Добрейшие благодетели мои, Николай Иванович и Екатерина Степановна!

Не нахожу слов достойно благодарить Вас за ту память, которую сам не знаю чем заслужил; я думаю, что ничем, а всем обязан беспредельной Вашей доброте. Письмо Ваше я получил за официальным обедом у коменданта укрепления по случаю приезда инспектора графа Борха и гостей из Иргиза: коменданта, уездного судьи и старшего помощника начальника Иргизского уезда. Моя радость была, вероятно, так сильна, что ее прочли на моем лице все присутствовавшие, которые, узнав, в чем дело, поздравили меня от души. Здешнее же общество сразу и пожалело, что я уеду от него, быть может, надолго, и вместе с тем разделило мою радость — и то и другое, смею думать, что искренно. А что до ордынцев, то они сильно сетуют на меня; не одни аксакалы поговаривают, нахмурившись: “Что тебе искать счастья вне пределов твоих родичей”. Не могу скрывать перед Вами, что все это для меня приятно и по многим причинам мне было бы крайне горько и тяжело, если бы окружающие не отнеслись ко мне так сочувственно. Итак, после Вашего письма, будучи в полной надежде увидать тот обетованный мир, где живут друзья человечества, я испросил уже у доброго Якова Петровича разрешения на отпуск в аул до августа для устройства домашних своих дел. По возвращении оттуда с нетерпением буду ожидать Ваших приказаний. Для более точного определения и приготовления к поездке мне бы необходимо знать, сколько, по мнению Вашему, будут продолжаться действия комиссии; и если будет милость и время, не откажитесь уведомить об этом. Письмо можно бы до последних чисел июля адресовать в Троицк на имя хотя [бы] Тлеу Сейдалина, старшего помощника Николаевского уездного начальника, с передачею мне, а позже — в Тургай. Об этом прошу в особенности, потому что если могу рассчитывать жить там долго, то приехал бы с семейством, а если ненадолго, то на первое время нужно будет поехать одному, а там поступлю по обстоятельствам. Если не будет для Вас обременительно, я просил бы даже дать знать об этом на мой счет в Троицк по телеграмме, так как почта ходит у нас как верблюжий караван.

 

Несмотря на то, что все, кажется, обстоит благополучно, я нахожусь в трепетном положении человека, который, держа в руках дорогую вещь, ежеминутно боязливо озирается кругом, чтобы не отняли ее. Натура и обстоятельства сделали из меня то, что я вообще на все будущее как-то смотрю недоверчиво; а между тем день со дня чувствую, что более здесь нельзя мне оставаться...