.jpg)
Б. В ОСЕДЛЫХ РАЙОНАХ ТУРКЕСТАНА
Победоносное движение царского империализма в Туркестане завершилось наряду с успехами по линии “колонизации” также внедрением российского капитала и, в первую очередь торгового, непосредственно в хозяйственную жизнь Туркестана.
До завоевания Туркестана в оседлых его районах существовала система ханской власти, в жизни туземного населения господствовали патриархально-феодальные распорядки. Хозяйство Туркестана, преимущественно натурального характера, приспособлено было в своем производстве к нуждам лишь внутренних потребностей.
За отсутствием путей сообщения, благодаря своей замкнутости Туркестан не мог вступить в более или менее серьезную экономическую связь с внешними странами.
Однако еще до прихода русской власти в оседлых районах Туркестана натуральное хозяйство было уже накануне кризиса, прежде всего ввиду перенаселенности территории. Так, например, по Ферганской области по переписи 1897 г. было 15 722 тыс. душ населения, в распоряжении которого находилось около 860 000 дес. богарной [земли]. На душу населения, таким образом [было], около 0,55 дес. поливной земли и 0,17 дес. богарной. Около третьей части поливных земель и половины богарных оставались под паром, что обычно практикуется в натуральном хозяйстве с посевами зерновых хлебов. Хозяйство в Фергане на душу могло получить не более 20 пудов хлеба, которым нужно было удовлетворить потребительские и производительные нужды. В этих условиях население долго существовать не могло, и какой-то выход должен был найтись. Этим выходом явилась культура хлопчатника.Патриархально-феодальный уклад жизни с соответствующей системой феодального управления, совершенная неразвитость крупных предприятий в городах, носивших, в свою очередь, полуземледельческий характер, чисто аграрный уклад вообще всего хозяйства с неразвитой монетной системой, средневековым цеховым ремесленничеством и натурально-меновой торговлей с соседями — должен был в корне измениться с приходом русской власти и внедрением российского капитала в хозяйственную жизнь оседлых районов Туркестана.
В этом смысле основную роль сыграла прежде всего постройка железных дорог: Средне-Азиатской (1881—1899 гг.), явившейся первым звеном, соединяющим Туркестан с русским кавказским рынком; Оренбургско-Ташкентской (1906 г.), связавшей Туркестан кратчайшим путем с средне-волжским и оренбургско-тургайским хлебными районами, открывших доступ на туркестанский рынок западносибирскому хлебу.
Приток дешевых предметов фабрично-заводского производства из России нанес сокрушительный удар по кустарному хозяйству туземного населения Туркестана. Огромная масса малоимущих и пролетарских элементов, ввиду земельной тесноты, находившая возможность существования в кустарном производстве, сразу попадает в бедственное положение, не выдерживая конкуренции фабричных продуктов; разоряются и выбрасываются за борт жизни, увеличивая собою армию безработных. Дотоле спокойная жизнь населения была к тому же нарушена вздорожанием продуктов потребления. Рост цен характеризуют, например, такие данные:
В 1915 г., например, средняя годовая цена на пшеничную муку исчислялась в Ферганской области в 2 руб. 51 коп., в Самаркандской 1 руб. 79 коп., в Закаспийской 1 руб. 72 коп. и в Сыр-Дарьинской 1 руб. 47 коп. Заработная же плата за это время, хотя увеличилась, но не могла угнаться за вздорожанием жизни.В связи с усилением торговых сношений с метрополией и потребностями ее рынка в Туркестане быстро начало развиваться промышленное сельское хозяйство, перешедшее преимущественно на хлопководство. Развитие денежно-торгового капитала дает большой толчок к прогрессивному росту городов, тогда как сельское население начинает определенно отставать или даже уменьшаться.
Основой капиталистического развития и вообще всей хозяйственной жизни в дальнейшем в оседлых районах становится хлопководство. В условиях земельной тесноты, неимоверного вздорожания продуктов потребления, хлопок как более интенсивная и более трудоемкая культура, сразу приковывает к себе в дальнейшем интересы дехканина-земледельца.
Площадь хлопка растет со сказочной быстротой за счет зерновых культур. Вот ряд характерных цифр увеличения посевов хлопка.
Площадь посевов хлопка с 1907 г. по 1915 год по всему Туркестану увеличилась на 59%, а с 1888 по 1913 год это увеличение выражалось:
по Ферганской области с 24 670 дес. до 274 900 дес.— 700%'*
по Самаркандской области с 7 980 дес. до 31 860 дес.— 298%
по Сыр-Дарьинской области с 25 841 дес. до 62 690 дес.— 130%
В 1915 г. в большинстве волостей Ферганской области посевы хлопка занимали 95% всей площади поливной культуры, а в 1916 г. в этой области из всей поливной площади в 878 000 дес.— 43%2*, таким образом в Ферганской области хлопок превращался почти в монопольную культуру.
Одновременно с ростом хлопка развивается и обрабатывающая хлопковая промышленность. В довоенное время в Туркестане уже насчитывалось 233 хлопкоочистительных (водяных и паровых) завода, распределявшихся следующим образом: в Ферганской области—141, в Сыр-Дарь-инской — 45, в Самаркандской — 28, в Закаспийской — 14, Бухаре — 2 и в Хиве — 3, на которых работали свыше
1*Проценты Т. Рыскуловым вычислены неверно.
2*Так в тексте.
700 джинов (представляющих ящик с вращающимися круглыми пилами для захвата волокна [и ] отделения семян) с более чем 40 пилами, около 200 гидравлических винтовых прессов. Эти заводы имели до 8000 рабочих с производительностью около 30 1/2 млн. рублей.
Наибольший размер площади посева хлопка достиг в 1916 году, когда эта площадь равнялась 533 661 дес. из 1 870 018 всей посевной площади края.
Наряду с постройкой железных дорог и увеличением ввоза хлеба, искусственному росту посевов хлопка способствовал также российский протекционизм хлопководству. Вначале российская текстильная промышленность зависела всецело в отношении хлопка от заграницы, и в первую очередь — от американского хлопка. Но тогда же еще было стремление освободиться от этой зависимости и развить свое отечественное хлопководство. Еще в 1894 г., после возвращения из поездки в Туркестанский край, бывший министр земледелия и государственных имуществ Ермолов, в своем докладе государю, говорил о значении культуры хлопка “в наших средне-азиатских владениях” и возможности для туркестанского хлопка не только соперничать на внутренних рынках с американским, но “со временем совершенно его вытеснить из употребления”. Последние слова министра были подчеркнуты “государем императором” и вызвали “высочайшую” отметку: “весьма желательно этого достигнуть”1 .
Америка производила тогда почти 87% мирового хлопка, мировое потребление хлопка в среднем для каждого из 1906—[19 ]08 годов выражалось почти в 200 млн. пудов, из которых Америка давала 174,8 млн. пудов. Вывоз из заграницы к тому времени (1908 году) равнялся 11 млн. пудам. К этому же году вывоз из Туркестана уже равнялся 9 млн. (кругло) пудам на сумму до 100 млн. рублей, т. е. немного меньше заграничного. В 900-х годах, когда была введена рублевая надбавка, пошлина на американский хлопок равнялась 40% стоимости хлопка (хлопок стоил около 10 руб., а пошлина — 4 руб. 10 коп).
Протекционизм, развивая хлопководство к выгоде российского капитализма, вынуждал туркестанское сельское хозяйство развиваться односторонне и поставил его в ис-
'* См.: Записка Главноуправляющего землеустройством и земледелием о поездке в Туркестанский край в 1912 году: Приложение к всеподданнейшему докладу. СПб., 1912. С. 3.
ключительную зависимость от потребностей российского рынка, ввозного хлеба и продуктов фабрично-заводского производства.
С первых же дней развития хлопководства появились представители, комиссионеры и поставщики российских хлопчатобумажных фирм. Как грибы начинают расти закупочные конторы московских купцов, устанавливается самая тесная связь с туземными баями, ростовщиками, предпринимателями и всякими лавочниками, и совместно с последними московские купцы начинают распоряжаться хозяйственной жизнью края. Происходит быстрая дифференциация классов в туземном обществе под воздействием российского торгового капитала, образовывается определенно туземный торговый класс (буржуазия в лице баев, торговцев) предпринимателей и даже элементов духовенства, которые сразу же начинают предъявлять “свои национальные” права на угнетение туземных трудящихся масс и вступают по этому пути в тесный союз с агентами российского торгового капитала.
Не ограничиваясь посредничеством туземных эксплуататорских элементов, российские фирмы через своих пронырливых агентов-комиссионеров быстро проникают непосредственно в кишлаки (деревни) и начинают захватывать в свои цепкие руки дехканские хозяйства. Перед этим внедрением в обиход жизни агентов российского торгово-промышленного и ростовщического капитала, их владычества над судьбой земледельца-дехканина, бледнеют уже фигуры прежних администраторов, полновластных героев первого периода завоевания Туркестана: уездных начальников, приставов и других, не проникавших так глубоко в хозяйственную жизнь населения.
Торговцы, баи и комиссионеры все глубже проникают в гущу туземного дехканства и беспощадно его эксплуатируют, наживая огромные богатства. Эта эксплуатация особенно развивается по линии кредит [ования ] дехканских хозяйств разными фирмами и баями-ростовщиками. Отличительная черта хлопкового хозяйства заключалась в том, что она требовала огромной затраты человеческого труда, а продукты его производства исключительно были приспособлены к сбыту на рынки. Дехканин ранее 8 месяцев не мог выручать деньги за урожай, который можно было реализовать, и должен был прибегать к кредиту все в большей и в большей мере. Об этом пишет определенно и совещание инспекторов мелкого кредита в своем отчете “Мелкий кредит в Туркестане”39 (стр. 111—112):
“Казалось бы, что ввиду ценности хлопка и его обеспеченного сбыта, хозяйственное положение рядового дехканина1* должно было бы улучшиться2*, а на самом же деле чаще приходится видеть и слышать лишь отрицательные стороны его. Так, например, в волостях Кувин-ской, Шариханской и Ассакинской (Скобелевского уезда), Курган-Тюбинской, Аимской и Хакентской (Андижанского уезда), где культура американского хлопчатника особенно развита, рядовые земледельцы в настоящее время владеют от одного до 12 танапов искусственно орошаемой земли, чего для ведения нормального хозяйства далеко не достаточно. Причиной3* такого малоземелья является, конечно, не культура американского хлопчатника, а тот хищнический способ выдачи задатков под его урожай комиссионерами, чистачами и т. д., способ, который довел трудящийся класс до крайней задолженности и обеднения. Не учитывая будущих событий, трудящийся класс обратно брал деньги под хлопок и расширял его посевную площадь, и сокращал под продукты первой необходимости, цены на которые не замедлили подняться, конечно, искусственно и теми же лицами, кои снабжали население деньгами под хлопок. Таким образом, получая прибыль на первом, население в то же время переплачивало на втором, увеличивая каждогодно свою задолженность”.
Вот свидетельство совещания инспекторов мелкого кредита, этих живых свидетелей деяния царской власти, относительно формы и путей закабаления туземной бедноты. Дача задатков и вообще кредитование дехкан обставлено было довольно сложно и искусно. Фирмы и их представители, прежде чем давать задатки под хлопок, завоевывали расположение к себе дехкан, для чего устанавливали тесную связь с волостными и “влиятельными” лицами, делая разные подарки, и затем через их посредство раздавали кредиты будущим бессменным должникам.
Армия комиссионеров и посредников, стараясь осветить хлопкового хозяина-кредитора с хорошей стороны, раздавала задатки и получала за это соответствующие комиссионные. Они на этом богатели настолько, что сами пре-
1*В источнике: дехкана.
2*В источнике: улучшаться.
3*В источнике: причиною.
вращались через некоторое время в скупщиков хлопка и самостоятельной его чистки, получая название “чисточа”. Последний уже неразрывно тесно связывался и с жизнью хлопкороба-дехканина. Этот дехканин настолько зависел от чисточа, что без него не мог обходиться даже в своей обыденной жизни. От одобрения чисточа зависела женитьба, купля лошади, инвентаря и другие шаги дехканина.
Кредиты выдавались обыкновенно частями с обусловленной неустойкой в 200—300 рублей на случай несдачи урожая. Проценты, доходившие, например, за 9 месяцев до 12, высчитывались по векселю сейчас же при выдаче сумм. Вот ряд фактов относительно наживательства разных фирм и ростовщиков за счет дехканина.
У С. Г. Понятовского40 мы находим такое указание: “Как только стает весенний снежок, плантаторы отправляются к разным благодетелям за ссудой под будущий урожай, скупщики, надо им отдать справедливость, артистически умеют использовать безвыходное положение просителя, заставить его согласиться на всевозможные или, вернее сказать, самые невозможные условия. Кончается обыкновенно тем, что плантатор получает ссуду за проценты частью наличными деньгами, частью ситцем. Причем предупредительно ему объясняют, что ситец у него может купить такой-то, допустим Муминбай,— действительно Муминбай покупает этот ситец, но ровно за полцены, и надо сказать, что Муминбай тоже хлопковых дел мастер и в свою очередь этим же ситцем снабжает своих клиентов и направляет для продажи его к первоисточнику. И в результате после нескольких ’’оборотов капитала" ситец остается дома, а барыша получено в несколько раз более стоимости самого ситца. Кроме того, они же практикуют и выдачу пшеницы, с надбавкой не меньше 25% против базарной цены". Приводя эту выдержку, А. П. Демидов в своем труде “Эконом [ический] очерк хлопководства, хлопко-торговли и хлоп[ковой] промышленности Туркестана”41 пишет: “Эта картина списана как бы буквально с деятельности весьма крупной фирмы в Фергане, где, как известно лично автору, отец выдавал мануфак-туру, а сын через улицу покупал ее у должника. К кредитору дехкане шли не только ради одного желания сеять хлопок, но и в силу неумолимо тяжелых обстоятельств, которые гнали к ’’благодетелям".
Относительно “выручек” фирм и их посредников, а также концентрации и скупки земель у обедневших де-хкан свидетельствуют следующие факты, приводимые в трудах того же Демидова (стр. 136—7):
“По анкетам В. В. Заорской и К. А. Александрова42 в 1913 г. в 47 случаях было выдано фирмами задатков на 9 8S8 000 рублей, обеспечивающих 7 723 000 пудов хлопка-сырца, что в среднем на один пуд сырца составляет 1 руб. 28 коп. На 10 заводах были зарегистрированы выдачи задатков мукой, пшеницей, хлопковыми семенами, мануфактурой. Как велики должны быть прибыли, если в сезон 1913—[19 ] 16 гг.1* общая стоимость хлопка-сырца равнялась 132 695 558 руб., из которых на долю самих фирм выпало 85 412 881, а чисточам — 47 283 677 руб.2* В том же сезоне задатка было роздано свыше 30 млн. рублей, средняя стоимость сырца была 4 рубля 3 коп. Итак, только в четверти рыночной цены хлопок обеспечивался задатком. Это было вполне достаточно, чтобы весь хлопок попал в руки кредиторов по цене, не связанной с законами спроса и предложения, а в случае простого юридического акта.
Не менее интересна картина задолжности отдельных видов хозяйства, которую можно видеть из цифр В. И. Юферова3*. В четырех обследованных кишлаках задолженность хлопковым фирмам равнялась 98 896,5 руб., что составляет на один наличный двор 124,71 руб. Стоимость орошенной земли в данном районе 500 рублей, а средняя величина задолженности, выпадающей на одну десятину, равна 86,76 руб. Откуда В. И. Юферов делает выводы, что 1/6 орошенных земель не принадлежит владельцам.
“Мысль В. И. Юферова имеет под собой весьма большое основание. По степени задолженности можно судить о степени перехода земель в распоряжение кредиторов. Насколько тому благоприятствовали условия, видно из того факта, что местная администрация принуждена была запретить переход земель за долги хлопковым фирмам. Этот запрет предохранил массовый переход земель в руки кредиторов. Но туземные хлопковые дельцы, однако, сумели сконцентрировать в своих руках очень большие участки земли. Так, например, крупнейший чисточ Ферганской области Мир-Камиль-Бай, погибший в 1917 г., владел многими лучшими хлопковыми землями Андижан-
1*У Заорской и Александера: в 1913/14 г.
2*У Заорской и Александера: 47 282 677.
3*См. настоящий том, прим. 33.
ского уезда. Проезжая по селам этого уезда, на 10 заданных вопросов: ’’Чья земля?" можно было в 5 случаях получить ответ: “Земля Мир-Камиль-Бая”.
В другом месте Демидов относительно фальсификации и наживательства на документах и темноте дехкан пишет следующее:
“Долговые обязательства, которые выдавались дехканами, были поразительными человеческими документами. Например, бралась ссуда в 100 рублей, а вексель выдавался на 500 рублей. В этих операциях пользовались весьма дозволенными и недозволенными приемами, чтобы закабалить дехканина. Дехканин не только неграмотен, больше того — он часто не знал русского языка. При исполнении долговых обязательств за дехканина, обыкновенно, на векселе расписывалось постороннее лицо. При выдаче ссуд удерживались проценты. При покупке и доставке хлопка сама фирма производила расчеты по векселю. Хлопкоробы не только не знали, сколько они должны, а сплошь и рядом платили по несколько раз одному и тому же лицу. Сделка совершалась облегченным способом у туземного казия, где оперировали также мусульманскими купчими крепостями (по мусульмански ”васи-зи"). Незнание счета свыше 100, неумение перевести свои месяцы на русские, все то, с чем связано понятие невежества, служили великолепными средствами для обделывания, обсчитывания и даже для буквального ограбления дехканина среди белого дня".
И тут дехканину-мусульманину естественно оставалось утешать себя словами песни, распространенной среди рабочих:
“Шат боят зиистан,
На шад бояд зиистан".
(Весело живется — надо жить —
припев таджикской рабочей песни).
Фирмы и хлопковые предприниматели всегда старались иметь дело с более или менее устойчивыми1* дехканами, но если последний утрачивал эту устойчивость, то терялся смысл дальнейшей связи с ним. Разрыв с окончательно запутавшимся в долгах дехканином происходил не просто, он опутывался до тех пор, пока можно было забрать в руки все его имущество. Опять обратимся к свидетельству того же Демидова:“Обессиленный непомерными процентами, многократно обманутый и обсчитанный дехканин еле влачит свое существование. С наступлением момента ликвидации долгов он подвергался самым тяжелым условиям воздействия и даже насилия, когда не в силах был уплатить долг, иногда уже несколько раз до этого уплаченный. Взыскание долгов распространялось не только на имущество дехканина. Иногда применялись приемы, которые в Европе теперь уже сделались достоянием истории. Некоторые фирмы позволяли себе самовольно брать скот, выводили его с помощью своих агентов на базар, там продавали и полученную сумму приходовали по кассе. Солидарность хлопковых фирм с администрацией позволяла творить неслыханные насилия. Иногда забирали должника, бросали его в собственный сарай, как в тюрьму, и дожидались выкупа или уплаты долгов каким-нибудь богатым родственником. Телесные наказания, даже расправы с должниками — факты неоднократные и известны в каждом хлопковом сезоне. Пользуясь собственническим мировоззрением мусульман на женщину и жену, которую было можно всегда купить за ту или иную сумму, местные дельцы иногда доходили до того, что продавали жен неоплатных должников. И, наконец, безнадежные должники предавались в руки адвокатов. Все поездки и расходы последних насчитывались на дехканина, так как векселя находились в руках хлопковых фирм”.
Вот ряд ярких фактов, характеризующих условия закабаления дехканских масс русско-туземным торгово-ростовщическим капиталом. Размер закабаленной дехканской земледельческой массы можно видеть хотя бы по тем колоссальным задолженностям, которые накоплялись из года в год за хлопкоробами.
Из отчета по поездке в Туркестанский край главноуправ[ляющего] землеустр[ойством] и земледелием в 1912 г.1*, видно, что, например, на 400 000 дес. хлопкового посева, из расчета по 80 руб. ссуды на каждую, потребность в кредите ежегодно выражалась в сумме не менее 32 млн. рублей. Проценты, начиная с 8—9%, по мере приближения к населению через ряд посредников, все возрастая, доходили до 40—50, нередко и более. И, между тем, на первое января 1910 г. во всех уездных ссудных кассах значилось всего немногим более 1 млн., в то время,
'* См. настоящий том, прим. 27.
когда в одном Коканде имелось 10 крупных банков с годовыми оборотами свыше 800 млн. руб. Из ссудной потребности в 32 млн. руб. капиталы ссудных касс могли удовлетворить едва 3% этой потребности. Мелкокредитные товарищества тогда только разрастались и могли удовлетворить тоже незначительный процент. Так что остальное приходилось на долю разных фирм, частных предпринимателей и ростовщиков.
Все большее обезземеление дехкан и сосредоточение земельной собственности в руках отдельных фирм и кулаков-ростовщиков выработали особый метод применения и эксплуатации труда безземельных дехкан хлопковыми предпринимателями. Одним из самых широких видов эксплуатации труда дехкан является система издольщины, чайрикерство, джарымчи, ортачество и другие. Отличительная черта чайрикерства заключается в том, что работающие на плантации хлопковых предпринимателей дехкане, представляя из себя особый вид рабочих, получают вознаграждение за труд (зарплату) натурой в виде известной доли (конечно гораздо меньшей, чем затрачен труд) от урожая. Натуральная оплата чайрикера менее выгодна, чем оплата труда в денежной форме, ибо работающий не может изменить обусловленный вначале размер доли от урожая, тогда как зарплату в денежной форме можно было бы изменить в соответствии с состоянием рынка. Помимо этого чайрикер много теряет при реализации в натуре полученной за труд ценности. Но лишенные совершенно земель или числящиеся номинальными владельцами маленьких участков, запутанные окончательно в сетях ростовщиков, чайри-керы находились в полной власти этих эксплуататоров и составляли основу их благосостояния.
Выше мы указывали на сильную перенаселенность территории оседлых районов Туркестана, в частности особенно Ферганы, в силу чего разведение хлопка давало одновременно некоторый выход из этого хозяйственного тупика. Поэтому необходимо нам теперь кратко охарактеризовать формы землепользования и группировки дехканского хозяйства, чтобы яснее себе выяснить основание существования системы чайрикерства, вынужденного развития хлопководства и парцелярность (раздробленность) самих дехканских хозяйств.
Следующие цифры характеризуют размер надела отдельных хозяйств по Ферганской области. Из обследования одного из районов Ферганы В. И. Юферовым видно, что на долю владеющих в пределах от 0,5 дес. до 1,3 дес. (2,86 танапа до 8,15 танапов) приходится больше половины (52,8%) всех хозяйств. Владеющих более 3,3 дес. насчитывалось около 14%. По В. П. Наливкину43, исчислялось по Фергане на одну душу 0,5 дес., а в частности по Наманганскому уезду меньше чем 0,5 дес. на один двор. В 1897 г. в Самаркандской обл. (по Наливкину) приходилось 501 924 дес. на 857 847 душ или по 0,58 дес. на одного человека. По той же области имелось 171 569 семей, из них бездомных, т. е. не имеющих своих участков и саклей, 43 485 семейств. В малоземельных уездах — Ташкентском Сыр-Дарьинской обл. и Андижанском Ферганской обл. безземельных исчислялось до 40—50% всего населения.
Еще по данным переписи 1917 г. в Наманганском уезде 40,1% хозяйств в уезде имели до полдесятины, свыше половины (58,2) владели участком до 1 десятины, остальные свыше 2 десятин. По Закаспийской области имелось в 1917 г. 52 217 хозяйств, владевших 103 904 дес.
По количеству скота в хозяйстве мы имеем такую характеристику. По данным 1914 г. в Фергане, например, на одно хозяйство приходилась одна голова скота в среднем. По В. И. Юферову, свыше 40% хозяйств не имело целой головы скота и только начиная с владельцев одной дес. и выше появляются целые головы скота'*. Поэтому в мелких хозяйствах часто прибегают к ручной коллективной обработке земли, а часто прибегают к найму скота у баев, которые эту возможность так же используют, чтобы эксплуатировать бедноту.
Нередки, например, хозяйства с наделом 0,75 танапов (т. е. около 300 кв. саж.), где не может быть речи в хозяйстве о расходах по части производственных целей. Такие хозяйства (владельцы их) влачат жалкое существование, расход их на одну душу в год равен 40,21 руб. и растительной и животной пищи, стоющей 32,11 руб. в год. Ввиду приобретения ими продуктов питания на рынке, расход на питание на душу у бедняков обходится гораздо дороже, чем у более зажиточных хозяйств, ибо бедняки должны почти исключительно покупать на рынке и в маленьких размерах, ничего почти не прибавляя из своего хозяйства натурально.Такие и даже средние хозяйства в большинстве под воздействием систематической эксплуатации торгово-ростовщического капитала мельчали и разорялись вконец. Малоземелье выбрасывало на рынок труда сотни тысяч рабочих рук, покидавших насиженные места, в разные стороны по обширной территории Туркестана в поисках работы.
В хлопковых районах, как известно по статистике, количество безземельных доходило до 40%, а бездомных до 25%. Следующие цифры показывают, насколько при остром безземелье могут иметь значение подсобные промыслы. По данным 1917 г., например, по Кокандскому уезду из 127 226 хозяйств, занимающихся промыслами было 41 411 хозяйств, из которых неземледельческих и нескотоводческих было1* 17 272 хозяйства. Промысловые хозяйства имели 59 680 своих трудящихся обоего пола и 10 488 наемных. Эти цифры приблизительно характерны и по остальным уездам.
Как мы указывали уже при разборе результатов колонизационной политики царизма, площадь всей обрабатываемой земли в Туркестане исчислялась в 3,3 млн. дес. Из них 57,6% приходилось на долю занятых переселенцами, крестьянами и казаками, а в руках торгово-ростовщического капитала в одних только хлопковых районах сосредоточено было 20,7% земли. Таким образом, из всей обрабатываемой земли в крае 78,3% земли и 15% из всего населения края абсолютно лишенных всякой земли и скота были той основой, на которой зиждилось благополучие торгового капитала и переселенческих хозяйств. Эти же цифры показывают степень концентрации земельной собственности.
Правда в хлопковых районах, собственно говоря, больших латифундий почти не было, но своеобразная концентрация земельной собственности имела место. Здесь крупные землевладельцы и фирмы свои земли распределяли между более бедными земледельцами — издольщиками (чайрикерами, джарымчами и т. д.). Иногда бедный земледелец считался номинально хозяином своего участка, но фактически владельцем его участка являлся крупный бай или ростовщик.
“Бай” в глазах туземного дехканина отождествлялся почти с “ростовщиком”, ибо отличительной чертой бая было прежде всего обладание деньгами. Одновременно бай отождествлялся и с администрацией, ибо волостные управители, казии, и другие чины администрации вербовались, главным образом, из этих баев. Не только уездный начальник и пристав считали своей обязанностью работать в контакте и через этих баев, но потом этот же метод использовали агенты российских фирм. Таким образом фигура бая являлась весьма внушительной. Бай мог “ссужать” деньги, от него зависела связь с хлопковыми предпринимателями, через него можно было иметь доступ к администрации и т. д.
В связи с развитием хлопковой промышленности, обезземелением дехкан и разорением кустарей, количество армии туземных рабочих росло. Во всех промышленных заведениях Туркестана, как-то: хлопковой, горной, кустарной, земельных плантациях и даже на жел[езных] дорогах имелось огромное количество туземных рабочих. Последние больше занимали положение чернорабочих, а европейские рабочие, как более квалифицированные, занимали привилегированное положение. Это различие строго проводилось и в оплате труда.
Например, по данным 1913 г., состав фабрично-заводского пролетариата в Туркестане был следующий: русских — 22,8%, сартов (узбеков)—60,7%, киргизов — 4,5%, таджиков — 5,5%, кашгарцев, таранчинцев и дунган — 1,4%, других пришлых — 5,1%, 22,8% —это русская рабочая аристократия. На жел[езной] дор[оге], обслуживаемой более квалифицированными профессиями, состав рабочих и служащих распределяется так: русские — 80,7%, мусульмане — 14,6%, поляки — 2,6%, немцы — 0,8%, армяне — 0,7%, евреи — 0,2%. ("Кол [ониальная ] Рев [олюция]" Сафарова, стр. 4144).
Из цифровых данных по землепользованию можно вынести заключение, что в одних хлопковых районах до 200 хозяйств (не менее) составляли массы малоземельных дехкан, чайрикеров, мардекеров и т. п., сидевших в цепких лапах эксплуатации торгово-ростовщического капитала. Если сюда прибавить с такой же приблизительно (хотя несколько мягче) системой построения зернового хозяйства, садоводства, шелководства и виноградничества, с таким же порядком кредитования частным ростовщическим капиталом, эксплуатации наемного труда, бесчеловечную эксплуатацию кустарей, если прибавить дальше туземных рабочих в фабрично-заводской промышленности — то ос-новы благополучия российского и туземного торгово-промышленного и ростовщического капитала станут совершенно ясны.
Но эта же масса безземельного дехканства, рабочих и кустарей составляла основу того недовольного слоя в составе туземного населения, от'* которого можно было ожидать всяких беспорядков и революционных выступлений. Так, например, памятно восстание туземцев, так называемое, восстание ишанов в Андижанском уезде в 80-х годах45, когда масса бедноты составляла основу повстанцев во главе с духовенством, но торговая буржуазия почти не принимала участия. Примеры таких восстаний мы видим не один раз в истории Туркестана при царском строе.
Вот, в общем та основная экономическая подкладка развития царской деятельности в оседлых районах Туркестана и быстрого роста торгово-ростовщической буржуазии и наметившаяся определенно резко классовая дифференциация среди туземного населения к моменту восстания последнего в 1916 г.
Угнетательская деятельность царизма и туземных имущих классов, основывавшаяся главным образом на хлопковом хозяйстве и ростовщической системе, однако, на этом не ограничивалась, а захватывала собою и другие стороны жизни народных масс. По линии экономической, как и в кочевых районах, и здесь огромное значение имели вопросы водопользования, от которых зависело непосредственно само земледелие и государственные повинности.
В оседлых районах водный вопрос имел еще более острый характер, чем в кочевых районах. На вопросы порядка водопользования, содержания оросительных систем, распределения воды между категориями населения, в содержании целой армии водной администрации (арык-аксакалов, мирабов) и их комплектовании — опять-таки выигрывали баи и русские торгово-промышленные предприниматели. По одной ирригации, например, в Ферганской области в 1908 г. на ремонтные и строительные работы ирригационных каналов потребовалось 310 217 рабочих, на сумму 227 967 рублей, а также на приобретение материалов и разных повинностей натурой — еще большая сумма. При этом на содержание низшей водной администрации произведено было сборов 269 472 рубля. В
'* В тексте “из”.
сти расходы на ирригацию у населения, включая сюда и незаконные поборы, вырастали в огромную сумму.
Не менее выгодной статьей являлась система взыскивания податей и всяких государственных повинностей. Как мы указывали, кочевое население обложено было покиби-точной податью в размере 4 рубля с кибитки или заменяющего ее помещения. Исчисление кибиток производилось через каждое трехлетие. Кроме этого, взималось по 1 руб. 50 коп. с кибитки (в Семир [еченской ] и Сыр-Дар [ьинской] областях) и 2 руб. (Закасп [ийская ] обл.) земского сбора, а также особых сборов на содержание волостей и сельской администрации, образования продовольственных капиталов, содержание в исправности трактов и т. п. При этом туземная и русская администрация на местах фактически прикладывала еще свои “добавления” к налогам в свою пользу. А момент сбора налогов всегда прекрасно использовался скотопромышленниками, посредниками и торговцами, чтобы за бесценок, натурой, скупить у населения скот и продукты скотоводства и сельского хозяйства.
То же самое можно сказать и в отношении оседлого населения (узбеков, таджиков и др.).
Оседлое туземное население уплачивало поземельный налог в размере 10% валовой доходности орошенных земель. Оклады исчислялись на каждое 6-тилетие. Кроме этого, взимались особые налоги с богарных земель и земские сборы. Кроме этого, облагались налогами даже “необрабатываемые” по неудобству земельной площади заголовки арыков, оброчные казенные статьи, леса (не принадлежащие населению), которые ради обложения населения зачислялись за ними.
Еще в 90-х годах зачисленные особыми комиссиями за населением площади поливных, богарных земель продолжались числиться за населением, как объект обложения, и спустя 20 лет, независимо от того, изменилось ли количество хозяйств за это время, находящихся на данной единице площади. Например, бывали случаи, что из 3 тыс. дес. выгона и 1 тыс. богары, засевавшихся 20 лет тому назад, теперь население засевало только 700 дес., но несмотря на это все же облагался по старой памяти размер всей площади. Для примера можно привести один случай, характерный по отчету Турк[естанского] с[ель-ско ]-хозяйственного общества за 1912 г., по кишлаку Тиляускому. В этом кишлаке на окружающей территории прежде работали “старчи” (издольщики). Тогда взыскивали налог за “богару”. Но “старчи” давным-давно ушли. Тем не менее, через два десятка лет предъявляли окладные листы сельскому обществу указанного кишлака, несмотря на то, что эта “пустующая” территория ему вовсе не принадлежала.
С составлением самих окладных листов также происходила путаница. Так, например, в окладных листах не обозначались частенько подразделения категорий земель и их разновидных обложений, а ограничивались указанием общего количества.
Перечислять остальные виды повинностей и способы эксплуатации более мелкого характера не будем. Только здесь нужно указать еще на деятельность лесных объездчиков и злоупотребление администрации при отпусках леса местному населению, но об этом подробнее можно остановиться при характеристике деятельности административного характера чинов самой царской и туземной власти.
Царская администрация (уездные начальники, приставы и т. д.), туземная (волостные старшины, казии, полицейские, переводчики и другие), торгово-промышленный класс (русский и туземный), деревенский бай-ростовщик, духовенство (ишаны, муллы, ходжи и т. д.) и подобные, присосавшиеся к администрации элементы,— все они по-своему эксплуатировали и облагали “добровольно” и принудительно трудящихся, оседлых и кочевых.
Касаясь причин восстания туземцев в 1916 г. в отношении районов оседлой части Туркестана, приходится сказать, что, во-первых, эти восстания произошли в тех уездах и волостях, где резче всего проявились вышеобри-сованные нами виды экономического и политического гнета трудящихся. В частности, по Ферганской и Самаркандской обл., особенно Ходженскому и Катта-Курганскому уездам, причины восстания лежали в системе хлопкового хозяйства и эксплуатации торгово-ростовщического капитала. В Катта-Курганском уезде еще в 1870 г., когда был неурожай и голод, дехкане буквально попали в кабалу к своим баям и ростовщикам (в составе последних около 50 человек насчитывалось индусов-ростовщиков). Масса рабочего люда за горсточку муки и лепешку продавала все. За несколько чашек муки продавались дочери и мальчики. Пшеница за пуд дошла до 3-х руб. Каждый рубль у ростовщика через десять месяцев превращался в 2 руб. Этот год памятен в Катта-Курганском уезде. Но это было давно, а к 1916 г. ростовщичество и байство, конечно, гораздо более усилилось.
В уездах Джизакском и части Катта-Курганского, где восстание захватило в большинстве киргизские волости, беспорядки были вызваны колонизаторской политикой и кулацко-байской эксплуатацией.
В предисловии к “Материалам по землепользованию туземного кочевого населения района Голодной степи и прилегающих местностей Ходженского и Джизакского уезда Самарк [андской 1 обл.”46, собранным статистической партией переселенческого управления, И. Рылов приводит следующее:
“Огромная территория обследованной местности носит пустынный характер по преимуществу. Только узкая долина Сыр-Дарьи с близкими подпочвенными водами, местами заливаемая при разливах реки, обуславливает развитие довольно обильной растительности. Здесь находятся зимовки и наиболее ценные угодья кочевников: сенокосы, пашни и зимние пастбища... природные условия обследованного района, свойственные пустыням, обусловили здесь и тип хозяйства местного населения”.
Обследованные в указанных уездах хозяйства кочевников по отдельным уездам распределялись так: из всего числа обследованных наличных хозяйств (7524) к Джизакскому уезду относится 6280 хозяйств (82,8%)'*, к Ходженскому — 930 хозяйств (12,4%) и к Ташкентскому — 366 хоз[яйств] (4,8%). По национальному составу население обследованного района распределялось так: киргизов — 43 021, кара-кал паков — 1997, узбеков — 2207, а всего — 47 225.
По землепользованию из статистики видно, что на одно хозяйство в среднем приходилось посевов 0,26 дес., покосов — 0,88 дес., а всего 1,14 дес. Из всего количества хозяйств 14,8% имеют посевы, а остальные же 85,2% не имеют совершенно запашек. Незначительная часть хозяйства прибегает к аренде земель у русских селян и у казны от 5—10 руб. за дес[ятину].
По всей обследованной местности безлошадные хозяйства составляют 29,7%, а с 1—3 лошадьми — 63,3%, так что на долю хозяйств, имеющих 4 и более лошадей, остается всего лишь — 7%.
Всего в описанном районе было зарегистрировано 4545 хозяйств, прибегающих к различным промыслам, что со-
'* Проценты Т. Рыскуловым вычислены неверно.
ставляет 61,7%'* всех обследованных хозяйств. Из них занимается сельскохозяйственным наймом в рабочие — 30,84%, на втором месте стоит углежжение — 20,99%, на третьем месте пастушество — 17,41 %. В Кызыл-Кумском районе 38,71% занимаются углежжением. Бюджет хозяйств кочевников указанных районов немного превышает голодную норму.
Несмотря на это исключительно бедственное состояние населения обследованных районов, которое еще до этого прибегало частью к “аренде” земель и услугам “ростовщиков”, у него отнято было, по данным того же переселенческого управления, “излишков” 830 337 дес. земли удобной, а кочевникам эта площадь (единственная культурная) “компенсировалась за счет Кызыл-Кумских степей в 2 1/2 млн. дес.”, где пространство состоит из третичных и меловых пород, на громадной площади покрытых бугристыми и барханными красно-желтыми песками. Встречающиеся летучие пески являются результатом деятельности человека, уничтожения кустарниковой растительности, выпасом2* кочевниками скота, которое взрывает и вытаптывает травяную растительность,— вызывают процессы раздувания песка (см. стр. 14 того же отчета Пересел [енческого ] упр [авления ]).
Тут этим кочевникам было от чего “почувствовать притеснение” со стороны “культурных” людей и с другой стороны — притеснение со стороны природы, т. е. песков пустынной степи Кызыл-Кума. В этих тисках гнета, обиженные даже самой природой кочевники, конечно, рано или поздно должны были поднять возмущение.
Леса в Туркестане занимают площадь 17 755 058 дес. Эти леса больше предназначены в условиях Средней Азии для охраны вод и от движения из сухих степей барханов и песков. Эти леса хищнически эксплуатировались царской администрацией. Население не имело права пользоваться ими, а если нужно было, то приходилось покупать дорого, что наруку было богачам. Лесничество было бичом населения, обиравшим его беспощадно. Чины лесничества накладывали разные “штрафы” за пастьбу скота на не относящихся к лесному пространству в полынных и сухих степях.
1* Проценты Т. Рыскуловым вычислены неверно.
2*В тексте “пастьбами”.