Территория Казахстана, как и обширные смежные районы Урала и Сибири, длительное время почти полностью находилась в руках объединенных сил внутренней и внешней контрреволюции. В городах, рабочих поселках и на селе развертывалась революционная борьба трудящихся масс. Размах и успех ее в решающей степени зависели от наличия в них подпольных большевистских организаций и их деятельности.

 

Как свидетельствуют документы и соответствующие материалы, в районах Казахстана существовало большевистское подполье. Оно было связано с подпольем на Урале и в Сибири и входило в единую систему разветвленных организаций за линией Восточного фронта. Если история большевистского подполья в Казахстане исследована довольно обстоятельно, то система его связи с урало-сибирским подпольем—особенно руководства со стороны ЦК, Сибирского бюро ЦК РКП (б) и Сибирского подпольного обкома РКП(б)—явно недостаточно. В предлагаемой статье рассматриваются именно эти вопросы, главным образом роль Сиббюро ЦК РКП (б) в руководстве подпольными организациями Казахстана, помощи им.

 

Специально истории большевистского подполья на территории Казахстана на протяжении десятилетий развития советской историографии посвящено лишь несколько работ. Это главным образом труды П. М. Пахмурного и С. Л. Ковальского. Если первый из этих авторов освещает кратко историю большевистского подполья в целом в Казахстане или в отдельных различных его районах, то второй — лишь в бывшей обширной Семипалатинской области Степного края. Оба автора наиболее обстоятельно раскрывают формирование и деятельность семипалатинского подполья. С. Л. Ковальский довольно широко, некритически использовал фальсифицированные воспоминания И. Б. Радичкина, П. М. Пахмурный же в одной из работ, обращая внимание на это, подвергает критическому разбору документы мемуариста. Заслуживает особого внимания последующая монографическая работа П. М. Пахмурного «Коммунистическая партия — организатор партизанского движения в Казахстане». Хотя, как и значится в заголовке книги, основное внимание уделяется партизанскому движению, история большевистского подполья получила в ней более обстоятельное отражение, чем в какой-либо другой работе данного или иного автора. Автором выясняется время формирования подпольных организаций и групп в Семипалатинске, Павлодаре, Петропавловске, Уральске, других городах, ряде сел, их состав. Выявляется партийная принадлежность целого ряда активных участников подполья. Однако автору книги это удалось далеко не во всех случаях. Он ограничился лишь некоторыми замечаниями, штрихами о подполье в Кустанае, Атбасаре и ряде других мест, хотя определенные данные в источниках на этот счет и имеются.

 

П. М. Пахмурный предпринял попытку раскрыть связи между североказахстанскими и южноуральскими, восточноказахстанскими и сибирскими организациями, показать помощь Сибирского бюро ЦК РКП (б) коммунистам этих районов, правда далеко не всегда удачную. Он указывает, что «в собрании партийных сил, организации и руководстве большевистским подпольем во вражеском тылу решающая роль принадлежала Центральному Комитету РКП(б)», с чем нельзя не согласиться. Автор называет видных коммунистов (М. И. Сычева,

 

С.А. Черепанова, К. М. Молотова, А. Я. Валека и др.), сыгравших большую роль в организации коммунистического подполья в Сибири. Однако утверждения, что все они были «командированы» на подпольную работу в Сибирь и «на Урал» уже в июне — июле 1918 г. ЦК РКП (б), что Ф. Суховерхов (М. И. Сычев) «имел длительную беседу» с Я. М. Свердловым, «получил подробные инструкции о построении большевистского подполья», являются несостоятельными или неточными. Они некритически восприняты из ряда других предшествующих публикаций. Никто из этих коммунистов не направлялся в тыл врага Центральным Комитетом партии или лично Я. М. Свердловым.

 

Это было сделано Уралобкомом партии с участием эвакуированных активистов Западной Сибири. Валек в то время был направлен не на Урал, а в Сибирь, 3. И. Лобков и И. Б. Борисов соответственно — на Урал и в Сибирь, но лишь спустя полгода, и не ЦК партии, а его Сибирским бюро и т. д.

 

От начала до конца вымышленным является заявление А. И. Цыбы: «В сентябре 1918 г. в селе Введенском был создан Кустанайский уездный комитет партии большевиков под руководством М. Летунова, К. Иноземцева,

 

А.Кальментьева и других… Большевики Петропавловска, Кокчетава, Атбасара и Акмолинска с помощью Урало-Сибирского организационного бюро РКП (б) создали уездные партийные комитеты, которые руководили организацией коммунистических ячеек и партизанских отрядов на местах». Введенский комитет, как хорошо известно, не был уездным. Вопрос о существовании названных уездных комитетов вообще сомнителен. Данных на этот счет не найдено. Партийный орган, который якобы создал эти уездные комитеты, назван неправильно. Он именовался «Сибирским бюро ЦК РКП (б)», иногда — «Урало-Сибирским». Если автор имел в виду другой орган, существовавший кратковременно —в июле — августе 1918 г., до 1-й Сибирской подпольной конференции, то он назывался «Организационным бюро РКП(б) Сибири» и также упомянутых комитетов не создавал.

 

Безусловно, роль ЦК, бюро ЦК партии, подготовку ими и посылку работников во вражеский тыл надлежит показывать, но делать это следует на основе достоверных данных. В то же время нельзя игнорировать и роль местных органов партии и высокого уровня самоорганизации коммунистов, оказавшихся по разным причинам в тылу белогвардейцев.

 

Наибольшее количество публикаций, в которых в той или иной степени освещаются вопросы большевистского подполья в Казахстане в период гражданской войны, посвящено партизанскому движению. Среди них особое место отводится Кустанайскому восстанию весной 1919 г. И это, очевидно, правомерно, т. к. оно было крупнейшим на территории Казахстана, получило широчайший резонанс. Так, М. К. Козыбаев обращает внимание не только на роль революционно настроенных крестьян, но.и рабочих, и мобилизованных, сосредоточивавшихся в Кустанае. Автор указывает на факт создания в городе большевистского центра по подготовке восстания. Жаль лишь, что им, как и другими авторами, не выясняется персональный состав этого центра — «штаба». Предпринята попытка выяснить вопрос о взаимосвязях кустанайских и южноуральских коммунистов. Некоторые высказывания на этот счет мы находим в других публикациях, в частности А. И. Килеевой и Т. Ж. Шоинбаева. Килеева утверждает, что «наладить работу подпольных партийных организаций Сибири и Северного Казахстана» помогли уполномоченные ЦК партии А. А. Масленников, Ф. Суховерхов и А. Я. Валек, прибывшие из Центра. Она называет И. П. Романцева, «приехавшего в Кустанай по заданию Сибирского бюро РКП (б) летом 1918 года». Каких-либо доказательств в подтверждение своих слов автор не приводит. Да их и не может быть. Скажем, И. П. Романцева в составе работников, направлявшихся Сиббюро ЦК куда-либо в тыл врага, вообще не было, да и самого этого органа летом 1918 г. еще не существовало.

 

Натяжки и искажения смысла документов встречаются в публикациях П. М. Пахмурного. Сказав о создании Сиббюро ЦК, посылке им в тыл людей, он иллюстрирует это примером проезда в январе 1919 г. из тыла противника советского разведчика, у которого были взяты сведения и Сибирским бюро ЦК. Разведчик, побывавший в Сибири и в Восточном Казахстане, собирал лишь военные сведения, не связывался с подпольем. Пахмурный нее называет его «посланцем партии», хотя таковым он не был, и вообще неясна его партийная принадлежность. Следует добавить, что к рассматриваемому времени еще никто из посланцев Сиббюро ЦК из вражеского тыла не вернулся: они только-только стали туда направляться. П. М. Пахмурным примерно таким же образом искажаются данные о другом разведчике Д. Е. Смирнове.

 

Не соответствует действительности заявление Т. Ж. Шоинбаева: «Выдающееся место в подготовке восстания (имеется в виду также Кустанайское восстание.— И. П.) имела конференция подпольщиков, которая состоялась в Троицке в марте 1919 г.». Как мы далее покажем, это утверждение не имеет под собой основания.

 

Указанными выше публикациями не исчерпывается весь объем литературы, частично посвященный деятельности коммунистов-подпольщиков Казахстана в период гражданской войны. Можно назвать работы Л. И. Спирина, С. Н. Покровского, коллективные монографии по истории Казахской ССР, по ряду других проблем. Некоторые вопросы рассматриваемой темы освещали в своих работах и мы.

 

Завершая краткий обзор исторической литературы, отметим, что к настоящему времени в разработке истории большевистского подполья достигнуты весьма значительные успехи. По рассматриваемой же нами теме сделаны лишь первые шаги. При этом из того немногого в литературе, что относится к ней, далеко не все выдерживает проверку документами и другими источниками,

 

Источниковая база, отражающая историю большевистского подполья в Казахстане в годы гражданской войны, сравнительно невелика. К ней относится ряд археографических сборников, изданных в самой республике. Можно назвать несколько сборников документов, опубликованных в различных работах, также позволяющих в какой-то мере судить о подполье в Казахстане, главным образом, по процессам, характерным для Южного Урала и Западной Сибири. Они имели много общего с таковыми в Казахстане. В отдельных из этих сборников, главным образом в последнем, есть упоминания о революционных событиях в Казахстане, в частности о Кустанайском восстании, определенные данные о связях подпольщиков Казахстана (г. Петропавловск) и других районов. И, пожалуй, единственным сборником документов, из которого удается сделать некоторые извлечения, позволяющие пролить свет на связи и взаимоотношения коммунистов-подпольщиков Урала и Сибири, с одной стороны, и Казахстана,— с другой, на некоторые шаги, предпринимавшиеся в этом направлении Центральным Комитетом партии и его Сибирским бюро, является сборник о деятельности этого органа.

 

До сих пор исследователями и составителями сборников еще не выявлены некоторые важные и ценные документы и материалы как по партийному большевистскому подполью в Казахстане, так и о взаимоотношениях его с таковым в других районах и роли Сибирского бюро ЦК РКП (б) в руководстве им. Такие документы и материалы имеются в фондах Центрального партийного архива Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, в партийных архивах. Новосибирского, Свердловского обкомов КПСС (в них хранятся документы Сибирского бюро ЦК РКП (б) и его отделения), в других архивах. Необходимые документы, правда, требующие к себе особо критического отношения, сохранились в архивах представителей враждебного белогвардейского лагеря. Хранятся они как в Центральном Государственном архиве Октябрьской революции, в Центральном Государственном архиве Советской, Армии, так и в местных архивохранилищах. Ряд таких источников мы используем и в этой статье.

 

Большевистские подпольные организации действовали под руководством РКП (б), ее местных прифронтовых и нелегальных партийных комитетов. Формировались подпольные организации, начиная со времени захвата тех или иных городов, районов белогвардейцами и интервентами. Однако во многих местах, включая и Казахстан, из-за эвакуации всех или большинства коммунистов с красногвардейский отрядами, их ареста большевистское революционное подполье складывалось не сразу, иногда спустя месяцы после установления контрреволюционной власти. В ведущих же центрах, крупных селах Казахстана многие подпольные организации и группы появляются и начинают действовать летом или осенью 1918 г. И хотя казахстанские коммунисты не были представлены на нелегальных сибирских (фактически — сибирско-уральских) конференциях ни в сентябре и ноябре 1918 г., ни в марте 1919 г., они все же получили нужную информацию и потому в целом деиствовали в одном русле с урало-сибирским коммунистическим подпольем.

 

В декабре 1918 г. Центральным Комитетом партии создается Сибирское бюро ЦК РКП (б), в дальнейшем часто именовавшееся и Урало-Сибирским. В первой половине января 1919 г. формируется и отделение этого бюро. И прежде ЦК партии предпринимал некоторые шаги по обеспечению связи, оказанию помощи подпольным организациям в восточных районах страны, руководству ими непосредственно или через Уралобком РКП(б), другие местные партийные комитеты, военнополитические и специальные органы. Со времени же образования и начала работы Сибирского бюро ЦК и его отделения ЦК стал действовать через них.

 

Рассмотрим их деятельность с привлечением известных и новых источников под призмой поднимавшихся во многих публикациях вопросов.

 

 Надо прямо сказать, что Сиббюро ЦК и его отделение специально не предусматривали охвата своей работой районов Казахстана. Но определенное внимание уделялось и им. В апреле — мае 1919 г., когда само бюро было ликвидировано и действовало лишь его отделение, стало известно о грандиозном Кустанайском восстании. Отделение в мае 1919 г. подготовило для работы на южном Урале группу в составе коммунистов И. П. Маликова (руководитель), П. А. и Н. А. Фофановых. Группе поставили задачу принять участие в организации партийной работы и в Кустанае, Н. А. Фофанову были даны явки (или адреса)— на мельнице братьев Толстых и электростанции города. К самому Фофанову явка в Кустанае была такая: быть каждое воскресенье вечером от 7 до 9 часов в городском саду. Связной, который прибудет туда, у входа в сад с внутренней стороны на правой руке за полотном ворот должен был написать цифру, ту, какого числа прибыл, и вторую — ближайшее число, когда будет в саду, прибавить к ней определенное число—«10», которые следовало не считать. У Фофанова должен быть перевязан указательный палец левой руки белой тряпочкой. Время от времени будет подходить к воротам в указанные часы. Связной, заметив его, должен самопроизвольно снимать головной убор. И так,— заметив друг друга, один из подпольщиков должен был идти на удобное место, другой — следовать за ним. Пароль был такой:. «Мы с Вами встречались, кажется, на приисках в 15-м году».— «Нет, я в это время был в армии, стояли в Пскове». Но в дальнейшем группе задание было изменено, и из-за болезни Маликова и быстрого продвижения фронта на восток она вообще не смогла его выполнить.

 

Нельзя не упомянуть о Д. Д. Киселеве. Хорошо известно, что он четырежды переходил линию фронта, успешно выполнял ответственные задания. После приезда из Сибири в Москву, в мае 1919 г., с ним встречался и долго беседовал В. И. Ленин. Летом он вернулся в Сиббюро ЦК, возобновившее работу, и в начале августа был переправлен через линию фронта для доставки восточносибирским и дальневосточным подпольным организациям двух миллионов рублей и решения других задач.

 

В связи с рассматриваемой нами темой примечательно то, что фронт Киселев перешел между Троицком, уже освобожденным Красной Армией и партизанами, и Кустанаем и перебрался в район Петропавловска по северным районам Казахстана. Можно предположить, что он или имел там какие-то явки, адреса, или сам в каких-то пунктах налаживал контакты, проводил работу, давал информацию. В организации его перехода в Казахстан могли участвовать троицкие коммунисты.

 

Под именем В. П. Неволина 11 июня в тыл врага с тремя курьерами, с Деньгами для подполья и партизан был направлен член отделения Сибирского бюро ЦК

 

С.Ф. Баранов. У него были большие полномочия: связаться с Омском и создать два маленьких центра, для Сибири и Урала, связанных между собой; связать все организации, группы, отряды, взять руководство всей революционной борьбой в руки партии. Баранов задание выполнил; в основном он работал по руководству партизанским движением к югу от Омска. Это могли быть отчасти и районы северо-восточного Казахстана.

 

В июне вместе с И. П. Маликовым, Н. А. Фофановым в тыл врага по заданию Сиббюро отправились коммунисты — русские В. В. Аристов, П. А. Фофанов, К. А. Сибиренков, Л. А. Виноградов, В. П. Соболев, Симановский и татары—X. В. Валиуллин, С. Зубайдул-лин и X. В. Саттаров. Три последних работника, прибывших из Казани, получили особые задания. Валиуллин отправился в Омск для работы среди местного татарского населения. Зубайдуллин был направлен на Урал и в Западную Сибирь для работы в формирующихся мусульманских частях, создания в них революционных подпольных ячеек и обеспечения перехода солдат на сторону Красной Армии. Поскольку находившийся вместе с ним X. Б. Саттаров получил задание расследовать «дело Сатке», о котором мы далее расскажем, и, что вполне вероятно, должен был поехать в Павлодар, затем в Экибастуз, надо полагать, в Казахстан направлялся и Зубайдуллин. К сожалению, отчета о их работе в делах Сиббюро ЦК нет. Задание они, видимо, выполнили, побывали в Казахстане и самостоятельно, или в контакте с местными подпольщиками; провели там необходимую работу, в том числе среди казахов и татар.

 

Нельзя исключить и того, что П. А. Фофановым была осуществлена также поездка в Кустанай. Несколько раньше, в мае 1919 г., политотделом 5-й армии, очевидно, вместе с членом Реввоенсовета и Сиббюро ЦК И. Н. Смирновым, в тыл врага был направлен видный татарский писатель Г. Г. Ибрагимов (был левым эсером, в 1920 г. принят в ряды РКП(б) с зачислением стажа с 1917 г.). Он должен был передать некоторые директивы находившимся на Урале и в Сибири работникам. Поехал Г. Г. Ибрагимов на крестьянской лошади в телеге в одежде башкирского крестьянина под видом продавца дегтя. Объехал он огромный район Урала, Сибири и Казахстана, в частности был в Тюмени и Петропавловске. Своему руководству сообщил, что самостоятельных мусульманских организаций в этих городах нет, но есть отдельные товарищи из мусульман, которые работают в составе или в контакте с местными организациями РКП(б), что «настроение среди мусульманского населения и среди войск определенно советское». В Петропавловске и его районе «мусульманское» население — это казахи и татары.

 

М. К. Аммосов, член партии с марта 1917 г., в дальнейшем (в 30-е годы)—видный партийный работник Казахской ССР (первый секретарь Западно-Казахстанского и Карагандинского обкомов ВКП(б), в августе — октябре 1919 г… выполнял ответственное задание Сибирского бюро ЦК РКП (б). С 7 по 17 октября он находился в Петропавловске. Главной причиной длительной остановки в городе были, вероятно, трудности с получением необходимых документов и пропуска. Приехал он сюда из Омска. Была ли у него явка в Петропавловске — неизвестно. Любопытно,.что к фронту Аммосов добирался с 17 по 22 октября «через киргизские (читай — казахские.— И. П.) степи». По возвращении в Сиббюро ЦК, переместившееся к этому времени из Уфы в Челябинск, он доложил его членам о ходе выполнения спецзадания, а Реввоенсовету 5-й армии в присутствии ее командующего М. Н. Тухачевского — «о всем виденном и слышанном», следовательно, и о положении в Казахстане.

 

В конце лета 1919 г. Сиббюро ЦК послало в Горный Алтай члена партии с 1917 г. Г. И. Мезенова, имевшего опыт нелегальной работы среды крестьян Урала в условиях колчаковщины. Мезенов задание бюро выполнил, участвовал в организации и развертывании в указанном районе партизанского движения. Установить, под какой фамилией он действовал и в какой мере оказывал влияние на казахстанскую часть Алтая, не удалось. Однако вряд ли можно сомневаться о том, что определенное влияние представителем бюро на этот район было оказано, ибо там и подпольщики, и партизаны Алтайской губернии и Семипалатинской области имели единую систему организаций, тесно сотрудничали между собой.

 

Одним из узловых и пока неудачно решенных в литературе является вопрос о связях подполья Кустаная и Кустанайского уезда с Челябинском и Троицком, об осуществлении партийными организациями этих городов, по поручению Сибирского бюро ЦК, руководства революционной борьбой, в том числе Кустанайским восстанием. Распространенными являются утверждения: «Подпольная партийная работа в Северном Казахстане осуществлялась под руководством большевиков города Челябинска..», «Выдающееся место в подготовке восстания (имеется в виду Кустанайское восстание.— И. П.) имела конференция подпольщиков, которая состоялась в Троицке в марте 1919 г.», и т. д. Однако доказательств в обоснование своих утверждений, даже ссылок на какие-либо достоверные источники авторы не приводят.

 

Иные подходы, попытки опереться на документы мы видим лишь в монографии П. М. Пахмурного. Он пишет следующее: «Бесспорный интерес представляет документ, выявленный автором в Центральном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС,—«Сведения о Челябинской организации РКП (большевиков), начиная с Октябрьской годовщины и по апрель 1919 г., данные т. Киселевым, членом Челябинской организации РКП (б)», представляющие собой приложение к рапорту сотрудника политотдела Туркестанской армии А. Фридмана от 9 мая 1919 года. Этот документ проливает новый свет на всю историю Кустанайского восстания и руководства им. Он подтверждает связь большевиков Кустанайщины с большевиками Южного Урала, руководящую роль последних, и прежде всего Челябинской организации, в подготовке и проведении восстания в Кус-танайском уезде. В нем, в частности, говорится, что Челябинская организация «обслуживает Екатеринбургскую» «в Кустанае, Кургане и Омске» и что «восстание, которое происходило недавно в Кустанае, происходило под идейным руководством Челябинской организации»

 

Привлеченный автором (и давно используемый нами) документ является, несомненно, ценным. Но в него вкрались и неверные положения, что выясняется при ознакомлении с другими источниками. Этого не заметил П. М. Пахмурный и впал в традиционную ошибку. Документ составлен со слов члена партии с 1917 г.

 

В.Г. Киселева, активного члена Челябинской подпольной организации. Киселев работал под непосредственным руководством Челябинского Центрального военнореволюционного штаба, по его поручению осуществлял руководство подпольной организацией в украинском полку (курене) им. Т. Шевченко. Вместе с полком, распропагандированным подпольщиками, он в 20-х числах марта 1919 г. отправился на фронт. По прибытии 1 мая на боевые позиции в районе ст. Сарай-Гир полк под руководством подпольной организации восстал и, увлекая за собой солдат ряда других частей, с оружием, артиллерией и обозами перешел на сторону. Красной Армии. В. Г. Киселева пригласили в штаб Туркестанской армии, размещавшийся в Бузулуке, в политотдел, и там он дал рассматриваемые нами сведения. При этом надо учесть, что В. Г. Киселев выбыл из Челябинской организации за полтора месяца до составления документа, его данные о событиях происшедших в конце марта и в апреле, включая время Кустанайского восстания, основаны на сообщениях в дошедшей до него переписке солдат со своими родственниками, друзьями, в числе которых были и избежавшие массовых арестов в Челябинске. Эти данные за конец марта — начало мая были очень неточны, порой просто ошибочны. Другое дело — те данные, которые относятся ко времени до отправки полка имени Шевченко на фронт.

 

В.Г. Киселев, говоря о руководстве восстанием в Кустанае со стороны Челябинской организации, основывался вот на чем. В те же самые дни, когда он готовился по поручению ВРШ к отъезду на фронт, этим же революционным органом, причем тем же его отделом «мобилизации и строя», был подготовлен и послан через Троицк в Кустанай коммунист Ф. П. Кузьминых (нелегальная фамилия «Слесарев»), которого Киселев знал, общался с ним в процессе работы. Он знал о задании Кузьминых: объединить подпольщиков Кустаная, создать там комитет и военно-революционный штаб, особое внимание обратить на подготовку вооруженного восстания. И факт восстания в Кустанае он связал с деятельностью Ф. П. Кузьминых, который должен был приехать в Кустанай в начале 20-х чисел марта. Но В. Г. Киселев (а вслед за ним и П. М. Пахмурный) в своем выводе ошибался, ибо Ф. П. Кузьминых задание выполнить не смог.

 

Проследим же по источникам за тем, как обстояло дело с поездкой Кузьминых, а заодно — с ролью в этом предприятии и отношением к Кустанайскому восстанию Челябинской и Троицкой подпольных партийных организаций.

 

До провала Челябинская организация, насчитывавшая многие сотни членов, была крупнейшей на Урале. Ее возглавлял комитет, именовавшийся обычно общегородским, а нередко и областным. Сибирское бюро, установив в январе и поддерживая в начале весны 1919 г. регулярные связи с этой организацией, опиралось на нее в руководстве действиями коммунистов как Южного Урала, так и в определенной степени и других регионов. Поскольку с находившимся в Омске Сибирским областным комитетом РКП (б) (с ноября 1918 г. по март 1919 г. он назывался «Центральный комитетом РКП (б) Сибири») регулярных связей, контактов установить не удалось, Сиббюро ЦК вообще решило Челябинск, его большевистскую организацию превратить в центр для всей подпольной работы на Урале и в Западной Сибири. Бюро решило осуществить эту задачу через 3. И. Лобкова, члена партии с 1916 г., белочешского мятежа одного из руководителей Омской городской и Акмолинской областной организаций РКП (б). С большими полномочиями 3. И. Лобков в начале марта 1919 г. переправляется через фронтовую линию и вскоре прибывает в Челябинск. В докладе Сиббюро в ЦК в 20-х числах февраля сообщалось: «Челябинск должен стать руководящим центром уральской и западно-сибирской работы».

 

Одной из первых мер, принятых челябинцами до. 20 марта, и была попытка возглавить подпольную и в целом революционную работу в Кустанае и уезде через своего активного работника Ф. П. Кузьминых. Имел Кузьминых поручение и в Троицке: передать руководству организации письмо, ряд документов, инструкций. Приехал Кузьминых в Троицк в неудобное для выполнения задачи время: несколько раньше, по своей инициативе, в Челябинск выехал руководитель местной организации Н. С. Полухин и находился там в обстановке начавшегося провала длительное время. Дело с выездом в Кустанай не терпело отлагательств, тем более, что в дни пребывания Кузьминых в Троицке стало известно о восстании во многих селах Кустанайского уезда. Требовалась помощь местных коммунистов. Член комитета Д. А. Пенькова без Н. С. Полухина не отважилась на положительное решение вопроса. Подключившийся к миссии Ф. П. Кузьминых активный молодой коммунист

 

А.Ф. Ланкин уговорил Пенькову на выдачу им нелегальных паспортов.

 

Примерно за пять дней пребывания Ф. П. Кузьминых в Троицке им добывались различные сведения (тексты военных телеграмм и т.д.). Все это могло иметь важное значение для кустанайских коммунистов и повстанцев.

 

Захватив взрывчатку, очевидно, 26 или 27 марта, Ф. П. Кузьминых и А. Ф. Ланкин выехали на лошади в Кустанай. Получив информацию о приближении повстанцев к Кустанаю, нарастании восстания, они, во-первых, решили принять меры к активизации революционного настроения крестьян, во-вторых, взорвать железнодорожный путь — чтобы воспрепятствовать доставке колчаковцами войск для борьбы с повстанцами, в-третьих, тем не менее поспешить с приездом в Кустанай. Необходимо было быстрей сообщить коммунистам, руководству повстанцев о положении в Троицке и Челябинске, в целом на Южном Урале, о количестве колчаковских войск, настроении солдат, затем поспешить с доставкой своим подпольным организациям информации о состоянии дел на местах, каких-то встречных предложений от куста-найцев.

 

Но с этой группой подпольщиков не все оказалось «чисто». С ними в поездку увязался только что принятый в подпольную организацию молодой человек, которому дали кличку «Орел». Как вскоре стало известно, этот «Орел», принятый в организацию Ланкиным, оказался белогвардейским офицером — агентом контрразведки. Это повлияло потом на исход задуманной диверсии на железной дороге. Подпольщики решили эту боевую задачу совершить в районе с. Веселый Кут Кустанайского уезда. Выбор не был случайным: в этом селе существовала нелегальная группа во главе с Деми-денко, созданная и руководимая троичанами. Местные подпольщики пообещали помочь в организации взрыва железнодорожного полотна в момент приближения воинского эшелона из Троицка с тем, чтобы произошло крушение, Для. выполнения боевого задания, проведения совместно с подпольщиками собрания в Веселом Куте оставили «Орла».

 

Подпольщики Веселого Кута 28 марта провели собрание крестьян. Прошло оно на большом подъеме. На нем был вынужден выступить с революционной речью и «Орел» (текст документа приведем далее). Группа крестьян стала готовиться к взрыву железнодорожного полотна. Однако в последний момент «специалист по подрывному делу» не только отказался от проведения акции, но и под разными предлогами помешал действиям крестьян, больше того —забрал взрывчатку и уехал в Троицк.

 

Ф. П. Кузьминых и А. Ф. Ланкин были уже в пути. Они прибыли в расположение повстанческой армии и пришли в ее штаб, к беспартийному главкому А. Жиляе-ву. Это было их новым, роковым просчетом. Как свидетельствует руководитель Троицкой организации Н. С. Полухин (да и А. Ф. Ланкин), прибывшие коммунисты рассказали А. Жиляеву о себе, своей миссии, о больших силах казаков и карателей, которые стягивались к Кустанаю, и «предупредили его, что повстанцы должны скорее оставить Кустанай и двигаться по направлению на Актюбинск», обратили внимание на их крайне плохое вооружение. Жиляев заносчиво заявил, что «он со своими через 2 дня займет город Троицк». Представитель челябинского подполья, очевидно, намеревался при отступлении остаться в городе, выполнить возложенную на него задачу. А. Жиляев же, видимо, не имея желания, да и возможности разобраться в ситуации, в справедливости советов уральских коммунистов, накричал на них, отобрал у них документы, объявил «шпионами» и приказал заключить их под стражу. При этом он не обратился с предложением разобраться с прибывшими к М. Г. Летунову и другим коммунистам. Сориентировавшись в ситуации, Ф. П. Кузьминых в штабной сутолоке скрылся. А. Ф. Ланкина же заключили под стражу. Он просидел в заключении несколько дней и смог вырваться из него лишь в тот момент, когда повстанцы покидали город. Без документов и денег, голодный А. Ф. Ланкин пешком с трудом за несколько суток добрался до Троицка, обходя селения, удачно минуя карательные отряды и их посты. В Веселом Куте он выяснил, почему не был произведен взрыв.

 

Так трагическое стечение обстоятельств, некомпетентность, анархические действия Жиляева, руководства кустанайскими повстанцами, привели к тому, что коммунисты Кустаная лишились возможности установить непосредственную связь с уральскими подпольными организациями, объединить усилия для совместной революционной борьбы. А ведь совместные действия могли привести к расширению очага восстания и его размаха, к иным его результатам.

 

По постановлению Троицкого ВРШ А. Ф. Ланкин «убрал» провокатора. Он продолжал нелегальную работу до освобождения Троицка. Ф. П. Кузьминых также работал в Челябинске и затем сражался против колчаковдев в Уральском (Тютнярском) партизанском отряде.

 

А теперь — к вопросу о доставленных Ф. П. Кузьминых документах; приведем частично их содержание. Из-за поспешного отступления 10 апреля 1919 г. повстанцев из Кустаная и крайней неосмотрительности А. Жиляева и членов Военно-революционного штаба все эти документы были оставлены в помещении штаба и попали в руки колчаковцев. Прежде всего речь должна идти об удостоверении на нелегальное имя Кузьминых, выданное ему руководством Челябинской организации. Текст гласил:

 

«Удостоверение.

 

Дано сие т. Слесареву, в том, что он действительно является агентом контрразведки при Челябинском общегородском комитете.

 

Председатель ком. Наумов.

 

Челябинский комитет Российской коммунистической партии».

 

Как мы можем по этому документу судить, что Ф. П. Кузьминых имел поручение и от штаба, и от самого Челябинского общегородского комитета. Возможно, и об этом было известно В. Г. Киселеву.

 

Следующий документ — это письмо члена Военнореволюционного штаба при Челябинском общегородском комитете РКП (б) «Маруси» (Н. Г. Образцова) руководителю Троицкой партийной организации «Павлу» (Н. С. Полухину), датированное 7 марта 1919 г. В письме запрашивались «список всех деревень, в которых Вы устроили ячейки и пароли, какие назначены Вами». Давались подробные установки на последующую организацию нелегальной работы и военно-боевой деятельности троичан. К письму была сделана приписка — «Рецепт для вытравливания документальных бумаг, как-то паспортов и т. п.»

 

Помимо этих, были следующие документы: устав Челябинской подпольной организации РКП (б) под официальным названием «Российская Коммунистическая партия большевиков. Обязанности членов»; «Инструкция по организации партийных ячеек в войсковых частях города Челябинска»; «Инструкция центральному и районным Военно-революционным штабам при Челябинском общегородском комитете Российской Коммунистической партии (большевиков), принятая на общегородской конференции от 11 декабря 1918 г.» Под инструкциями стояла подпись центрального Челябинского Военно-революционного штаба при Челябинском комитете РКП(б).

 

Судя по письму к Н. С. Полухину, устав и инструкции предназначались Троицкой организации. Возможно, в отсутствие Полухина Кузьминых их по назначению не передал. Возможно и иное: он имел дополнительные экземпляры, которые и увез в Кустанай. Между прочим, Ф. П. Кузьминых в Троицк привез пачку листовок двух выпусков, и вряд ли он не оставил часть их для доставки в Кустанай. Привезена была и «Резолюция общего собрания крестьян села Веселый Кут Кустанайского уезда», принятая 28 марта. Она позволяет точно датировать день пребывания подпольщиков в Веселом Куте, а значит — и в целом всей поездки.

 

«Резолюция общего собрания крестьян села Веселый Кут Кустанайского уезда.

 

Заслушав доклад тов. Орла, общее собрание крестьян поселка постановило: Доклад принять к сведению и руководству. Сейчас же организовать партийную ячейку и приступить к формированию боевой дружины для беспощадной борьбы со всеми врагами Советской власти. Вступить сейчас же в связь с Кустанаем и Троицком, дабы получить дополнительные инструкции и необходимое оружие, после чего крестьяне все как один выступят на защиту пролетарских прав.

 

 

При ознокомлении с документом становится ясно, что в Кустанайском уезде существовали и партийные подпольные организации, й группы. Обращает на себя внимание, насколько высок был революционный энтузиазм трудящихся крестьян уезда в тот момент, когда повстанческое движение было на подъеме, какие резервы таились в массах, которые при большей организованности коммунистического подполья можно было шире использовать в нужный момент.

 

По рассмотрении большой группы документальных источников мы, увы, приходим к заключению, что информация В. Г. Киселева в той части, о которой идет речь, оказалась неверной. Челябинская или Троицкая организации не руководили Кустанайским восстанием, хотя и предпринимали для этого серьезные меры. Но это не значит, что названные организации не могли не оказать влияния на большевистское подполье Кустанай-ского уезда, а быть может, и на подготовку восстания. Априори можно было бы согласиться с многочисленными утверждениями авторов на этот счет. Трудно представить, что подпольщики Урала, где на протяжении многих месяцев ими проводилась активнейшая революционная работа, не оказывали помощи и влияния на Северный Казахстан. Но гипотеза остается гипотезой, пока не находит подтверждения, доказательств. Мы встречаем попытку такого доказательства снова у П. М. Пахмурного. В его высказываниях о том, что Введенская и другие подпольные ячейки Кустанайщины «являлись органической частью разветвленной сети большевистского подполья Южного Урала», что из Челябинска «поступали деньги, инструкции и литература», в качестве доказательства делается ссылка все на ту же приводившуюся нами выдержку из все той же информации В. Г. Киселева. Но мы видели, что миссия Кузьминых не удалась. Есть, однако, иные документы и материалы, могущие в той или иной степени действительно подтвердить рассматриваемую версию.

 

В двадцатых числах декабря 1918 г. при отступлении из Перми Уралобком партии и спецорганы оставили для нелегальной работы в тылу врага немало коммунистов, включая целые группы, например А. Я. Валека. Получил задание и опытный чекист, коммунист Д. А. Михайлюта. Он имел документы подпоручика на свое имя. С этими документами заполучил удостоверение за подписью генерала Пепеляева. Приехал в Троицк, затем в Кустанай с задачей явиться к воинскому начальнику и встать на учет с тем, чтобы затем создавать подпольные ячейки и организовать работу. Как вспоминал Ми-хайлюта, в январе он «пробрался во 2-й батальон только что мобилизованных солдат для того, чтобы с ними говорить и, если подходящая масса, создать группу. Но был захвачен в реальном училище агентом контрразведывательного отделения во время беседы с солдатами». Он был переведен в Троицкую тюрьму, где и просидел 5 месяцев. Связался с подпольем города. Освободил Михайлюту случайно увидевший его французский полковник Пишон, знавший его по Петрограду и не подозревавший, что он работал там под офицера по заданию ЧК. Перейдя на нелегальное положение, Михайлюта принялся запоздание партизанского отряда в самом городе, что ему удалось сделать.

 

Мы уже указывали на то, что троичане вели работу в с. Веселый Кут. В поселке Ново-Троицком Кустанайско-го уезда под их руководством также сложилась и действовала крупная подпольная организация. Прослеживается взаимосвязь между троицкими, миасскими и кустанайскими подпольщиками и повстанцами. Среди мобилизованных миасских рабочих, привезенных в Троицк и Кустанай, были подпольщики, агитаторы. 5—6 марта под воздействием их агитации (как и местных коммунистов) в Троицке произошло восстание мобилизованных. 10 марта — вспышка и в Кустанае. Вряд ли эти два события не взаимосвязаны. Контрразведка Западной армии 17 марта констатировала: «Мобилизованные солдаты под влиянием широкой большевистской агитации, которая нашла благодатную почву среди находящихся в большом количестве мобилизованных рабочих Миасского заводского района, выступили с протестом против мобилизации».

 

Существует много опубликованных и неопубликованных документов, в которых колчаковцы отмечали систематическую утечку секретной военной информации на линии Челябинск—Троицк—Кустанай. Мы отмечали, что и Ф. П. Кузьминых с А. Ф. Ланкиным перед поездкой в Кустанай пользовались нелегальными каналами для получения такой информации, включая тексты телеграмм. Во всем этом ставка делалась на связистов, включая военных, и железнодорожников. С событиями в районе Кустаная, с восстанием связаны и имена железнодорожников Троицко-Кустанайской линии. С этим колчаковцы связывали участие в революционной работе служащих ст. Джаркуль во главе с В. И. Лавровым и его помощником Н. Ф. Цибиным, «сильно зараженных большевизмом».

 

После поражения восстания часть его участников, не успевших отойти с отрядом, скрылась в Троицке; в селах, расположенных вокруг станиц Веринской и Варва-ринской Оренбургской губернии, еще в конце марта 1919 г. образовалась большевистская подпольная организация. Уральцы укрывали своих товарищей, которым угрожала смертная казнь. Постепенно кустанайцы сами включились в революционную работу на новых местах. Среди арестованных за революционную работу в Троицке были и выходцы из. Кустанайского уезда, включая прямых участников восстания. Так, на протяжении недели (18—24 мая) «по подозрению в участии в куста-найском мятеже» было арестовано 7 человек. Эти факты свидетельствуют о том, что вдруг, случайно, без связей, явок найти убежище, тем более включиться в совместную революционную работу вне своего уезда кустанайцы не смогли бы.

 

Сильным и разветвленным было сельское подполье в Челябинском уезде. Оно было организовано и работа его направлялась Челябинским комитетом. Из колчаковских документов известно, что подпольные организации имелись на самом юге уезда — в с. Кислянском и станице Усть-Уйской. В дни кустанайских событий они подняли крестьян на вооруженное восстание. Эти села — совсем рядом с районом Введенки. И, конечно, подпольщики так или иначе влияли на жителей сел Кустанайского и других уездов Казахстана, были «передаточными звеньями» в общей цепи большевистского подполья региона.

 

Остановимся теперь на вопросе, который связан и с Кустанайским восстанием, и с деятельностью Сибирского бюро ЦК РКП (б), и с подпольем и революционной борьбой в Казахстане в целом. Всех сторон этого вопроса касается такой широко известный документ, как телеграмма В. И. Ленина М. М. Лашевичу от 18 июня 1919 г. Вот ее текст: «Узнал от Смилги про восстание в Кустанае и движение повстанцев на Челябинск. Если это мадьяры и их друзья, то подошел самый критический момент. Надо напрячь все силы на соединение. Что предпринимаете? Посылаете ли к ним аэроплан? Если нет авиасмеси, то, вероятно, особым нажимом удастся достать. Телеграфируйте мне подробнее. Ленин».

 

На протяжении многих лет историки и публицисты обращаются к тексту этой телеграммы, но не могут полностью объяснить ее смысла, в частности слова: «Если это мадьяры и их друзья, то подошел самый критический момент». Попытку анализа содержания телеграммы и в этом случае предпринял П. М. Пахмурный. Он приходит к правильному выводу, что посылка В. И. Лениным телеграммы уже после окончания этого восстания объясняется просто-напросто тем, что сообщение о нем он получил с большим опозданием.

 

Что же касается других, основных моментов, то суждения автора несостоятельны. Напрасно он и на этот раз попытался опереться на приводившиеся сведения

 

В.Г. Киселева, данные еще 9 мая и, как мы увидим далее, не содержащие ключа к пониманию ленинской телеграммы. Неприемлемо суждение П. М. Пахмурного и о мадьярах в смысле того, что и они участвовали в Кустанайском восстании. Их в городе было очень немного, и они не наложили отпечатка на восстание, да и

 

В.И. Ленину о них, скорей всего, вообще не было известно.

 

Так в чем же дело? И здесь мы сталкиваемся с одним из трудных для выяснения и драматических по характеру вопросов истории большевистского подполья в колчаковском тылу, руководства им Центральным Комитетом партии во главе с В. И. Лениным и Сиббюро ЦК РКП(б).

 

В январе 1919 г. фронтовую линию перешел военнопленный венгр Ф. А. Сатке. В Уфе, в особом отделе 5-й армии, он заявил, что является коммунистом, инженером Экибастузских угольных копей, на которых имеются несколько тысяч иностранных военнопленных и местных рабочих. Он рассказывал, будто там коммунисты создали мощную подпольную военную организацию-бригаду, которая имеет достаточное количество оружия, включая пулеметы, готовится к восстанию и наступлению на Омск для свержения правительства Колчака. Не хватает лишь денежных средств. Сатке выдавал себя за полномочного представителя подпольного партийного комитета и штаба копей с задачей договориться с Москвой о взаимодействии подпольщиков, будущих повстанцев, с Красной Армией. Из Уфы Сатке направили в Москву. Его рассказ приняли за правду в Реввоенсовете Республики, включая и его председателя Л. Д. Троцкого. Сатке оттуда направили в ЦК партии. Беседовал с Сатке 15 января и В. И. Ленин. Коменданту Кремля на бланке он писал: «Т. Мальков! Податель — венгерский товарищ Сатке, о котором мы сейчас сговорились. Привет! Ленин».

 

В конце января Ф. А. Сатке с полуторамиллионной суммой денег прибыл в Сиббюро, которому ЦК и Реввоенсовет Республики, специальные органы поручили его и некую Г. Ф. Ситникову переправить через линию фронта. В Сиббюро личность Сатке вызвала сильные подозрения. Но задержать его или отослать обратно в Москву они не решились. Они забрали у него только половину денег, передав их И. Б. Борисову для доставки в Омск, в Сибирский подпольный центр и последующей передачи им или кем-то другим в Экибастуз, если сообщение Сатке о наличии там мощного подполья и готовности рабочих к восстанию подвердится. И вот какое сообщение в середине февраля послали члены Сиббюро в ЦК: «В заключение несколько слов о Сатке (Ситников), которого тов. Аралов и тов. Павулан послали в копи с известным Вам поручением и с деньгами 1 500 ООО руб. Мы не могли довериться ему безусловно, тем более, что по проверке Эзерманом и Лобковым у нас возникло некоторое сомнение. Сибирское бюро, как таковое, ни в коем случае не дало бы ему столько денег и вообще не оказало бы такого большого доверия. Мы считаем себя не вправе задерживать Сатке, имевшего прямое поручение от Троцкого и Ленина, но в интересах дела мы отобрали у него 750 000 руб. и послали их в Омск со своим человеком, который должен встретиться с Сатке в Челябинске.

 

Мы вторично распорядились, чтобы Сибирский областной комитет послал на копи полномочного товарища, дабы уяснить, наконец, с кем мы имеем дело. Сатке выехал 1 февраля, 15-го должен быть в Челябинске. Мы просим в будущем всякие подобные предприятия выполнять только через Сибирское бюро, ибо только в этом случае мы возложим на себя ответственность за дело его в целом».

 

К сожалению, опасения бюро оказались справедливыми. В Челябинске Сатке (или будучи арестованным, или добровольно явившись в количаковские органы?) выдал И. Б. Борисова («Александра»), связную

 

А.Я. Михееву. Была арестована и жена Борисова — М. А. Борисова. Об упоминавшейся же Г. Ф. Ситниковой в колчаковских материалах данных нет. В них нет определенных указаний и относительно денег. А суммы были огромные, если бы они были захвачены, особенно во всем объеме, о них колчаковцы не могли бы не упомянуть. В одном случае, когда речь шла о провале Челябинской организации уже в конце марта 1919 г., говорится, что там взято около 700 000 руб. Организация такой суммой не располагала. Возможно, имеется в виду сумма, которая была изъята у И. Б. Борисова.

 

Напрашивается предположение, что Сатке деньги, имевшиеся у него, передал Г. Ф. Ситниковой, и та скрылась, уехала, вероятно, в Каркаралинск. Именно туда направился Сатке после освобождения его, пока не был 30 июля 1919 г. вновь арестован. Но 28 сентября он был уже окончательно освобожден из Омской тюрьмы. После освобождения в ноябре 1919 г. Омска Красной Армией Сатке был найден, арестован и после следствия, как отмечал видный омский коммунист П. Г. Кринкин, расстрелян.

 

Кем же являлся Сатке? С нашей точки зрения,— авантюристом, решившим с помощью сообщницы урвать огромную денежную сумму, разбогатеть. Думается, он не был заведомо провокатором — агентом колчаковской контрразведки. По всей видимости, он не сам явился в контрразведку, а все же был арестован. На допросах он рассказывал далеко не обо всем, что знал, в частности, совершенно умолчал о встрече с членами ЦК РКП (б) и Реввоенсовета Советской Республики, об обстоятельствах получения денег. Но после ареста он сразу же стал провокатором, помог выследить и арестовать И. Б. Борисова и др. Это и послужило главным мотивом освобождения его колчаковцами.

 

Сотрудники ЦК партии, в том числе и по поручению

 

В.И. Ленина, Я. М. Свердлова, запрашивали Сиббюро о результатах поездки Сатке, просили послать для расследования этого дела людей и т. д. В одном из докладов Сиббюро Центральному Комитету, составленном И. Н. Смирновым, говорится: «Вы, конечно, очень заинтересовались докладом об интернациональной рабочей бригаде в районе Павлодара. Никаких новых сведений не имею, отношусь скептически к ее существованию. Послал в Омск человека, поручив вступить в связь с бригадой». В мае один из членов бюро в ЦК сообщил, что «о Сатке, несмотря на все принятые нами меры, до сего времени не получено никаких сообщений». В июле бюро сообщало, что послан работник «в район по расследованию операции Сатке, и если там действительно что-либо имеется,— осуществить план по мере приближения нашего к тому району».

 

Как мы видели, «дело Сатке» стало ясным только после освобождения Западной Сибири. Из всего сказанного выясняется, что в Восточный Казахстан, Павлодар и Экибастуз посылались представители и Сиббюро ЦК (мы называли X. Б. Саттарова), и Сибирского ОК РКП(б). Надо полагать, часть из них прибыла по назначению и связывалась с местными подпольными группами, которые, как свидетельствуют источники, действительно существовали; в них участвовали и интернационалисты, только их силы далеко не были такими, какими изображал их Сатке.

 

Члены Центрального Комитета партии, в том числе и В. И. Ленин, поскольку Сиббюро ЦК вплоть до конца лета иди осени не сумело выяснить вопрос о Сатке, не в состоянии были ответить на запросы из Москвы, не теряли надежды на грандиозное восстание бригады «мадьяр и их друзей» из числа интернационалистов других национальностей, русских и, естественно, коль скоро речь шла о Казахстане,— казахов. Поступившие к В. И. Ленину сообщения о грандиозном восстании в Казахстане, о движении повстанческих войск на такой крупный и близкий к фронту центр, как Челябинск, в момент, когда была освобождена Уфа, соединения Восточного фронта успешно продвигались к Златоусту и Челябинску, и продиктовали необходимость телеграммы в выражениях: «в самый критический момент» «напрячь все силы на соединение» с «мадьярами и их друзьями».

 

Мы уже затрагивали вопрос об использовании Сибирским бюро ЦК РКП (б) Сибирского подпольного обкома партии в поддержании связей с нелегальными организациями Казахстана, решении других задач. К нему непосредственно примыкает вопрос о роли Сибирского ОК РКП(б) в руководстве подпольем в Казахстане, связи с ним. При ознакомлении с историческими трудами, популярными изданиями прямо-таки поражаешься бездоказательности многих авторов в утверждениях, что, мол, такой-то коммунист, тот, другой работник были посланы в Казахстан Сибирским бюро или подпольным обкомом.

 

Авторы одной из работ, например, пишут, будто Сибирский обком партии направил в Усть-Каменогорский уезд П. П. Бажова, хотя он не имел связи с этим партийным органом, и уехал в Казахстан из глухой сибирской деревни по своей инициативе, из-за угрозы ареста. Многие пишут, что осенью в Семипалатинск обкомом партии был прислан коммунист Н. Г. Калашников и стал руководителем большевиков этого города. Калашников же из Томска под угрозой ареста, одновременно с рядом других видных коммунистов, выехал на Алтай. Барнаульским комитетом, как отмечали его председатель И. В. Сурнов и другие работники, осенью 1918 г. он был послан в Семипалатинск «для связи». И вообще, будь направленным именно Сибирским ОК и именно на -руководящую работу, Н. Г. Калашников, опытный коммунист, смог бы воспользоваться данными ему полномочиями. В действительности же, включившись в Семипалатинске в нелегальную работу, он ни в то время, ни позднее не был руководителем Семипалатинской общегородской (или областной) организации.

 

В то же время источники содержат достоверные данные о посылке Сибирским бюро ЦК, Сибирским ОК и Омским общегородским комитетом РКП (б) своих представителей в Петропавловск, Павлодар и Семипалатинск. О представителях бюро ЦК мы уже писали. Еще в июне 1918 г. Уралобком РКП(б) вместе с руководителями западносибирских коммунистов переправили через линию фронта в Омск и его район две группы работников под общим руководством А. В. Валека. В их числе был и бывший комиссар снабжения в Петропавловске Пучкарев. Пучкарев задание успешно выполнил, но затем был арестован, на допросах держался стойко, впоследствии сумел бежать. Можно предполагать, что он внес вклад в установление омским партийным активом связи с подпольщиками в Петропавловске.

 

В августе из Омска в Москву выехал один из видных омских и в делом западносибирских коммунистов К. О. Эзерман (Эзермал). Проезжал он через Петропавловск. В дальнейшем докладывал о военной обстановке в городе. В это время белогвардейская контрразведка выясняет, что Омской организацией «установлены связи» с Петропавловской и Курганской организациями. В первой половине марта 1919 г. в Петропавловск приезжал представитель Сибирского бюро ЦК РКЩб) для приглашения на готовившуюся 3-ю Сибирскую конференцию. Однако связи к тому времени были нарушены, с ядром подполья Петропавловска их установить не удалось. На конференции был поставлен вопрос о посылке туда работника «для оформления организации».

 

В связи с крупнейшими провалами в конце марта — начале апреля 1919 г. коммунистического подполья в Челябинске и Омске было раскрыто и таковое в Петропавловске. Выявилась их связь. В частности, факт неоднократных поездок по делам организации в Омск пет-ропавловца, железнодорожного телеграфиста Соленюка. Требуют дополнительного изучения и проверки данные колчаковской милиции и сообщения одной из омских газет о задержании в конце августа 1919 г. «большевистского комиссара», присланного для организации работы по разложению казачьих частей с очень крупной суммой денег. У арестованного казака Перепе-ленко, вовлеченного в эту работу, было найдено 45 тыс. руб. Позднее, осенью 1919 г., контрразведкой белых было выявлено, что в Петропавловске находился «резидент красных в Петропавловском и Новониколаевском уездах» Бернгард, который в своей деятельности опирался на «местных большевистских деятелей», в частности Д. Юрина. К Бернгарду из Иркутской губернии приезжал И. И. Бильде, активный участник боевой подрывной работы в районе ст. Тайшет. Он связался с Бернгардом и включился в работу в Петропавловске.

 

Следует иметь в виду, что с лета 1917 г. Сибирский ОК РКП(б) размешался именно в Иркутске. При Иркутском губернском комитете действовала латышская подпольная организация, имевшая широкие связи с подпольщиками-латышами многих городов. Не исключено, что речь идет о руководстве революционной работой в Петропавловске и его районе со стороны областного комитета с использованием латышских партийных кадров. О подрывной работе на железной дороге в районе Петропавловск — Петухово, организации крушений в источниках имеются конкретные данные. В Павлодаре, насколько позволяют судить источники, общегородская подпольная партийная организация была создана под руководством коммунистов И. И. Сызранцева и

 

А.В. Левченко, прибывших из Омска и поддерживавших с этим городом постоянную связь.

 

Сибирский областной комитет РКП (б) эпизодически, а в отдельные отрезки времени и регулярно, поддерживал связь с семипалатинским подпольем. Известная подпольщица Е. С. Федорова, дважды по заданиям переходившая линию фронта, встречавшаяся с Я. М. Свердловым, отмечала, что в конце зимы и начале весны 1919 г. она в Томске участвовала в размножении листовок для Семипалатинска, где не было подпольной типографии. Хотя речь идет о деятельности не областного, а Томского губернского комитета, в его составе были и члены ОК. Федорова из Томска выехала в Омск и в качестве делегата участвовалав3-й Сибирскойподпольной конференции. Вероятно, сама же она доОмскаи доставила упоминавшиеся листовки, а кто-то другой их доставил по месту назначения. В подготовке и проведении восстания в ночь на 1 февраля 1919 г. в Омске активное участие принимал солдат-коммунист М. С. Дашкевич. В частности, он вел работу совместно с членом Центрального Военно-революционного штаба при ЦК (ОК) РКП(б) Сибири А. А. Бушуевым. Дашкевич затем находился и работал в Семипалатинске. В марте он приехал в Омск и был арестован. В Семипалатинске в начале марта 1919 г. был арестован, по данным колчаковцев, «видный большевистский деятель», бывший «комиссар Омского Совета» Прохоров, проживавший в городе под фамилией «Прозоров». Он вел подпольную работу вплоть до дня ареста.

 

Многие данные, естественно, нуждаются в проверке с помощью других источников. Но их ценность, важность других фактов, встречающихся в различных источниках, несомненна. Они имеют под собой документальную основу и позволяют составить достаточно достоверную картину деятельности большевистского подполья в Северном и Восточном Казахстане, его взаимоотношений с Сибирским и Омским ОК РКП (б).

 

Не задаваясь специальной целью раскрывать связь большевистского подполья Казахстана с зафронтовыми партийными и советскими, в том числе военно-политическими органами, отметим, что, во-первых, они частично показаны в литературе, во-вторых, рассмотренные источники содержат немало новых данных на этот счет. В Северо-Западный и Северный Казахстан для разведывательной и нелегальной революционной работы весной и летом 1919 г. посылалось большое количество агентов из Тургая, Иргиза, Актюбинска и его района. В середине июля по получении сигналов о нелегальной работе на медных копях из Атбасара был послан с карательными целями взвод местной роты. Ему удалось схватить трех подпольщиков. Обыск позволил установить их связь с советскими туркестанскими организациями. В колчаковской контрразведке имелись агентурные сведения о переправе 31 мая 1919 г. через Каспийское море и Казахстан И. Сазанкина и Д. Сидоренко. Они должны были прибыть в организацию, ядро которой составляли наши матросы и которая «располагает большими средствами и связью с Москвой». Вероятно, речь шла о подполье в Обско — Иртышском речном бассейне.

 

Колчаковцы в конце февраля 1919 г. отмечали, что в 80—100 верстах от с. Державинское Атбасарского уезда шла организация отряда «киргиз-большевиков» во главе с Абдухапаром и «скрывающимися русскими главарями Советской власти». Летом 1919 г. отмечался факт формирования и боевых действий в районе д. Кисылбай того же уезда партизанского отряда во главе с Сайба-таллой Хайсамандиновым. Отряд успешно действовал и уничтожил много колчаковцев, включая офицеров. Но в 20-х числах августа в его ряды проникли агенты контрразведки. Опираясь на их сообщения, враг стал следить за передвижениями и действиями отряда и разбил его, совершив неожиданное нападение. Командир отряда С. Хайсамандинов и ряд партизан были схвачены и расстреляны.

 

Анализ соответствующей исторической литературы позволяет констатировать, что рассматриваемый нами вопрос до сих пор или только затрагивается, или, если освещается, то очень кратко, притом с допущением фактических ошибок, неправильных оценок, а то и вовсе превратно. Широкое распространение получили бездоказательные, ни на чем не основанные утверждения о прибытии в Казахстан для связи и руководства нелегальной революционной работой коммунистов целого ряда представителей Сибирского бюро ЦК РКП (б). На поверку же выходит, что большинство из них или не имели отношения к Сиббюро ЦК, или направлялись не на территорию Казахстана.

 

Ошибки проистекают главным образом из практики обращения историков к узкому кругу источников, игнорирования документов Сиббюро ЦК и его отделения, центральных, уральских и сибирских архивов, чаще всего даже специальной литературы по истории их деятельности.

 

Между тем, обращение к широкому кругу документов, часть которых в данной статье использованы, позволяет назвать не мнимых, а реальных лиц, которые направлялись Сибирским бюро ЦК в различные районы Казахстана или специально, или для выполнения части своих общих заданий. Источники также позволяют внести значительную ясность в вопрос об установлении, поддержании связей партийных центров Урала и Сибири с подпольем Казахстана, о помощи ему или по прямым поручениям бюро ЦК, или в соответствии с их общими задачами, исторической миссией.