Мой дом - театр

Пришла пора подводить итоги, и я все чаще вспоминаю юность, годы становления - актерского и человеческого. И все больше убеждаюсь, что трудности необходимы каждому из нас. В них взрослеет, закаляется душа. За те два годэ, что вынужденно был отлучен от института, я познал многое. Например, труд актера кино. Окончив консерваторию в 1961 году, я еще три года оставался на «Казахфильме», куда пришел как штатный актер в 1959-м. Успел сняться в нескольких фильмах - «Перекресток», «Песня зовет», «Следы уходят за горизонт»... В общем, чувствовал себя уже настоящим киноактером. Но однажды Шакен Кенжетаевич Айманов заметил мне, что актерское мастерство оттачивается в театре. Я и сам хотел работать там, вместе со всеми моими однокурсниками.

 
Дебютировал я ролью Айдара в трагедии «Абай». Мой первый выход на сцену репетиционного зала был смешным и нелепым, и от злости я отточил роль так, что 15 лет не расставался с ней. А потом начался взлет моей актерской карьеры, длившейся вплоть до ухода из театра.
 
Признание зрителя принесло мне роль поэта Асана в драме Калтая Мухамеджанова «На чужбине». Спектакль поставил Михаил Михайлович Новожихин, актер Малого театра, ректор Щепкинского училища. Это был настоящий успех!
 
Абдижамил Нурпеисов, от которого дождаться похвалы - все равно что зимой просить у скупого снега, написал в своей рецензии: «Игра Ашимова - чудо. Он не только душой, но и каждой своей мышцей прочувствовал тоскующего на чужбине поэта». В мамбетовском спектакле «Кровь и пот» мою трактовку роли Еламана он тоже одобрил. Работа над этим спектаклем была интересной изначально. Инсценировку романа мы, актеры, писали сами. Режиссер Мамбетов для этого запирал нас в своем кабинете.
 
Вначале я не понимал и где-то даже презирал своего героя. «Как его можно считать мужчиной, коль от него ушла жена?» - думал я. А ведь любая роль проходит через сердце актера, он должен до конца уяснить мотивы поступков персонажа. Войти в образ помогло более близкое знакомство савтором романа «Кровь и пот». В какой-то момент до меня дошло: а ведь Нурпеисов списывал
 
своего героя с себя! Ни для кого не секрет, что у этого большого писателя и неординарного мужчины суровый характер. Думаю, его жене не очень-то легко рядом с ним.
 
Чтобы сыграть стихийного революционера Еламана, я даже отобрал часть монолога у мырзы Танирбергена - своего антипода и соперника. То презрение, с каким этот степной аристократ рассуждает о своем народе, в устах моего героя приобрело совсем другой смысл. Не презрение, а боль за поруганных людей, сострадание и горечь: сколько же можно безропотно терпеть, быть пылью под чужим сапогом?
 
На одной из репетиций я так вошел в роль, что на замечание режиссера ответил громким матом. Но это был не актер Ашимов, а рыбак Еламан. Мамбетов привык, что «привилегией» нещадно поносить актеров обладает только он, а тут обложили его! Он некоторое время стоял неподвижно с открытым ртом, а потом зааплодировал: «Браво!». Он понял... А после премьеры один из зрителей сказал мне: «Ойпырмай! Я думал, вы спуститесь в зал и ударите меня». Я действительно так входил в роль, что однажды, когда машинист сцены повернул рычаг не в ту сторону и мне сильно поранило ногу, доиграл до конца, не замечая боли. Выйти на финальный поклон уже не было сил. Когда за кулисами снял ботинки, носки были набухшими от крови.
 
За этот спектакль режиссер и группа актеров - я, Идрис Ногайбаев и Фарида Шарипова - получили Гослремию СССР.
 
Потом был «ДонЖуан, или Любовь к геометрии» по Максу Фришу. Виртуозно сыграть заглавную роль помогли занятия фехтованием, которым я серьезно (дошел до первого разряда) занимался в институте. Я буквально купался в этой роли, потому что впервые почувствовал сценическую свободу. Когда Ауэзовский театр в 1970 году был на гастролях в Москве, мы играли в Малом театре и на сцене Театра сатиры, где в роли Дон Жуана блистал Андрей Миронов. Столичные критики писали тогда: «Это гастроли актера Ашимова. Его Дон Жуан лучше, чем герой Андрея Миронова».