Часть II
ОСВОБОДИТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ ПОД РУКОВОДСТВОМ КЕНЕСАРЫ КАСЫМОВА
Глава 5
ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ ВОССТАНИЯ КЕНЕСАРЫ
В отличие от всех прочих крупных восстаний казахов XVIII—XIX вв. в восстании Кенесары участвовали народные массы всех трех казахских жузов. И хотя вступали они в борьбу не сразу и неравномерно, хотя отдельные области втягивались в движение, когда оно затихало в других районах, восстание Кенесары уже в первые же годы приняло небывалый размах, стало массовым народным движением.
Массовость движения, широкий размах, ярко выраженный политический характер являются специфическими особенностями восстания Кенесары.
В восстании Кенесары участвовали все основные казахские роды. Это отчетливо видно из следующей таблицы, составленной нами на основании далеко не полных сведений, почерпнутых из официальных архивных источников.
В таблице указаны названия отдельных родов и подродов, участвовавших в восстании, годы, в которые они принимали участие в борьбе, начиная с 1838 года, когда под властью Кенесары объединился ряд родов Среднего и Младшего жуза. В силу крайней отрывочности данных об участии казахских родов в движении 1837 года, т. е. в начальный период борьбы, мы приводим соответствующие сведения в очерке, посвященном событиям этого года. В сносках к таблице нами приведены свидетельства отдельных лиц, а также наиболее характерные выдержки из донесений чиновников и показания приверженцев Кенесары, подтверждающие участие данного рода в восстании. Вот почему кипчаки, например, упоминаются в 1838, 39, 41, 44 и 45 гг. За 1842 — 43 годы данных об их участии у нас нет, и потому они в этот период в таблице не указаны. Возможно, что они и продолжали борьбу, но их борьба в эти годы не нашла отражения в сохранившихся источниках.
Данная таблица позволяет сделать один вывод принципиальной важности, а именно то, что все основные казахские роды так или иначе участвовали в восстании Кенесары, хотя вступали они в него не одновременно.
Отход одних родов от восстания и появление на их месте других (в отдельные годы) объясняется в первую очередь передвижением Кенесары из одного жуза в другой, в силу чего менялась и территория восстания. Не все роды могли следовать за Кенесары, многие принуждены были оставаться в районах своих кочевий и потому порой временно, а порой и совсем выходили из борьбы. Значит ли это, что они рвали с Кенесары и вовсе отходили от лагеря повстанцев? Вернее всего, что нет, что симпатии их по-прежнему оставались на стороне Кенесары, который смело мог рассчитывать на них, как на свой резерв.
В таблице не упомянуто несколько известных казахских родов — Адаевский, часть Жаппаского и Аргынского родов. Это не случайно, ибо эти роды действительно не участвовали в восстании Кенесары — одни потому, что находились в стороне от районов восстания и менее других ощущали непосредственный гнет царизма (например, адаевцы), либо потому, что оставались под влиянием своих родоначальников, враждебно относившихся к восстанию (например, часть Аргынского рода ведения Чегена Мусина, часть жаппасовских подродов, находившихся в ведении зауряд хорунжего Джангабыла Толегенова), либо потому, что в силу тех или иных причин не решались примкнуть к восставшим.
Наконец, следует помнить о величайшей путанице в наименованиях казахских родов и подродов в официальных данных. Детально разобраться в родовом делении казахов могли лишь очень знающие люди, какими вовсе не всегда были царские чиновники, составлявшие донесения. При плохой осведомленности в данном вопросе сведения о том или другом роде легко могли оказаться неточными.
Приведенная нами таблица показывает, как отдельные казахские роды постепенно втягивались в водоворот движения. Значительное количество родов, участвовавших в восстании, падает на 1843—1845 годы. Это вполне естественно, ибо это было годами подъема движения, когда восстанием была охвачена значительная часть территории современного Казахстана. Из данной таблицы видно, что наиболее активно поддерживали Кенесары кипчаки, торткаринцы, джагалбайлинцы, табынцы, таминцы, чумекеевцы, баганалинцы, шектинцы, алчинцы, киреевцы, жаппасовцы, аргынцы и некоторые другие роды.
Из перечисленных казахских родов не все участвовали в борьбе против царской России. Такие казахские роды, как Кумекей и Чумышлы-табын, жившие в глубине казахских степей, почти не сталкивались в Россией. Эти роды зимовали и кочевали по рр. Сыр-Дарье и Куван-Дарье и в песках Кзыл-Кум. Территориально они граничили с Хивой и Кокандом. Чумекеевцы и чумышлы-табынцы испытывали тяжелый гнет кокандских и хивинских беков. Поэтому эти казахские роды присоединились к восстанию Кенесары, чтобы избавиться от притеснения среднеазиатских ханств. То же самое следует сказать о казахских родах Старшего жуза (Дулат, Жалаир, Найман). Когда центр восстания переместился в районы Старшего жуза, то эти казахские роды присоединились к Кенесары не потому, что здесь они испытывали гнет царских завоевателей, а потому, что они подвергались гнету кокандских беков.
Некоторые исследователи отрицают участие Аргынского и Жапиаского родов в восстании Кенесары. Например, М. И. Стеблин-Каменская утверждает, что Аргынский род, предводительствуемый Чегеном Мусиным, не присоединился к Кенесары и на этом основании приходит к заключению, что до 1845 года в рядах повстанцев не было аргынцев. Но дело в том, что название «Аргын» имеет собирательное значение, поскольку в этот род входили многочисленные подроды, разбросанные по всей территории Казахстана, например, Карпы-ковский, Темешевский, Каракесекский, Атыгаевский, Караульский. Часть названных подродов, как это видно из нашей таблицы, принимали активное участие в восстании. Правда, до 1845 года часть Аргынското рода, находившаяся в ведении бия Чегена Мусина, не примыкала к восстанию. Но в связи с постройкой царских укреплений в центре кочевий Аргынского рода, и эта часть аргынцев также присоединилась к восстанию Кенесары. И сам родоначальник Аргынского рода Чеген Мусин хотя и был в почете у властей, теперь начал проявлять враждебные настроения к султанам-правителям, которые без его согласия разрешили заложить укрепления на территории Аргынского рода. Вот что писал он Ахмету Джантюрину в 1845 году:
«Вы дали мне золотые серьги. Надев их на шею, я сделался девушкой, женщиной и, надев бархатный кафтан, сделался юношей... Золотом и серебром получил деньги. На моей земле степной султан Ахмет устроил укрепление и из русских дал мне войско. Что делать? Я доволен Ахметом. Остается только надеть на голову волосы и взять в рот усы. Сделаю и это! Вера у нас одна и язык родной. Вы допустили совершить подобное дело. Я бессилен. Обещанию твоему исходатайствовать от царя милость мы изъявили было удовольствие, но произошло такое дело и не знаю отчего. Думаю, что ты от престольного султанства, а я от должности бия отстанем. Есть пословица: «Птица летает крыльями, а садится хвостом». Совещание наше не согласовалось, и поэтому не думаю, чтобы я был должностной бий, а ты престольный султан. Я полагал, Ахмет будет советоваться со мною и что я буду говорить свои мысли ему. Но это случилось не так, и я посоветовался сам с собою. Отчего это. Не знаю».
Относительно Жаппаского рода надо сказать то же самое. Известная часть Жаппаского рода (Калкаман) участвовала в восстании и поддерживала Кенесары в 1838 и 1843 годах. Не поддерживали Кенесары только те Жаппаские подроды, которые находились в ведении враждебно настроенных к повстанцам зауряд хорунжего Толегенова Джангабыла и Алтыбая Кобекова, аулы которых Кенесары в 1845 году подвергал разгрому. В официальной переписке властей, на основании этого факта вообще отрицается участие Жаппаского рода в восстании, а сам Кенесары выдается за непримиримого врага Жаппаского рода. В неосновательности такого утверждения легко можно убедиться, если обратиться к фактам.
Нападению Кенесары на жаппасцев предшествовала посылка в 1844 году Наурызбая в составе 100 есаулов к Жаппаскому роду за сбором закята. В это время некоторые подроды жаппасцев, во главе с Алтыбаем и Джангабылом тесно были связаны с царской Россией и отчасти с Кокандским ханством. Жаппасцы исключительно хорош встретили Наурызбая и его есаулов, обещали собрать причитавшийся с них закят, на вечер им устроили угощение, а затем распределили по аулам. К ночи, когда есаулы Наурызбая предались сну, зауряд хорунжий Жангабыл, собрав своих приверженцев, решил убить Наурызбая с его есаулами. В этих целях «Жангабыл для пользы своего решительного предприятия и ободрения своих единоверцев... распускал разглашение, что за ним следует и тотчас прибудет сильный русский отряд для уничтожения мятежников, и что кто откажется или уклонится от причинения мятежникам всевозможного вреда, тот подвергнется строгой ответственности и потому почти все жаппасцы, каких только Жангабыл встречал, дружно последовали убеждению его... восстали против мятежников и стали уничтожать всех попадавших из них». Когда Жангабыл, совершив убийство есаулов Наурызбая, дошел до его коша (палатки), Наурызбаю было уже сообщено одним жаппасцем о готовящемся на него нападении, и он с немногими своими спутниками скрылся.
Из сотни есаулов Наурызбая было вырезано 95 человек; среди убитых был любимый батыр Кенесары — Байтабын: он долго отстреливался, но в конце концов его загнали в болотистую местность, где и застрелили.
По поводу этого зауряд хорунжий Жангабыл Толегенов в своем рапорте Оренбургской Пограничной Комиссии писал: «Находясь в верноподданстве России, в чем и присягали, и желая отомстить врагам нашего государя, мы убили из числа врагов 95 человек».
Кенесары особенно тяжело пережил гибель Байтабын-батыра. Омар Шипин в своей «Истории о 7 батырах» приводит рассказ есаула Тулегена, в то время находившегося вместе с Наурызбаем. Когда Кенесары стало известно о гибели Бай-табына, то он со всеми своими приверженцами на 3 дня объявил траур. На четвертый день батыру соорудили надгробный памятник. Этот памятник сохранился до сих пор. Место, где он сооружен, называется «Байтабын донызы», а место гибели Байтабына называется «Байтабын соры».
После происшедших событий Кенесары послал своих представителей во главе с Жалпаком к Чегену Мусину, родоначальнику Аргынского рода, с просьбой выступить посредником в примирении «жаппасцев с ним по вышеозначенным происшествиям, и доставить вместе с тем ему сведения, сам ли Наурызбай виноват в этом или более жаппасцы».
В то же время, желая проучить родоначальников жаппасцев, Кенесары совершил вооруженное нападение против аулов зауряд хорунжего Джангабыла и других организаторов убийства, в результате чего был разгромлен целый ряд аулов жаппасцев. Было отогнано значительное количество скота у Жангабыла, Алтыбая, султана Омарова, местного начальника Мурзабек Кулманова, Нимана Алтыбаева и всех тех, кто организовал убийство есаулов Наурызбая. В отдельных случаях при нападении на аулы жаппасцев допущена была излишняя жестокость в отношении мирных аулов, которые не были повинны в гибели посланцев Кенесары.
Но значительная часть жаппаских подродов, не причастных к убийству есаулов Наурызбая, продолжала активно поддерживать повстанцев. Об этом свидетельствует показание одного из организаторов убийства есаулов Наурызбая, жап-пасца Елемеса Султабаева, данное султану-правителю Ахмету Джантюрину: «...султан Кенесары Касымов, как он питает на меня и зауряд хорунжего Жангабыла Тулегенова злобу за убитых нами в прошлом году приверженцев Кенесары, чтобы он не напал на нас, мы двинулись аулами к Сибирской Линии. Но из числа наших однородцев отделились 120 аулов к Тургаю, которые при всем убеждении нашем, чтобы не отделиться, отвечали, что они не откажутся от Кенесары, потому что они не участвовали в убийстве его приверженцев».
Кенесары никогда не считал жаппасцев своими политическими врагами. Чтобы уладить конфликт, он в 1845 году послал к Жаппаскому роду своего представителя для ведения переговоров о заключении перемирия. Он требовал «заплатить кун только за трех — Байтабынц, Каная и третьего неизвестного. Вместе с тем прислали бы ему тех лошадей, на коих они были, и три бывших при них сабли, и затем он не будет питать к жаппасцам никакой злобы и случай этот предаст салавату».
Итак, мы разобрали, какие казахские роды участвовали в восстании Кенесары, и указали причины, почему некоторые казахские роды в отдельные годы отходили от восстания, а некоторые роды вовсе отсутствовали в рядах восставших. Однако картина участия различных родов в восстании была бы неполной, если бы мы не указали районы зимовок и кочевий родов, участвовавших в восстании. Следующая сводка о районах кочевий, составленная на основании материалов Красовского, Мейера, Галкина и одной таблицы 1840 года, сохранившейся в делопроизводстве Оренбургской Пограничной Комиссии, дает представление о территориальном охвате восстанием различных районов Казахстана. В нашей таблице приводятся данные о территориальном расположении казахских родов Младшего и Среднего жузов. Казахи Старшего жуза в основной своей массе присоединились к восстанию только на последнем этапе, когда центр движения переместился из районов Гургая и Иргиза (Младший жуз) в пределы Семиречья:
В данной таблице отсутствуют названия многих подродов, например — Калкаман, Сумрун, Чалтак — Жаппаского рода; Джакаим, Тлеукабак — подроды Чиклинского рода и др. Эти подроды и отделения нами сознательно объединены в роды под названием Жаппаский и Чиклинский и др. роды, поскольку они кочевали вместе на одной и той же территории.
Приведенные данные о казахских родах и их кочевьях свидетельствуют о чрезвычайно широком распространении восстания Кенесары. Но при этом мы должны еще раз указать, что не все перечисленные роды вступили в борьбу одновременно. Восстание Кенесары, охватившее весь Казахстан, явилось совокупностью локальных, следующих друг за другом, очагов борьбы. В этом была слабость восстания, возглавленного Кенесары.
Однако мы знаем, что казахский род в классовом отношении не являлся однородным, поэтому приведенные нами данные еще ничего не говорят о классовом составе участников восстания Кенесары.
Классовый состав участников восстания не был однородным.
Испытывая на себе двойную тяжесть — колониального гнета царизма на северо-западе и среднеазиатских ханств на юге и патриархально-феодальной эксплуатации султанов и биев,— широкие массы казахского народа пошли за Кенесары, ожидая, что его победа облегчит ставшие невыносимыми условия жизни.
О причинах присоединения к повстанцам казахи говорили, что они «претерпевали крайнее насилие и вымогательства». В частности, Джангуты Бумантаев из Сарымовской волости в своем показании Актавскому коменданту заявил: «Не из страха к Кенесары, а от одних только притеснений, налагаемых татарами и каркаралинскими русскими, удалились в глубь степи, единственно только для того, чтобы в удалении насладиться спокойствием».
То же самое говорили в своих показаниях, данных Актавскому коменданту, бий Сокур и старшина Базар: «Удаление наше в глубь степей произошло не от чего-либо другого, как только от утеснений, причиненных султаном Худаймендой, татарином Бегешем».
Присоединившимся к восстанию Кенесары обещал не только землю, но богатую жизнь. Об этом говорят показания приверженцев Кенесары: когда в Оренбургской Пограничной Комиссии их спросили, почему они присоединились к Кенесары, ответ у многих был один: «Кенесары нам обещал богатую жизнь». Турлубек Темагинов из Баганалинского рода на допросе заявил: «Присоединился к Кенесары для того, чтобы обогатиться».
Другой приверженец Кенесары Тайман Меирманов, служивший у Кенесары сотенным начальником (жуз басы), сказал: «Присоединился к Кенесары потому, что в орде он прославился и будто бы кто в шайку его поступит, тот будет богат, сего пожелав он, Меирманов, со всем своим семейством перекочевал к Кенесары».
Кроме того, требования Кенесары, предъявленные им царскому правительству о возвращении отнятых им казахских земель и уничтожении построенных укреплений, прекращения налогового обложения и взимания всевозможных пошлин, а также его борьба с Кокандским и Хивинским ханствами за возвращение ранее принадлежавших казахам земель,— отвечали жизненным интересам казахского народа. Кенесары писал: «Нынешнее начальство меряет земли, строит укрепления и тем беспокоит народ». В другом письме он писал: «В нашем с вами веке земля стеснилась, воды усохли. Русские пришли и отняли у киргизов землю». То же отмечал султан-правитель Ахмет Джантюрин: «Султан Кенесары остается совершенно недовольным заведением в степи укреплений и решительно всем своим киргизам говорит: «начальство... отнимает самые лучшие места у киргизов»
Кенесары не просто возмущался захватом казахских земель, но и решительно звал народ к борьбе за возвращение отнятых земель. Он угрожал властям: «Намерен истребить и выжечь совершенно Новую Линию, потому что она заселена на принадлежащей азиатцам земле».
Ведя непрестанную борьбу с кокандским ханом, Кенесары преследовал цель возвращения казахам отнятых земель Старшего жуза. По поводу этого председатель Оренбургской Пограничной Комиссии писала Азиатский Департамент: «Старание его (Кенесары — Е. Б.) покорить Кокандские земли имеет собственную ту цель, чтобы впоследствии наделить ими киргизов».
Кенесары резко протестовал также против налогового обложения казахов. В письме, адресованном Николаю I, он писал: «С народа нашего начали собирать ясак и чинить оному разные притеснения», это «для нашего народа крайне прискорбно»4. В другом письме, адресованном генералу Горчакову, он писал: «С киргизского народа берете пошлину, следовательно, вы нас притесняете... и с налогом жить нам в ведении вашем никак невозможно».
Кенесары развернул борьбу под лозунгом «восстановления древней их (казахов) независимости», т. е. создания самостоятельного Казахского государства.)
Близкие и понятные народным массам требования естественно втягивали в борьбу и казахскую бедноту, в том числе и байгушей, жатаков и егыншей.
Об участии байгушей в восстании рассказывают многие русские чиновники, побывавшие в ставке Кенесары. Военнопленный А. Иванов, захваченный повстанцами близ Екатерининской станицы, по возвращении из плена на допросе заявил, что при Кенесары находятся «1 500 малолеток киргиз и пастухов».
Царский лазутчик Минтай Тяукин, специально ездивший в ставку Кенесары, сообщает: «Видел бедность и безоружность Кенесары; употребляемая им пища состоит из близких к смерти измученных лошадей,— заметил совершенное безвкусие в одежде... Они живут как обыкновенные байгуши».
И, наконец, имеется указание Мейера о том, что «Стекались под его (Кенесары — Е. Б.) знамена большей частью только бездомные удальцы».
Об участии байгушей и жатаков в восстании говорится и в казахской народной песне:
Степь дымилась красными кострами,
Степь пылала местью и войною...
Ни один джатак не знается с изменой,
Не бывал байгуш предателем ни разу!
Только богачи, привыкшие к продаже,
Погубили дело Кенесары...
Активное участие принимали в восстании также егынши — хлебопашцы. В архивных источниках встречается упоминание об участии в восстании егыншей Шектинского, Кичкине-Чектинского и Торткаринского родов, живших по берегам Сыр-Дарьи.
В восстании участвовали также казахи-хлебопашцы, жившие по берегам Тургая и Иргиза. Как известно, Тургай_и Иргиз были центром повстанческого движения.
В своем показании, данном полковнику Бизанову, брат Кенесары Абулгазы заявил: «Задержанные же со мною киргизы, хотя приверженцы Кенесары, но по бедности находились у хлебопашцев».
В своем показании Черман Асатов сообщил: «Кроме приверженцев при султане Кенесары находится тюленгутов более 300 кибиток, они постоянно зимой и летом кочуют с ним не раздельно. Тюленгуты при нем находящиеся разных родов Средней и Малой орды, в числе коих есть караульцы, атагаевцы, уваковцы и Кирей»
Вполне понятно, что в условиях войны тюленгуты нужны были для Кенесары в качестве военной силы. Не случайно поэтому присоединившиеся к повстанцам тюленгуты в основной своей массе выполняли роль военных дружинников. Даже отдельные казахские роды, присоединившиеся к восстанию, считали себя кенесаринскими тюленгутами. Этот факт говорит о временном возвышении роли тюленгутов как военной силы.
Однако такое временное возрождение тюленгутства как военной дружины не изменяет общую тенденцию, явно наметившуюся в развитии института тюленгутства,— отмирание его как военной дружины и превращение в феодально зависимых людей. Об этом же говорит положение тюленгутов у самих родственников Кенесары, не примыкавших к восстанию, в частности Чингиса Валиханова, у султанов Аблаевых, Рустема и других. Эти султаны вели деятельную переписку с властями по поводу превращения своих тюленгутов в крепостных. Аналогичное положение с тюленгутами было почти у всех султанов, не примыкавших к восстанию. Поскольку этот вопрос подробно рассмотрен нами в главе о «Социальных отношениях», ограничимся этими замечаниями.
Наконец, в составе войск Кенесары находились наиболее влиятельные, пользующиеся всеобщей известностью, батыры всех казахских жузов. Соратниками Кенесары были такие батыры, как Агыбай из рода Шубыртпалы (Средний жуз — Каркаралинск), Жанайдар-батыр из рода Суюндук (Средний жуз — Баян-Аул), Иман Дулатов (дед Амангельды) из рода кипчаков (Средний жуз — Тургай), Жоламан Тленчиев из рода Табын (Младший жуз — Сыр-Дарья), Бугубай-батыр из рода Дулат (Старший жуз — Джеты-Су), Ангал-батыр из рода Атыгай (Средний жуз — Кокчетау), Басыгара-батыр из рода Кипчак (Средний жуз — Акмолинск), Жеке-батыр из рода Аргын (Средний жуз), Джауке, Суранши и Байсеит-батыр из рода Дулат (Старший жуз).
Социальный состав батыров Кенесары был неоднородным. Наряду с батырами — выходцами из народных низов (Агыбай, Бухарбай, Джеке-батыр и др.) в составе кенесаринских батыров находились прославленные батыры, в частности Наурызбай — выходец из среды феодальной аристократии, султан, батыр Жоламан Тленчиев — бий Табынского рода, по словам председателя Оренбургской Пограничной Комиссии ген. Генса, имел 800 лошадей, 2 000 баранов и 50 верблюдов.
Все перечисленные батыры поддерживали Кенесары до конца восстания. О каждом из них сохранилось множество песен, легенд сказок. Некоторые батыры оставили личные воспоминания. Наряду с этим в архивных документах сохранились имена отдельных батыров, не до конца поддерживавших повстанцев. Это относится ко времени ухода Кенесары из степей Центрального Казахстана в пределы Старшего жуза. Например, отказался поддерживать Кенесары батыр Таук, Сыпатай-батыр и некоторые другие из Старшего жуза. За неимением указаний в архивных материалах, не представляется возможным до конца вскрыть причину отхода от восстания отдельных батыров.
Следует отметить, что внешняя угроза порабощения сплачивала силы батыров и, несмотря на разнородный социальный состав, они до поры, до времени действовали сообща. В конечном счете, разнородный социальный состав батыров не мог сказаться на исходе движения. Наши сведения о социальном составе батыров мы черпаем главным образом из фольклорных материалов. Архивные источники ограничиваются почти исключительно характеристикой боевой деятельности батыров и сообщают о них лишь отрывочные сведения.
Ценность фольклорного материала о Кенесары и его сподвижниках увеличивается благодаря тому, что большинство этих материалов записано в конце XIX в. и в начале XX века со слов самих батыров Кенесары и второстепенных участников восстания. Некоторые материалы записаны современниками этих событий. Особенный интерес представляют воспоминания, записанные Т. Титановым в 1900 году со слов батыров Кенесары— Шинбая Мынбаева (брат Агыбая — Е. Б.) и Бектемирова. По их словам, отец Агыбая — Олджабай, из рода Шубыртпалы, вместе со своими братьями Манабаем, Танабаем, Мынбаем (которые со своими сородичами составляли 62 семейства), с первых же дней примкнул к восставшим. Все они сражались в войсках Кенесары. Танабай, в частности, был одним из военачальников Кенесары и пользовался огромным уважением среди повстанцев. Сам Олджабай был тоже батыром.
Мать Агыбая была из рода Таракты, кочевавшего в нынешней Акмолинской области. После смерти отца, 13-летний Агыбай остался со своей матерью. Все богатство их состояло «из одного верблюда, из одной лошади, другого скота не было». Не имея средств на пропитание, мать Агыбая часто без всякого разрешения забирала у своих богатых соседей масло, молоко и другие продукты. Дошло до того, что однажды отец Кенесары — Касым вынужден был потребовать у нее прекратить такие выходки и перестать беспокоить своих соседей.
Агыбай участвовал в посольстве Сарджана, Есенгельды и Ержана к Ташкентскому кушбеки в 1836 году. К восстанию Кенесары он примкнул уже зрелым батыром, прошедшим суровую жизненную школу. Агыбай был ровесником Кенесары и первым его военным советником. Кенесары никогда не звал его по имени, всегда шутливо звал его «Косе» (безбородый) и очень любил и уважал его. Люди, лично знавшие Агыбая, следующим образом характеризуют его внешность: «У Агыбая была реденькая, жидкая борода, начинавшаяся прямо с подбородка (казахи называли таких голощекими — «косе»). Он был высок ростом, широкоплеч, с глубоко сидящими глазами. Он был длиннорук и любимым его оружием была девятиузловая пика, красиво украшенная кольцами. Она висела у него на крепком кожаном ремне из кожи кулана. На спине у него был круглый щит, а на боку — ярко блестевшая на солнце сабля и кривой короткий меч».
Об исключительном уважении повстанцев к Агыбаю свидетельствует следующий разговор Кенесары с одной из его жен. Однажды ханум спросила Кенесары: «Вы в своих войсках некоторым присваивали воинские звания — мын басы, бес жус басы, почему не присваиваете какого-либо звания «косе» (т. е. Агыбаю)?». На это Кенесары ответил ей: «Если авангард моих войск бросается в бой с лозунгом «Аблай!», то следующие за ним воины наступают с именем Агыбая. Вот почему я не присваиваю ему воинского звания»
Агыбай до конца восстания оставался преданным Кенесары. После гибели Кенесары, Агыбай с родом Шубартпалы откочевал в пределы нынешней Акмолинской области и 83-х лет умер в местечке Кайракты. Его памяти посвящена народная поэма «Агыбай-батыр», сложенная во второй половине XIX века.
Другим знаменитым батыром Кенесары был дед Аман-гельды — Иман, из рода кипчаков. Он родился в 1780 году в 6. Тургайском уезде, в местечке Дулат Кзыл-жары. Отец Имана — Дулат имел маломощное хозяйство. Иман присоединился к Кенесары в 1839 году. Во время осады отрядом Кенесары крепости Кок-Алажар на берегу р. Есиль, гарнизон долго отстреливался, не допуская повстанцев. Тогда, незаметно подкравшись с небольшим отрядом, Иман-батыр ударил с тыла, ворвался в крепость и этим решил исход боя. После окончания боя Кенесары, собрав своих сарбазов, выразил свое восхищение подвигом Имана. Он сказал: «Очень я доволен, что со мной был Аякен, превзошедший по своей силе тигра, по хитрости — лисицу». С тех пор Кенесары в знак уважения звал батыра — «Аяке». Иман, как старший по возрасту, также входил в военный совет Кенесары.
Бухарбай-батыр из рода Табын (Младший жуз, район Сыр-Дарьи) тоже был одним из ближайших соратников Кенесары. Интересные черты из своей биографии Бухарбай рассказывает в своих воспоминаниях, получивших широкое распространение в народе. Он сообщает один эпизод, связанный с нападением кокандцев на казахский аул Куреша. Узнав о разграблении аула и уводе людей в плен, Бухарбай батыр со своей дружиной пустился вдогонку за кокандцами. Он настиг их, отбил скот и освободил пленников. Среди них он заметил девушку-красавицу, дочь бая Куреша. По возвращении из аула Бухарбай-батыр обратился к Курешу с просьбой отдать дочь за него замуж. Куреш ответил, что он разорился, так как кокандцы угнали много скота; поэтому без калыма в размере 47 голов скота он не может выдать свою дочь за него замуж. Тогда Бухарбай-батыр сказал: «У меня нет ни одной головы скота, как же я могу дать такой большой калым?» — и взглянул при этом на девушку. Тогда она встала с места и сказала своему отцу: «Если бы Бухарбай не отбил нас от кокандцев, я была бы сейчас рабыней какого-нибудь кокандского бека. Заслуга Бухарбая достойна того, чтобы не требовать с него калыма. Я твердо решила выйти замуж только за него».
Этот случай сам по себе достаточно красноречиво говорит о том, из какой бедняцкой среды вышел Бухарбай.
В других фольклорных материалах о Бухарбае говорится о его подвигах и исключительной популярности среди народа.
Некоторые отрывочные сведения имеются в фольклорных материалах и о других батырах. Так, например, ныне здравствующий акын Омар Шипин в своей «Краткой истории о семи батырах», написанной на фольклорном материале, дает следующие сведения о Худайменды-батыре:
«У Худайменды-батыра,— пишет Шипин,— феодал Сан-дыбаев Ерден отнял невесту и, не предоставив ему пастбищ у Кара-Кенгыря и Сар-Кенгыря и Улу-Тау, прогнал его. Тогда Худайменды сбежал из своего аула и присоединился к Кенесары».
О социальном лице отдельных батыров Кенесары сохранились сведения и в архивных источниках. Так, поручик генерального штаба Герн, в 1845 году побывавший в ставке Кенесары, отмечая общую бедность его приверженцев и скудность пастбищ, мимоходом замечает, что в ауле Жеке-батыра «коров не более 15 или 16». Настоящее имя Жеке-батыра было Тулебай, а Жеке-батыром Кенесары назвал его за храбрость, проявленную во время штурма Акмолинска в 1838 году. Же-ке-батыр в переводе на русский язык означает: «Отличившийся среди других батыров».
Факт, сообщаемый поручиком Терном, что Жеке-батыр имел всего лишь 15—16 коров, означает, что аул Жеке-батыра, состоявший из 5—10 юрт, едва мог обеспечить минимальные потребности своего населения.
В другом документе отмечается, что «особенным расположением и доверием Кенесары пользуются... из других приближенных— батыры из простых киргизов: Жеке, Жанайдар, Сутен и Чокмар».
Итак, видно, что часть батыров Кенесары вышла из гущи народных масс.
В движении Кенесары участвовали и представители социальных верхов казахского общества — султаны, родовая знать. Часть из них пошла за Кенесары с самого начала борьбы вместе со своими феодальными дружинами и осталась верной ему до конца. Это были, главным образом, ближайшие родственники самого Кенесары. Согласно показанию султана Сеил-хана, до конца 1846 года неразлучно находились с Кенесары следующие его родственники-султаны: Наурызбай, Иржан Саржанов, Худайменды, Сейлхан Бигалиев, Ураз Бопинов, Басалка Тохтамышев, шурин Кенесары, и другие.
Кроме них среди приверженцев Кенесары были оппозиционные царизму султаны и бии, лишившиеся после введения «Устава о сибирских киргизах» 1822 года своих привилегий или интересы которых были так или иначе ущемлены, или же это были обедневшие султаны. Часть из них также поддерживала повстанцев до конца восстания.
Один из оппозиционно настроенных к царизму султанов Сармын Турсынханов на допросе заявил, что он присоединился к восставшим потому, что «из них не был сделан ни один старшим султаном, а дано было звание сие простому бию».
Об активном участнике восстания султане Кошай Юлба-рысове чиновник пограничного управления Сердюков писал: «Состояние бедное и людей у него нет».
Другая часть султанов примкнула к движению под напором масс из-за боязни потерять богатство и влияние среди народа. Среди них были даже отдельные султаны, занимавшие те или другие должности в новой системе управления степью. Не случайно начальник пограничных сибирских киргизов полковник Талызин в своем донесении в 1838 году писал о них: «К хищнику явно присоединились уже не только большая часть султанов Акмолинского округа, но даже многие из Баян-Аульского, Каркаралинского и Кокчетавского. Все остальные султаны, наружно оставшиеся верными правительству, находились в тайных сношениях с Кенесары». Эти султаны были временными попутчиками восстания. Они поддерживали повстанцев только на первом этапе восстания (1837— 1838 гг.), Когда восстание начало распространяться на значительную часть казахской территории, охватывая район за районом, тогда многие из султанов (Маман Аблаев, Конур-кульджа Кудаймендин, Кучук Айчуваков, султан Даиров, Кубеков и др.) изменили движению, перешли в лагерь противника.
Кучук Айчуваков из лагеря повстанцев тайно писал полковнику Талызину: «Прошу извинить меня о неприбытии моего в приказ. От Кенесары удаляемся, мы почитаем его неприятелем».
Султан Даиров в своем письме Талызину также сообщал о своей готовности уйти из лагеря повстанцев. Он писал: «Против государя сопротивляться и вооружаться никогда не намерены и вреда сделать не думаю и где бы я ни был, всегда готов служить верно царю».
К восстанию Кенесары примыкала также родовая знать — бии и др. крупные феодалы, например, Чон Едигинов, Чор-ман Кучуков, Муса Черманов и др. Последний спас себя от разорения присоединением к повстанцам. В случае отказа «озлобленный мятежник хотел отбарымтовать весь его скот».
Муса Черманов, выгораживая себя и выражая свою искреннюю преданность царю, писал оренбургским властям: «Никогда не присоединялся к Кенесары и не поддерживал его борьбу. Он меня приглашал, но я отказал ему. Вам известно, я всегда вел борьбу против злодейства Кенесары».
Правительство через своих агентов поддерживало с родовой знатью и султанами постоянную связь. Обещая сохранить за ними богатства и земли, оно советовало им отделиться от «скопища» Кенесары Касымова. На решающих этапах восстания они действительно покинули повстанцев и перешли на сторону царского правительства.
Участие в восстании отдельных родовитых биев и крупных феодалов наложило серьезный отпечаток на весь ход восстания. Пережитки патриархально-родовых отношений и центробежное стремление крупных феодалов, биев, не заинтересованных в создании единого государства, серьезным образом мешали сплочению сил восставшего народа. Кенесары по отношению к ним действовал разными методами. Иногда он сносился с казахскими родами через голову родоначальников и распространял прокламации и воззвания непосредственно среди народа. Иногда он старался привлечь к восстанию самого бия данного рода. Однако не всегда удавалось Кенесары оторвать казахские роды От их родоначальников. Например, родовитый бий Четен Мусин, управляющий Кушкаровским отделением Аргынского рода, до 1845 года не присоединился к восстанию. Оставались в стороне от борьбы и подчиненные ему подроды. Кенесары безусловно считался с авторитетом Чегена Мусина среди своих сородичей и не вступал с ним в открытое вооруженное столкновение.
Влияние и авторитет Чегена Мусина, как и других родоначальников, основывались на силе патриархально-родовых пережитков в казахском обществе. Эти пережитки обусловливали признание авторитета и власти своего родового «вождя».
То же самое надо сказать и в отношении Исета Котибарова.
Чем объяснить оторванность Исета от восстания Кенесары?
Главная причина этого кроется опять-таки в пережитках патриархально-родовых отношений, в родовой замкнутости и в местничестве. Исет Котибаров, являяесь родоначальником Тлеу-Кабацкого подрода рода Шекты, в своих письмах, адресованных к отдельным казахским султанам, называет свой род «Тлеукабацким народом» и интересы своего подрода ставил выше общенародных интересов. Когда Кенесары отказался разбирать один его родовой иск из-за давности, Исет, обидевшись на Кенесары, прервал с ним сношения. Кроме того, надо учесть старую родовую вражду между шектинцами и торткаринцами. Все попытки Кенесары завязать дружественные с Исетом отношения и объединить силы восставших родов остались безуспешными.
Типичная для Казахстана локальность, замкнутость движения, а также господство патриархально-родовых отношений ярко сказались в поведении Исета. Кенесары, хорошо понимая, что Исет своей борьбой против общего врага — царизма — облегчит борьбу народных масс, не вступал с ним ни в какие военные конфликты. Оторванность Исета от восстания Кенесары только лишь подтверждает, насколько сильны были родовые предрассудки, и как они мешали объединению сил восставшего народа и, вместе с тем, наглядно показывает, как отдельные батыры в процессе борьбы срастались с родовой феодальной знатью.
По отношению к слабым и маловлиятельным родоначальникам Кенесары действовал путем запугивания, иногда применяя и военную силу.
В этом отношении характерным является поход Кенесары против султана Худаймендина. По поводу этого похода побывавший у Кенесары Тасбулатов заявил: «В самом скорейшем времени намерен выступить по направлению к Каркара-линску для угона оставшихся у старшего султана сего округа подполковника Худаймендина и такового же Каркаралинского округа Джамантая лошадей, а равно разграбления их аулов, за то, что Джамантай между киргизами бранил Кенесары и делал совместно с Худаймендиным вспоможение русским отрядам».
Следует отметить, что Кенесары очень хорошо знал и понимал настроение таких феодалов. Однако, ставя перед собой целью создание широкого фронта борьбы с царской Россией, Кокандом и Хивой, он стремился любым путем включить в него как можно больше участников. Ему нужны были союзники, пусть даже временные и неверные. Когда же не оставалось никакой надежды заполучить тех или иных султанов или родовых биев в качестве союзников, он пытался нейтрализовать их, хотя бы путем запугивания. В этом отношении характерно письмо Кенесары биям Байтюре и Каракучеку Назаровского отделения. В этом письме он просил их: «Признайте меня ханом, будьте моими: я хочу сблизиться с вами.. Если раскаетесь в делах ваших, то пусть лучшие из вас прибудут ко мне .Я много милостив к вам. Ежели не явитесь, то я, прожив в ожидании вас 30 лет,— 30 лет буду карать вас. Надеюсь на бога. Посылаю к вам слугу своего Бабука, верьте словам его».
Таким образом, среди повстанцев Кенесары мы находим самых разнообразных представителей тогдашнего казахского общества, начиная от виднейших султанов и родовитых биев и кончая байгушами — аульной беднотой.
Само собой разумеется, что такой пестрый состав участников восстания не мог не привести рано или поздно к ослаблению движения и, в конечном счете, к неизбежному его поражению.
Особо следует остановиться на вопросе об участии в восстании представителей иных национальностей. При этом надо учесть, что в прошлом угнетенные народные массы казахов сочувственно относились к борьбе русского народа. Это особенно ярко проявилось во время Пугачевского восстания, когда казахи не только оказывали восставшим крестьянам материальную поддержку, но и сами стали под знамя Емельяна Пугачева, однако таких случаев было мало. В первой половине XIX в. были созданы некоторые предпосылки для более частого общения казахов с русским населением. Это было вызвано следующими обстоятельствами.
В 20—30-х годах XIX века царские власти насильственно переселяли крестьян из центральных районов России на окраины империи, в том числе и на границы с Казахстаном. Крестьяне были не довольны своим переселением на непривычные для них места и очень сочувственно относились к восстанию казахов. Не довольны были царским режимом и новобранцы, служившие в Сибирских и Оренбургских частях.
С первых же дней восстания к Кенесары присоединяются отдельные представители различных национальностей, живших в районах восстания. Вместе с казахами поднимались на борьбу с общим врагом — царизмом — те русские, татары, башкиры, которые скрывались в казахской степи от преследования властей.
Они служили у Кенесары в качестве оружейников, предводителей отрядов. Об их участии в восстании поручик генерального штаба Герн писал: «При Кенесары находится много казахов от всех родов, подвластных Сибирским и Оренбургским губернаторам. Вместе с ними были пятеро русских, четверо башкир и шестеро татар. Некоторые из них изготовляют оружие, боеприпасы для армии Кенесары».
Кроме названных русских, выполнявших роль оружейных мастеров, были еще беглые солдаты, находившиеся на командных постах. К ним, в частности, относились солдаты Белешев и Малкин. Очень интересные сведения о Малкине сообщает в своем донесении Анюшин: «Кенесары, женив его на богатой невесте, сделал его начальником, дав ему под команду 40 человек, с которыми имеет его при своей ставке... Теперь говорят, что при Кенесары первым есаулом Хусни (башкирец), а Кичик вторым... Кичик прославился там борцом, и Кенесары-хан дал ему имя Батырмурат».
Правительство через своих послов и лазутчиков старалось собрать сведения о количестве беглых солдат, служивших в войсках Кенесары. Когда отправляли посольство Герна в ставку Кенесары, генерал Обручев специально поручил ему узнать, «нет ли в аулах Кенесары беглых русских подданных (что уже известно по слухам), если есть, то склонить его к выдаче нам».
Беглый русский служил у Кенесары также в качестве его личного секретаря.
Русский офицер барон У-р, попавший в плен к Кенесары, рассказывает, как его по прибытии сразу представили к секретарю Кенесары, неизвестному русскому, который был бритый и носил казахский халат. Этот неизвестный русский кате горически отказался говорить барону У-ру, из какой губернии он происходит. Об этом беглом русском сообщали сведения возвращенные русские пленные и лазутчики царских властей. «Для перевода у него есть два человека... один татарин из города Троицка, другой русский, выдающий себя за офицера».
Некоторые беглые русские солдаты в качестве рядовых воинов участвовали в разных военных походах Кенесары. Во время сбора закята с жаппасовцев, среди 200 джигитов, возглавляемый Наурызбаем, находился Николай Губин, он был личным его адъютантом. Во время нападения жаппасовцев Губин находился в коше вместе с Наурызбаем, но, не успев сесть на коня, попал в плен. Впоследствии он был выдан пограничным оренбургским властям.
Далее характерным является то, что попавших к казахам русских пленных Кенесары уговаривал остаться, обещая им хороших невест. Пленный П. Федоров, побывавший у Кенесары, на допросе заявил: «Кенесары неоднократно уговаривал меня презирать православную веру, предоставляя жениться на самой лучшей из девиц, от чего, однакож, отговорился под разными предлогами» .
Кенесары не придерживался лозунга «газавата» — священной войны против «неверных», так усиленно пропагандировавшегося в то время среднеазиатскими ханами и духовенстом. Обычно кокандский и хивинский ханы выступали в своей захватнической, завоевательной деятельности, прикрываясь лозунгом «газавата». Так было во время восстания Саржана Касымова, когда кокандский хан, преследуя цель захвата казахских земель, призывал Саржана к священной войне с русскими и к объединению мусульманства. Это был безусловно реакционный лозунг. Кенесары же с распростертыми объятиями встречал всех бежавших к нему представителей других народов. И соответственно знаниям и опыту — доверял им соответствующие посты. В армии Кенесары служило много башкир и татар. Об их участии в борьбе председатель Оренбургской Пограничной Комиссии генерал Генс писал: «У них (казахов — Е. Б.) находится много башкирцев и татар... можно ожидать предприятий важнейших».
Башкиры, как правило ,были искусными мастерами по изготовлению оружия и даже, по некоторым сведениям, пытались отливать для Кенесары пушки. Так, в одном из своих донесений султан Ахмет Джантюрин, основываясь на показаниях своих лазутчиков, писал Оренбургской Пограничной Комиссии: «В настоящее время Кенесары распускает между киргизами слухи, что у него два башкирца взялись лить пушки, для чего он дал им в помощь десять человек киргизов, оставив их для этой работы при озере Ак-Куле; из числа материалов известен только один уголь, который он доставил им несколько возов, выжженный из деревьев саксауловых».
В армии Кенесары служили беглые татары, большинство из них находилось на командных постах. Один татарин, Алим Ягудин, был даже членом военного совета. После поражения восстания он был сослан в г, Пелым. Известный исследователь истории Сибири И. Завалишин писал, что он в 1859 году лично знал Алима Ягудина, служившего в свое время «советником, духовным другом и дипломатом у известного киргизского султана Кенесары Касымова».
Трудно полностью определить степень и значение участия представителей других народностей в восстании. Но можно с уверенностью сказать, что они внесли в борьбу элемент организованности и передали повстанцам свой военный опыт.
В лагере Кенесары были также каракалпаки, туркмены, киргизы и узбеки. Среди них особенно отличился узбек Сайдак-хожа Оспанов, получивший образование в Самарканде и Бухаре. В дипломатических переговорах, а также в управлении ханством он был самым доверенным помощником Кенесары. Царское правительство придавало исключительно большое значение деятельности Сайдак-хожа Оспанова. Впоследствии Сайдак-хожа Оспанов был захвачен в плен. В официальных правительственных документах о нем сказано: «Оспанов, отличаясь особенным умом и даром слова, есть один из главных помощников Кенесары, который преимущественно употреблялся для сбора закята и склонения ордынцев на его сторону и при взятии его при нем найдены разные приказания и воззвания к ордынцам».
сомненно, что только участие широких народных масс, боровшихся за близкие и понятные им цели, прежде всего за возврат потерянных пастбищ, обеспечило восстанию широкий размах, только благодаря поддержке народа это восстание могло длиться десять лет. Но так же несомненно, что не народным массам, а средне-феодальным слоям, заинтересованным в ликвидации прежней патриархально-феодальной раздробленности Казахстана, принадлежала в этом восстании руководящая роль. Мы убедимся в этом, когда познакомимся с ходом восстания и политическими мероприятиями Кенесары. Пока лишь отметим, что такая расстановка общественных сил в борьбе была закономерна, потому что национально-освободительная борьба Кенесары развивалась в условиях феодализма при сильных пережитках патриархально-родового быта. Народные массы не могли освободиться от господства и влияния своей феодальной верхушки, пока господствовали в Казахстане патриархально-феодальные общественные отношения и родовой быт.