплеменников отрывали от Родины: “...тщательно запирая дома, немцы опускались на колени и благоговейно целовали порог входной двери. Некоторые старухи, спускаясь с крыльца, падали в обморок..._Кое-кто на дрожащих, вытянутых руках нес потемневшую от времени Библию - фамильную драгоценность, вывезенную из фатерланда пред-ками-колонистами и чудом уцелевшую в недавние, крутые безбожные времена" Среди этого хаоса метались немецкие активисты-стахановцы помня о своем долге перед предавшим их государством. В ущерб своим семьям, которым тоже надо было собираться, они до последней минуты не решались покинуть вверенные им колхозные тока, животноводческие фермы, прося партайманов - партийных активистов прислать преемников, дабы сдать государственное имущество по акту. Немцы - работники культуры, отдавшие свою жизнь собиранию документов о фольклоре, культуре российских немцев, просили не оставить на произвол судьбы материалы и разместить их в управление архивами, в музеи, но местным властям было не до этого. Растерянный народ, насильно сорванный с места, покидал дома, могилы своих предков, с которыми не разрешили проститься. Происходящее вокруг забавляло лишь работников НКВД. Засев в сельских клубах и магазинах, стражи порядка затевали праздничные застолья, уничтожая награбленные в немецких домах, заготовленные к зиме продукты. Они куражились над народным горем, твердо уверовав: старательные и добросовестные немцы - коммунисты выполнять всю работу за них, аккуратно и дисциплинированно проведут организацию выселения.
Жителей на подводах отправляли на железнодорожные станции. Печальные караваны были безмолвны, даже уполномоченные активисты в деле выселения кантона, привыкшие к женскому плачу, детским крикам, сдержанным мужским ругательствам были поражены горестной тишиной, воцарившейся над караваном изгнанников. Эти скорбные картины тотального выселения спустя много лет будут обстоятельно отражены Г. Бельгером в романе “Дом скитальца”, в повестях и рассказах.
Места бывших хозяев заняли русские колхозники, переселенные из районов Поволжья и других областей. Немцам, покидавшим свои подворья и живность, внушалось: они отдают свое имущество в кредит, и государство погасит стоимость всего оставленного в течение 7 лет. Политика властей была основана на том убеждении, что обманутый и обиженный народ будет не в состоянии получить компенсацию на местах нового расселения. Переселенцы получали взамен лишь скотину и то в редких случаях. Эти несбыточные обещания правительства о компенсации звучали еще полвека после депортации, но никогда ни сбылись.
После депортации властями были предприняты срочные меры по уничтожению названий сел и городов в АССР НП. За одну ночь одним лишь усилием державной воли, были стерты с карты все прежние названия, их было решено переименовать на русский лад. Остались лишь Энгельс и Марк-сштадт (позже Маркс), названные в честь идеологов коммунизма.
В соответствии с письменным указанием Л. Берии, основная масса переселенцев должна была быть расселена в Казахстане и Сибири. И поезда-эшелоны из АССР НП устремились в направлении Южно-Казахстанской, Жамбыл-ской, Павлодарской, Актюбинской, Алматинской, Акмолинской, Восточно-Казахстанской, Семипалатинской и Новосибирской областей. Всего численность депортируемых из Поволжья немцев в один лишь Казахстан составила 415 600 человек. Семью Бельгеров в числе 62,2 тысяч человек направили в Северный Казахстан. Эшелон, в котором они следовали в новые, неведомые им края, был переполнен до отказа. Эта долгая дорога в никуда изрядно измучила подавленных горем людей. За окошком мелькали бесконечные степи, поля, редкие деревья. Днем состав подолгу стоял на полустанках, и тишина, наступавшая после бесконечного грохота колес, оглушала изгнанников, вгоняя в растерянность.
Герольду нравились эти редкие остановки в пути. Он никак не мог привыкнуть к ворвавшимся в его жизнь переменам, “пребывая все эти дни в состоянии взволнованности и смятения". Когда поезд стоял подолгу, мальчишек, блаженно бегающих вдоль состава, одаривали шпрецелями и пряниками женщины из соседних вагонов, и сын фельдшера навсегда запомнит невыразимую тоску в их глазах при взгляде на резвящихся ребятишек.
С фотографической точностью будущий писатель запомнит события того времени, людей, долгий путь, скорбный эшелон, непривычное молчание матери, такой жизнерадостной раньше. В память мальчика врежутся спокойствие и собранная деловитость отца - Карла Бельгера. На каждой остановке отец в белом халате, взяв медицинскую “аптечку”, обходил вагоны. Он нес ответственность за здоровье всего состава и почти не бывал с семьей. Страдания пожилых пациентов отца, сломленных изгнанием, вести об отчаянном побеге обратно в Вольгаланд одного мальчика, ехавшего вместе с ним в одном вагоне - все это потрясло его. Взрослые и даже дети тщетно надеялись вернуться на Родину, она им уже не принадлежала. Состояние людей было ужасным. Документы НКВД о депортации доносят до нас страшные сведения о перевозке депортированных немцев, она проходила крайне тяжелых условиях: “в пути следования отстало от эшелона 557 человек, бежало - 8, умерло - 437, родилось - 143, были сняты с поезда по болезни - 77".
Уже тогда в сознании ребенка, ставшего свидетелем несправедливости укоренилось восприятие свершенного зла, как слепой, яростной стихии, способной ввергнуть в пучину отчаяния ни в чем не повинных людей. В душе его исподволь, интуитивно зрел протест против этой стихии зла, противостоять которой мог лишь поистине неукротимый и сильный Дух.