Пока я училась, Караганда уже расстроилась, появилось много новых улиц, новые здания. Я прямо по приезду направилась с путевкой в руках в комбинат «Карагандауголь» отдел кадров. Здесь же мы встретились с моей Рузей, она с Днепропетровска позже выезжала. В отделе кадров начальник нас принял, не задерживал долго. Рузю оставил в аппарате комбината, а меня направил в трест «Молотов-уголь», а там, на шахту 20 бис. В тресте мне сказали, что на шахте нет плановика, и что я буду работать на этой должности. Когда мне об этом сообщили, очень расстроилась. Я ожидала, что мне предложат хотя бы место мастера в добычном участке, это мне было бы под силу, а тут плановиком. Я пришла на шахту.

 

Было время пересмены, начальника шахты на месте не было, был главный инженер Стрюк Леонид Иванович. Позже узнала, что Стрюк тоже выпускник нашего института, только далекого довоенного времени. Он сидел, давал наряд на смену, которая начиналась в 4 часа дня. В это время с шахты выходили рабочие с утренней смены, часть из них прямо направилась к главному, чувствуется по их голосу, в коридоре слышно с кабинета (дверь была открыта), что они чем-то недовольны, выпалив одно крепкое ругательное слово, зашли к главному инженеру.

 

Стрюк, встав с места, стукнув кулаком о стол, начал говорить зашедшим рабочим, чтобы они не см.ели больше так выражаться, тем более в присутствии девушки. В дальнейшем следили за языком своим, не только на поверхности, но и в шахте. Меня им представил как нового работника, молодого специалиста, инженера, просил любить и жаловать. Так произошло мое первое крещение на шахте.

 

Действительно, когда я ежедневно лазила под землей и бегала с одного участка на другой, они были уже предупредительны. Мне не приходилось слышать со стороны рабочих какие-нибудь неподобающие слова, наоборот, между нами всегда были деловые разговоры, спокойные беседы. Мне не нова рабочая обстановка на шахте по моей практике. При дальнейшей моей работе на шахте больше не приходилось услышать наше «модное рабочее слово». По мере привыкания ко мне по работе люди стали относиться с уважением, предупредительно, бережно, это я чувствовала.

 

Правда, в начале надо мной посмеивались. Когда пришла я на шахту, на пальцах был яркий маникюр, на ногах модные американские белые с коричневой отделкой туфли, на мне модное платье, тоже приличное, а на голове прическа с моими косами. Фигура, как говорится, что надо, тогда я весила всего 42 килограмма. Кстати, туфли были из американских нам подарков в годы войны по «лендлизу» как воюющей стране в помощь. Нашему институту тоже перепадало, нам их потом раздали. Мне тогда достались блузка шелковая, туфли, шарф.

 

Помню, когда назавтра я пришла на работу, уже была в худшем «наряде», постаралась принять рабочий вид. Мне сразу выписали рабочую спецовку, получив их, переоделась, направилась в ламповую, где определили, выдали лампу с аккумулятором, шкаф для одежды, мое постоянное место в раздевалке. В шахту меня сопровождал сам Леонид Иванович.

 

Определили в общежитие в первый же день, дали комнату в рабочем общежитии. Назавтра она была полностью обставлена новой мебелью производства нашего Карагандинского мебельного комбината, она состояла из платяного шкафа, стола с двумя стульями, двух железных кроватей, тумбочки, еще бак для воды с алюминиевой кружкой, ведро, кочерга, лопаточка для угля. Полный комплект постельного белья, одеяло и т.д., все, что необходимо для молодого специалиста, который прибывает на работу, на шахту.

 

В те годы так было принято, особенно после войны, когда угольная промышленность нуждалась в горных инженерах — специалистах, ибо многие из кадров погибли на фронтах отечественной войны.

 

Кстати сказать, что из-за нехватки в СССР экономистов во всех технических ВУЗах страны дополнительно ввели факультет экономики, нам пришлось, поэтому на пятом курсе параллельно прослушать курс экономики народного хозяйства, это примерно два с половиной три месяца. И не случайно меня направили на шахту в качестве горного инженера-экономиста, нормировщика, плановика — все специальности в одном лице.

 

Нетрудно было справляться со всеми внутришахтными делами, это добычные, капитальные и подготовительнопроходческие участки, подземный транспорт, связь, энергоснабжение, водоотлив, околоствольные участки, вплоть до подъема угля на гора, дальше погрузка в железнодорожные вагоны.

 

Конечно, мое знакомство, изучение всего шахтного сложного хозяйства не проходило без заминки, особенно с рабочими, начальниками участков, каждый защищал свой интерес, должен был быть при этом «правильным», и у меня были свои на это соображения, просто сдаваться мне было нельзя.

 

Шахты 20 бис и 20 основная одна продолжение другой, подземное соседнее шахтное поле, обе разрабатывали и добывали уголь с одного же пласта «Верхняя Марианна» — это самый мощный толстый угольный пласт во всей Карагандинской свите угольных пластов, толщина в нем восемь метров. Добыча угля с этого пласта сложная и грудная. Пласт разрабатывался в три слоя, значит, в три горизонта.

 

Уголь здесь по своему качеству очень ценной марки «ПЖ» — паровично-жирный, идет на коксование, известно, что кокс — хлеб металлургии. Построенная в конце пятидесятых годов Темиртауская коксовая батарея тоже основана на этом угле, как потребитель. Разработка пласта и добыча с него угля мне знакома еще со времен войны, с практики на шахтах во время студенческих каникул, когда была необходимость зарабатывать, занимая рабочее место.

 

В первые месяцы пришлось спускаться в шахту почти ежедневно, бегая с одного участка на другой, с одной добычной лавы в другую с тем, чтобы хорошо знать состояние дел в каждом из них, где какие и в чем трудности, разобраться и помочь. Без этого нельзя правильно нормировать шахтерский труд, оттуда и правильно определить расценки, зарплату. Ибо в технологии той или иной работы, процесса работы бывают изменения, неожиданности. Это весьма характерно в горном деле, еще не всегда предсказуемом.

 

О проделанной работе периодически информировала начальника шахты очень опытного, спокойного, выдержанного человека Альменова Сартбая, главного инженера Стрюка Леонида Ивановича и парторга шахты Левина. В основном, все они прислушивались к моей информации и, в свою очередь, решали те или иные сложные вопросы. Между нами, мною и руководством, сложились более или менее терпимые взаимоотношения.

 

Где-то через месяца полтора меня пригласили в районный комитет партии к секретарю райкома Коновалову Тимофею Ивановичу. После знакомства он сообщил мне, что пришла моя партийная учетная карточка с Днепропетровска, что надо теперь встать на учет. Состоялась подробная беседа со мной, все расспросил, что и как. Я обо всем ему рассказала, и он в конце беседы пожелал мне успехов в работе, в жизни. Я почувствовала со стороны Тимофея Ивановича заботу как к молодому большевику, инженеру.

 

Начались холодные с изморозью дни, было видно, что скоро наступит зима. На мне теплых вещей еще не было. На работу ходила в легком демисезонном пальто, на ногах были на низком каблуке туфли, от которых тепла не было, и я заболела воспалением легких, с высо-кой температурой. Купить одежду потеплее у меня денег еще не было. Моей зарплаты хватало на еду. Недалеко от нашего общежития была столовая, которая работала то, как ресторан, то, как столовая. Я обычно все три раза в день питалась там, да еще по дороге на шахту продавали обычно местные яблоки, покупала их. В хлебном магазине начали продавать плиточные шоколадки, ежедневно по плитке покупаю. Вот от получки до следующей у меня кончались деньги, почти не оставались.

 

Узнав, что я заболела, главный инженер пригласил, поговорил, узнав, что мне больше надевать нечего, выписал требование на получение со склада полушубка. Такие теплые вещи положены рабочим участка погрузки, то есть рабочим на поверхности. Полушубок был белый, красивый, теплый. Надев его, стала «человеком». Но на ногах все те же туфли, купила себе на базаре валенки ношеные, даже подшитые, еще теплый матерчатый платок. Мне тепло стало, ходила на работу, правда, полушубок через неделю стал из белого черным от копоти, угольной пыли. В этой же одежде ходила по выходным дням в кино.

 

Ко мне стали приходить парни для знакомства. Замуж выходить еще в моем плане не было, я еще не готова была. Приходилось давать им «от ворот поворот», сказав, что я замуж не собираюсь, а буду продолжать учебу в аспирантуре и т.д. Эти парни больше ко мне не приставали.

 

Летом, когда мне предстояло уезжать в Караганду на работу, моя мама предлагала взять ношеное, но в хорошем состоянии пальто моей сестры Зины, белый пуховый платок нашей снохи Дариги и старые мои сапоги еще с института. Но я отказалась их взять с собой, считая, что куплю себе новую одежду на свою зарплату. Теперь-то пришлось пожалеть об этом.