Советский Союз, являясь мировой сверхдержавой, был действительно оплотом “мировой системы социализма”, а точнее говоря закрытых обществ. Историческое развитие показало, что до тех пор, пока существовала наша сверхдержава, не могло быть перемен и Восточной Европе, отдаленность от Союза и изолированность Северной Кореи и Кубы лишь подтверждает тезис о том, что тайна является основой закрытых обществ. Перемены в нашей стране явились главной причиной падения режимов Восточной Европы. Но что явилось причиной перемены в СССР? Здесь уже трудно найти одну причину. Целая совокупность обстоятельств повлияла на это. Ясно только одно, что эти перемены в Союзе могли начаться только, что называется, “сверху” (главная причина — это наше отставание от стран Запада, Японии, Южной Кореи и пр.). Конечно, при всей замкнутости нашей системы люди не могли не видеть того, что мы живем несколько хуже, чем те, кто находится на “низшей по сравнению с нами ступени общественного развития”. Но идеология делала свое дело. Мы находим этому массу объяснений. “Сверху” это было виднее, но наши кремлевские старцы не хотели этого замечать, а другие цинично с этим смирились, поскольку лично они жили не хуже.

 

Возникло некое равновесие между теми, кто не мог или (и) не хотел понимать из-за своих идеологических принципов, теми, кто, все (многое) видя, мог продолжать прежнюю политику только из-за собственной выгоды и теми, кто понимал и желал перемен, не сознавая разрушительности их для “верха”. “Уход лидеров первой группы привел наверх лидера третьей группы, поскольку за ними, кроме идеологии были и здравый смысл, и решительность. Вторые пошли за ним, поскольку надеялись, что и в этом случае им будет неплохо, а малочисленные старцы, не видя особого отступления в идеологии, надеялись таким образом еще более укрепить систему.

 

Почему перемены не могли начаться “снизу”? Потому что у людей не было информации.

 

Для любого действия необходима информация. Чтобы предотвратить обмеление Арала, надо хотя бы знать, что это планируется (а это планировалось). Чтобы знать — надо иметь информацию — это тавтология. Но в масштабе нашей системы действовал орруэловский тезис “незнание — сила”. Сила правительства в отсутствии информации у народа. А этого очень легко достичь, когда все средства массовой информации принадлежат государству и подцензурны. Когда весь репрессивный аппарат НКВД, КГБ и даже психиатрические клиники работают на охрану единомыслия в идеологии.

 

Таким образом, тайна “сталинизма” и любой другой тоталитарной системы — в тайне, в закрытости, в отсутствии информации, в незнании.

 

Такая система не может существовать вечно, поскольку познание есть неотъемлемая способность человека и в своем логическом завершении система должна была запретить все виды познания. Но это было бы саморазрушением. Здесь простое непреодолимое противоречие системы: необходимость познания науки для самоподдержания и полное ее отвержение, неприятие этой системой. Отсюда отношение к науке и ученым — это подозрительная терпимость. Это предоставление работать с условием полной изоляции от народа. И в этом случае разрешается не преданность, а простая лояльность к властям и иногда прощается даже критика — с глазу на глаз. Если эта критика открытая и публичная, что было невозможно внутри, но возможно только через зарубежье, то это не прощалось никому. Ирония истории такова, что даже и именно человеку, принесшему могущество этой системе и “сделавшего” ее сверхдержавой, это не было прощено.

 

Противоречие, человеческое познание разрешилось крушением (еще не полным) системы. Само познание противоречиво и имеет подвижную, революционную, критическую и консервативную, догматическую стороны. Последняя служила опорой системы, но не могла длительно противостоять даже простому накоплению фактов, не говоря уже о борьбе с различными направлениями в науке и внутри наук. Она выливалась в запреты или в схоластику. Это соответствие догматизма и закрытого общества подметил Дж.Сорос, основавший “Фонд открытого общества” во многих странах, и создал свою теорию, с помощью которой сделал состояние на фондовой бирже. “ Теория основана на той посылке, — пишет он, — что люди вынуждены действовать, не имея тех знаний, которые требовались бы, чтобы их решения были рациональными. Предвзятые решения сказываются на ходе событий, тогда как события воздействуют на существующие предубеждения.

 

… Из этой теории вытекает, что в каждой догме заложена погрешность и что только критический стиль мышления способен приблизить нас к истине. Но дабы такой стиль утверждался, нужно открытое общество”.

 

Это соответствие догматизма и закрытой системы во многих случаях вело к тому, что критика доходила до отрицания всякой системы.