Глава вторая
ЛИТЕРАТУРНЫЕ СВЯЗИ
I
Ни в одной стране искусство не могло расти и развиваться только своими силами, в своем замкнутом национальном кругу. Созданное на родной почв, оно может расправить крылья лишь в том случае, если будет подпитывать себя передовыми достижениями других народов. Интернациональный характер литературы — это сложная проблема, имеющая большое теоретическое значение. Здесь выводы должны опираться на обобщение опыта искусства многих народов.
В этом отношении огромное значение имеет рассмотрение литературных влияний, переводов. В освоении новых жанровых форм, в увеличении числа реалистических произведений, поднимающих злободневные жизненные проблемы, в увеличении творческой активности писателен можно увидеть некоторые интернациональные черты литературы.
Исследуя давние связи родственных литератур, можно встретить много общего. Скажем, татары считают своими следующие пословицы: «родная земля — золотая колыбель», «мужчину украшает борода, речь украшает пословица», «одинокий гусь станет добычен вороньей стаи», «тебе, дочь, говорю, а ты, сноха, слушай», «шила в мешке не утаишь», «пустая ложка рот дерет», «что посеешь, то и пожнешь», «не поручай голодному готовить пищу, а замерзшему — разжигать огонь», «волков бояться, в лес не ходить», «ворон ворону глаз не выклюет».
Но ведь эти же пословицы являются частицей народной мудрости и русских, и казахов, и башкир.
Возьмите фольклор - сколько схожих сюжетов и общих мотивов! Вот от них идет и похожесть литературного мышления, образно-выразительных средств. Рассмотрим некоторые примеры из башкирской литературы.
В богатой сокровищнице этой литературы есть героический эпос, кобайыр, историческая поэма, короткое стихотворение, сказки, легенды, бытовые песни, рубаи, пословицы и поговорки. Этот фольклор отражает народную жизнь с незапамятных времен.
Бытующие среди башкир пословицы «какая польза от простора мира, если жмут сапоги», «тот много знает, кто много видел, а не тот — ктo много прожил», «подстерегающий тебя друг хуже далекого врага», «оратор испытывается в споре, батыр — перед врагом», «раз увидишь — познакомишься, второй раз — сблизишься» имеют чисто казахское происхождение. Самым развитым отшлифованным по форме жанром в башкирской устной литературе является — кобайыр. Он близок толгау в казахской поэзии.
Один пример:
Илден нурлы булганы—
илде батыр туганы:
илден мэнло булганы —
душпан килеп турган
Вот как это звучит в подстрочнике:
Если светел народа лик,
значит, батыра родил народ.
Если печален народа лик,
значит, у порога стоит враг.
Стержень кобайыра всегда составлял социальный мотив. Воспевая Уральские горы, Белый Едиль, родную землю и родной очаг, поэты создавали афористические стихи, проникнутые высоким пафосом.
Такие эпические поэмы, как «Акбозат»—«Белый конь», «Козы Корпеш — Баян-Слу», «Кусяк бей»отображают разные периоды башкирской истории, в них реализуются народные представления о быте и обычаях, суеверия и поверья, взгляд на мир.
В XVIII—XIX веках получили распространение произведения, которые исполнялись под музыку. Исторические поэмы «Салауат», «Азамат», «Орал», песни беглых людей «Боранбай», «Бииш», легенды «Зульхиза», «Шаура»—все они имеют свой мотив. Размер башкирского стиха в музыкальном фольклоре имеет два вида: короткий (7—8-ми сложная строка) и длинный (8—14-ти сложная строка).
Некоторые образцы башкирской дореволюционной поэзии распространялись в рукописи и имели светское и религиозное содержание. Светские произведения состоят из назиданий, умных советов, хороших примеров, в них также воспевается любовь. Поэты этого течения опирались на древнейшие традиции и напевы древнетюркской и восточной поэзии.
Сподвижник Е. И. Пугачева Салават Юлаев (родился в 1752 году, год смерти неизвестен) является первым профессиональным поэтом Башкирии. Характерной особенностью стихотворений воинственного поэта, замахнувшегося на царский трон, является дух социального протеста, гражданский пафос. Он близок нашему Махамбе-ту и судьбой и творчеством.
Во второй половине XIX века в башкирской литературе набирает силу просветительское движение. Видный представитель этого движения Мухаммед Аким Умбетпаев (1841—1907) был разносторонне талантлив; поэт, журналист, фольклорист, этнограф, историк, педагог, переводчик, общественный деятель. В сборнике, «Жадыгер», вышедшем в 1897 году, были собраны его научные труды и стихотворения.
Акын Акмолла (1831—1895), оставивший заметный след в казахской и татарской поэзии — крупная фигура в башкирской литературе. Первым биографом поэта, записавшим многие его произведения, имевшие хождение среди народа, был казах Досмаил Кашкымбаев. Татарские литераторы М. Гали, Ф. Карим, башкирские исследователи С. Мирасов, А. Харисов считают Акмоллу представителем прогрессивного направления, который оставил глубокий след в татарско-башкирской литературе глубокой идейностью и красотой стиха. И большой башкирский поэт — писатель Сайфи Кудаш выделяет в творчестве Акмоллы мотивы просветительские. (С. Кудаш. по следам молодости. Уфа, 1964, стр. 26—27).
Великий татарский поэт Г. Тукай имел все основания говорить, что от стихотворений Акмоллы веет духом кочевого народа.
Если казахский ученый профессор Б. Кенжебаев утверждает, что отцом Акмоллы был казах, то татарские и башкирские ученые пишут, что его предками были башкиры. Этот вопрос еще ожидает своего уточнения. Но самым важным для истории литературы является творчество Акмоллы, его интернациональный дух и многосторонность поэтических интересов. Посмотрим на этот подстрочник:
Волнуются широко озера огромные,
птицы, касаясь их грудью, взлетают.
Окаймляют озера травы изумрудные,
и пьянят ароматным запахом молодым.
Трудно усомниться в казахском колорите этих строк.
Рассматривая во всех случаях проблемы литературных связей, влияний, традиций, необходимо всегда сохранять исторический взгляд.
Сравним строки из башкирского кобайыра и знаменитой среди казахов думы Бухара-жырау Калкаман-улы
Смерть гор высочайших
в облаках, закутавших их вершину,
Смерть тучи на небесах —
в изнеможении перевалить через горы,
смерть солнца и луны —
в крутом падении на закат,
смерть бескрайних глубоких вод —
в оледенении твердом, как камень,
смерть черной земли —
исчезновение ее под снегом.
(Памятники древней литературы, на каз. яз. Алма-Ата, 1967, стр. 133).
Смерть гор высочайших —
в облаках закутавших их вершину,
смерть солнца и луны —
их печально-хмурый закат.
Смерть черной земли —
исчезновение ее под снегом,
смерть смелого джигита —
захват врагом его страны.
(А. Харисов. Литературное наследие башкирского народа на башк. языке. Уфа, 1966, 74 стр.).
Что здесь можно сказать? Что образцом для обоих произведений послужил общий памятник древности? Или что этот мотив перешел из одной литературы в другую? Или что стихотворение породили сходные обстоятельства? Все три объяснения одинаково приемлемы.
По причине ли соседства, или из-за схожести традиции, обычаев и духовной близости, но до Великой Октябрьской революции татарское прогрессивное искусство имело заметное влияние на тюркоязычные литературы. Отлично знавшие русский язык Абай, Ибрай Алтынсарин могли постоянно обращаться к европейским ценностям. Но такие писатели, как Султанмахмут Торайгыров или Сабит Донентаев в начале своего творчества, находились под влиянием татарской литературы и подражали ее лучшим образцам. Это доказано в последнее время.
Особое место в тюркоязычной литературе занимает выдающийся татарский писатель Галимжан Ибрагимов.
Галимжан Ибрагимов родился в семье татарского крестьянина в 1887 году в нынешней Башкирии, в местности Султан-Мурат.
В 1898—1905 годах он обучался в Оренбурге и затем в разных медресе Уфы. Бессмысленная, закостенелая схоластика мусульманских школ отвратила чуткого, отзывчивого, ищущего юношу Галимжана, он решает сам овладеть современными знаниями. Ибрагимов покидает медресе «Галия», считавшееся мусульманским высшим учебным заведением. В написанном в то время рассказе «Как слушатель Заки был изгнан из медресе» он проклинает религию.
Первая русская революция оказала сильное влияние на формирование общественно-политических взглядов и на творческую судьбу Ибрагимова. В рассказе «Картины из жизни молодежи» (1909) показаны поиски истины татарской интеллигенцией во время реакции. Это — во многом биографический рассказ. Уже до Октябрьской революции Галимжан Ибрагимов сложился как писатель-реалист. Его любимые герои противостоят окружающему их обществу, они решительны и резки в своих действиях. После романтических рассказов «На море», «Любовь — счастье» Галимжан написал первый психологический роман в татарской литературе «Друзья по сердцу» (1912).
В годы «позорного десятилетия» (М. Горький) , когда многие художники отошли от социальной борьбы и подпали под влияние мистических настроений, Галимжан остался верен своему демократическому направлению. В своих произведениях «Старый батрак» (1912), «Старый пастух» (1913) он реалистически изображает жизнь простых людей, у которых надежда только на свои мозолистые руки. В эти годы он часто выступал со статьями. В пятом номере журнала «Ан» за 1916 год, издававшегося в Казани, он писал, что большинство тюркологов считают казахов действйтельными и настоящими наследниками древних тюрков, что нынешний казахский народ по способу существования, быту и обычаям стоит обособленно от других народов. В этом народе живет могучая духовная сила. Народная литература казахов несравненно богаче наследия других тюркских народов. Нам надо отказаться от мысли подчинить казахов татарскому языку и татарской литературе, наоборот, мы сами должны очень и очень много учиться у литературы казахского народа для обогащения своей сокровищницы.
В дни Октябрьской революции Ибрагимов активно участвовал в политических событиях: был делегатом III Всероссийского съезда Советов, вошел в состав ВЦИК.
В 1920 году Галимжан опубликовал первую книгу-трилогию «Дни наши». Здесь отображена судьба национальной интеллигенции в период первой русской революции. Пьеса «Новые люди», о ветеранах революции, посвятивших свою жизнь целям и идеалам человечества, стала этапным произведением татарской драматургии. Сложившийся до Октябрьской революции как пролетарский художник и мыслитель, Ибрагимов после установления Советской власти весь отдался политической, журналистской, литературной работе.
Социальные и психологические конфликты во время коллективизации впервые в татарской литературе отражены в романе «Глубокие корни». Это произведение переведено на многие языки.
Не было таких событий в жизни Татарии, к которым не обращался бы Ибрагимов. Он писал о трудной женской доле, развенчивал шариат. Монументом возвышается его роман «Судьба татарской девушки».
Г. Ибрагимов очень требовательно относился к своему творчеству. Нет произведения, к которому бы не обращался по нескольку раз. Так было и с романом «Судьба татарской девушки», к которому писатель вернулся в 1929 г.
Место Галимжана Ибрагимова в истории культуры, как филолога, историка, ученого определяют такие его труды: «Морфология татарского языка», «Синтаксис татарского языка», «Теория литературы», «Революционное движение среди татар», «Татары в революции 1905 года».
Академик Академии художеств СССР, Герой Труда, переводчик произведений В. И. Ленина на татарский язык, выдающийся писатель, Галимжан Ибрагимов умер в 1938 году в тюрьме.
В романе «Казахская девушка» Ибрагимов показал жизнь казахского народа в начале XIX века. Это был довольно смутный период нашей истории: Казахстан полностью присоединился к Российской империи и превратился в ее колонию. Рушились веками державшиеся в степи законы и дедовские традиции. Царские чиновники начали насаждать в колонии свои порядки.
Степная аристократия к этому времени успела убедиться, что главная сила, дающая возможность бороться с равными себе баями и угнетать бедняков — это власть. Поэтому борьба за власть стала чуть ли не единственной формой деятельности степных владетелей. Ради этого они шли на любые жертвы, не жалели ни скота, ни денег, а при случае готовы были отдать и своих дочерей. Прежняя борьба между феодалами, разделенными на племена и роды, теперь казалось детской игрой, колонизаторы не жалели масла, чтобы огонь разгорался сильнее и пламя межродовых схваток долетало до неба. Ни один род не мог остаться в стороне, все от мала до велика были втянуты в междоусобицу. Социально незрелая, не искушенная в классовой борьбе беднота послушно следовала Хитросплетениям и обману сильных.
Какова главная проблема романа, каково ее художественное решение? Роман начнается в эпическом духе с помолвки Карлыгаш и Калтая. Что скрывается за этим сватовством, можно понять сразу. Выходцы из родов Найман и Торткара, Карайгыр и Сарман, возглавляющие две группы, хотят породниться через сватовство.
Словно тучи перед грозой, сгущается атмосфера романа. Умирает найманец Байторе, потомок чингизидов. Многие бедные сородичи знакомы с его плетью и крутым характером. Перед тем как навечно закрыть глаза, он хочеть заявить о своем последнем решении, отдать последнее распоряжение. Он давно заметил, что враждебный род набирает силу и покушается на их неприкосновенность. Если раньше он даже близко к своему аулу не подпускал людей того рода, то теперь готов пойти на компромисс. На это мог решиться лишь Байторе, а другие в своей ограниченности лишь призывают на помощь аруахов, бьют себя в грудь да кичатся потерянным могуществом. Даже степная лиса, коварный Азимбай, с первого раза отпрянул от замысла Байторе.
Их кровный враг — уважаемый, богатейший человек из рода Сарман, обладатель сотен верблюдов, многочисленных отар овец, косяков лошадей Сарсембай живет в довольстве и почтении. Но и его мучает зависть: он никак не может повесить себе на шею медаль волостного.
Вряд ли эта его мечта осуществится, потому что по сравнению с Байторе Сарсембай слишком примитивен и ограничен. Он не смог даже сблизиться с чиновниками, в руках которых находилась власть. Сарсембай мало отличался от тех обычных баев, счастье которых составляло обилие мяса и кумыса. И все же, к предстоящим выборам Сарсембай готовится тщательно, не забывая ни единой мелочи.
Он собрал вокруг себя единомышленников, многих подкупил, поэтому на этот раз уверенно надеялся победить. Породненьем с карайгырцами он намеревался увеличить ряды своих сторонников. Его красавица дочь Карлыгаш была уже в том возрасте, когда пора выходить замуж. Но Карлыгаш предпочитает лучше умереть, чем помимо своей воли стать женой Калтая. Татарский романист в образе Карлыгаш показал независимую и гордую натуру казахских девушек. Под стать Карлыгаш и джигит Арыстанбай, много претерпевший в жизни, побывавший в изгнании. Ради любви он готов на самые отчаянные поступки.
На фоне жестокой борьбы за власть развивается в романе любовь Карлыгаш и Арыстанбая, преданных друг другу и поклявшихся не разлучаться никогда.
Г. Ибрагимов мастерски переплетает эти сюжетные линии.
Один из достойных внимания образов в романе — Би-римжан. Ему уже за восемьдесят лет, ослабело зрение, но ум его зорок, а слова остры и ироничны. Наследникам Байторе он заявляет: «Вы продали Сарыарку, народ разбрелся по пустыням и безлюдной глуши». В этих словах — ярость народа, отношение его к угнетателям. Биримжан—противоречивый образ, взятый из жизни. Заступаясь за Сарсембая, примиряя карайгырцев и сарма-новцев, этот седобородый мудрец осуждает новые влияния среди молодежи, одобряет калым. Ибрагимов остро бичует падких на взятки чиновников, сочувственно описывает крестьян, живущих своим трудом, верно и реалистически изображает их отношения с казахами. Эволюция взглядов Биримжана в этом отношении дана убедительно. Сначала выступавший против русских вообще Биримжан постепенно убеждается в том, что крестьяне такие же беззащитные, бесправные люди, как и казахские кедеи. Это побуждает его застужаться за них.
Суета кандидатов в волостные, собирающих сторонников, борьба молодых за свою любовь — таковы главные сюжетные узлы романа. Когда умирает Байторе, а Арыстан похищает Карлыгаш, за которую уже отдан калым, сюжетное напряжение достигает своей вершины.
Если карайгырцы и танабугинцы вновь начнут междоусобицу, то найманцы и торткаринцы могут восстановить свои силы. На этот раз борьба между родами идет на пользу Арыстанбаю и Карлыгаш.
Сарсембай наконец стал волостным. Гордыня его удовлетворена. Но ненадолго. Ибрагимов здесь еще глубже погружается в казахский социум. Царские чиновники, умевшие водить за нос степных честолюбцев, вскоре смещают Сарсембая с его должности, потому что этот бедняга слишком много о себе возомнил. Его отправляют в ссылку. Батраки, вроде Жулкымбая, тоже попадают в немилость и преследуются властями. А как закончилась любовь Арыстанбая и Карлыгаш? Интриги и обстоятельства разлучают их, на этом писатель ставит точку.
Ибрагимов — татарин. Значит надо проследить, как увидел и изобразил он жизнь казахов. С первых же страниц книги можно заметить, что она написана представителем другой нации. Романист употребляет такие пояснительные слова, как «таков их обычай», «как говорят казахи», «по их традиции». Бывает, что он слишком подробно описывает обычаи, которые хорошо известны любому казаху. Из этих фактов следует, что автор задался целью как можно подробнее познакомить татар с жизнью кочевников.
Обычаи и традиции казахов, быт, привычки и характер, манера одеваться изображены с этнографической точностью. Картины тоя, годичных поминок, укрощение коня, установка юрты, катание кошмы, приготовление еды выше всяких похвал. Г. Ибрагимов сердцем почувствовал природу степи. Пейзаж в романе всегда связан с настроением и восприятием героев, объединен с сюжетом.
Указанные особенности романа Г. Ибрагимова проявляются особенно отчетливо в сравнении с произведениями собственно казахских писателей, которые показывали до революции ту же эпоху.
В таких вещах, как «Калым» Спандияра Кобеева, «Камар сулу» Султанмахмута Торайгырова на первое место выдвигается проблема женского равноправия, осуждается калым, проклинается несправедливость. Эта проблема для казахских писателей была наиболее злободневной. Может быть, поэтому они лишь поверхностно и бегло касаются обычаев и нравов.
Являясь представителем другой национальности, Галимжан Ибрагимов подробно описывает особенности кочевого народа. Хотя татары и казахи являются близкими по языку народами, в их психологии много различий, Эти различия Г. Ибрагимов сумел хорошо раскрыть в действиях и поступках героев.
Для Ибрагимова создание портрета не самоцель, он подчинен психологической характеристике. Частое использование чисто казахских оборотов, пословиц и поговорок, ораторских метафор окрашивает роман в яркий национальный колорит.
Мастерство Ибрагимова, оригинальность стиля, которые проявились в романах «Судьба татарской девушки», «Глубокие корни», берут начало в романе «Казахская девушка». Ибрагимову хорошо удаются образы второстепенных героев. Подтверждение этой мысли образы старухи-суфистки Менды и младшей жены Байторе. Массовые сцены в романе ярки и многоголосы.
Если бы автор поглубже раскрыл душевный мир представителей народа, обратил должное внимание на духовную эволюцию, на процесс пробуждения классового сознания — социальное дыхание, произведение стало бы ровнее и глубже.
Роман Галимжана Ибрагимова «Казахская девушка»— первое произведение тюркоязычной литературы, выполненное на европейском уровне.
В познании среды и социальной психологии, в овладении образным языком и самобытным стилем творчество Галимжана Ибрагимова оказало плодотворное влияние на казахских писателей. Беимбет Майлин писал, что Г. Ибрагимов был самым видным среди дореволюционных татарских писателей. Его мастерское владение словом, способность его книг становиться зеркалом настоящей жизни всегда привлекали к нему читателей. На вопрос, какие писатели оказали на него влияние, Габит Мусрепов отвечал: русские писатели и Галимжан Ибрагимов.
Этот выдающийся художник достоин занять почетное место в истории казахской культуры.
II
Сабыр Шарипов оставил большое литературное наследие. Писатель и революционер, он написал множество рассказов, очерков, статей на разные темы, научное исследование о добыче нефти. В его повестях представлены убедительные картины жизни казахского народа, его участие в революции. А слова, написанные специально для своих детей, наводят на глубокие размышления. (Архив института истории партии при ЦК КП Казахстана, фонд 841, ед. хр. 2033, Л., 28—29).
Говоря о творчестве Шарипова, нельзя забывать об одном обстоятельстве. По национальности он татарин. Бедность привела его в 15 лет в среду казахов. Среди них прошла его жизнь. Казахский язык служил ему средством, при помощи которого он поэтично рассказывал о многообразии ставшей близкой для него жизни гостеприимного народа. Шарипов писал свои произведения и на татарском, и на русском языках, но остался в истории казахской литературы.
О первом сборнике Сабыра Шарипова «Алтыбасар» Сакен Сейфуллин отзывался как о мастерски написанной книге рассказов о быте казахов. Эта книга может служить образцом для тех, кто взялся писать о жизни казахов и казахского крестьянства. Язык его чист и понятен. Картины ясны и полновесны. Краски отчетливы. Хорошо видно, что писатель глубоко осведомлен о быте казахов.
Сейфуллин был рад, что творческий путь писателя начался столь удачно.
В последующих произведениях С. Шарипов стремился всесторонне показать экономическую и социальную жизнь, традиции, обычаи и нравы казахского народа. Он написал несколько рассказов о революционном движении, национально-освободительном восстании, гражданской войне. Повесть «Бекболат» является как бы заключением всего раннего творчества.
В целом все произведения С. Шарипова можно разделить на две группы: одна — жизнь казахов, другая — жизнь зарубежного Востока.
Казахская литература никогда не замыкалась в своем национальном кругу. Проблемы, которые она охватывала, тематика всегда привлекали широтой. Интернациональный дух — один из прекрасных ее мотивов, который можно расслышать еще в эпосе далеких времен. Читая произведения, посвященные жизни других народов, мы вспоминаем Абая, его сыновей Магавью и Акылбая, их дидактические поэмы «Искандер» и «Масгут», написанные по канонам восточной традиции.
Произведения Магавьи и Акылбая не повторяют известные сюжеты, они на самом деле дают представление о жизни других народов.
Интернациональность нашей литературы, столь отчетливо заявившая о себе в прошлом веке, еще более окрепла в советскую эпоху. Не говоря уже об отклике наших писателей на крупные события в жизни других народов, об образах представителей разных национальностей в произведениях казахов, отдельную группу составляют романы, повести, стихи, поэмы, очерки и рассказы, посвященные зарубежной тематике.
Одним из наиболее значительных произведений такого плана в казахской литературе стал «Рузи Иран», опубликованный в 1935 году в журнале «Адебиет майданы». Для отдельного издания он был несколько переработан и изменен.
У историков литературы нет единой точки зрении на это сочинение. Одни считают его сборником рассказов, другие — сборником очерков. Нам кажется, вернее было бы назвать его сборником очерков по той причине, что здесь большое место занимают исследования этнографического характера, которые больше соответствуют жанру очерка.
Сам Сабыр Шарипов свою повесть «Лейля» считает продолжением «Рузи Ирана».
В обоих произведениях действительно изображается персидская жизнь, но в разные исторические моменты. Нет в них и общих героев. Это отдельные вещи, каждая со своей задачей. Известно, что хорошее произведение не выбирает жанра. Не имеет значения и тот факт, что «Рузи Иран» является сборником очерков. Вспомним слова И. Тургенева об очерках Г. Успенского: «Это не поэзия, это, может быть, даже лучше поэзии».
Сабыр Шарипов работал в Иране в Советском нефтяном представительстве. В этой стране большого искусства и древней культуры, которую буржуазные писатели называли краем щедрых богачей, хороших вин, красивых женщин и караванов с колокольчиками, С. Шарипов замечал и другие стороны.
В книге «Рузи Иран» все увиденное автором высказывается через героя по имени Балбек.
По характеру этнографических сведений, связанных с историей Ирана и его обычаями, «Рузи Иран» можно разделить на две группы: одна — жизнь белых эмигрантов, бежавших из страны Советов, вторая — жизнь местного населения Ирана.
«Рузи Иран»— не перечень всего замеченного и оставшегося в памяти путешественника, этот труд родился после многих размышлений и раздумий, после широкого ознакомления с жизнью страны.
Облику героя писатель придает большее значение, чем этнографической экзотике. В каждой части (главе), за небольшим исключением, есть характеры и судьбы людей. Хотя в центре каждого очерка — отдельный герой со своей историей, такое построение не нарушает цельности книги. Жизнь иранского народа и эмигрантов тесно переплетена.
Существование эмигрантов из России представлено не просто малопривлекательным, но и унизительным.
Дочь генерала Некрасова, который в свое время расстреливал красных, а ныне служит где-то в Париже швейцаром, Татьяна, стала содержательницей публичного дома. У предателя Безрукова не менее отвратительное ремесло. Инженер Айрапетян занимается продажей сена и хвороста, носясь по улицам Тегерана. Такова изнанка темной жалкой эмигрантской жизни.
Сабыр Шарипов, с одной стороны, разоблачает и обвиняет, а с другой, не может скрыть своего сочувствия к людям, оставшимся без родины, обманутым и несчастным. Они бежали в Иран в надежде найти там обетованную землю, но очутились в беспросветной нищете, потеряли все свое состояние, которое собирали годами.
Вот Марсова, которую эмигрантская жизнь лишила разума. Чтобы хоть как-то содержать семью, она становится проституткой.
«Что мне скрывать от вас, чего стыдиться, мне, которая умрет завтра? Ночами стараюсь угодить гостям, пьяным и мерзким в своих пороках. А куда денешься, невольно закрываешь на все глаза и подчиняешься их желаниям».
Такова правда бедной женщины. В этих словах — растоптанная жизнь, слезы, тяжкая трагедия. Придавленный нищетой, умирает Марсов. И за этой смертью крушение надежд всех эмигрантов и беглых людей, всех классовых претензий и предрассудков.
Разумеется, все ценные и добрые качества произведения нельзя искать только в сюжете. Но, как сказал Горький, нельзя забывать, что в основе сюжета — история человеческих отношений, что он дает возможность показать динамику образа. Это обязательное условие художественности помнил Сабыр Шарипов.
Иранский рабочий работает по найму в магазине, где делают и продают чемоданы. Трудясь днями и ночами, он едва может прокормить себя. Хабип говорит, что если бы он один так жил, то давно бросился бы в огонь или утопился, но ведь девяносто девять человек из ста живут не лучше меня. Мы хоть немного что-то умеем, а сколько тысяч ходят в поисках работы, попрошайничают, унижаются, потому что не умеют приспособиться. Смотришь на них и утешаешься тем, что у тебя есть. Человек хочет побыть в светлом мире хотя бы один день.
Таков уровень сознания забитых рабочих. Бесправные и нищие, они бесконечно далеки от мысли о восстании, об освободительной борьбе.
Вы хотите узнать, кто ткет знаменитые персидские ковры, которые экспортируются в Нью-Йорк и Лондон, Париж и Берлин? Эти знаменитые и красочные ковры создаются руками малолетних детей; непосильная работа разрушает их здоровье, отнимает всякую надежду на будущее.
Самым старшим по возрасту мастерам не больше 12— 13 лет, остальные и того моложе. Здесь есть дети и пяти-шести лет. В помещении душно от дыхания работающих. Земляной пол, маленькие пыльные окна, внутри темно и стоит вонь. Ужас и гнев вызывает внешний вид детей: у одного красные гноящиеся глаза, у другого лицо в язвах, третий совершенно плешивый, у этого течет из уха, у того руки и ноги тонкие, как веревка...
Так описывает С. Шарипов положение детей на ковровом заводе.
На содержании четырнадцатилетнего Али больные отец и мать и маленькая сестренка. Три года он был учеником и теперь сам ткет ковры. Ловкого и искусного Али хозяева перепродают, и он переходит из рук в руки. Владельцы промыслов превратили его в ткацкую машину. Али не знает, что такое радость и счастье, жизнь его полна горечи и стона.
В образе Кашапи также воплощены жестокие и темные стороны жизни Ирана. Кашапи получил образование в Петербурге, Париже, Лондоне. Он считает, что люди в его стране не имеют представления о достижениях современной науки. Здесь ценится только богатство и деньги. Будь ты хоть полоумным, но если ты богат, тебе обеспечены почет и уважение. «Среди всех министров есть лишь один человек, который имеет такое же, как у меня, образование».
Сам же Кашапи — жестокий и циничный эксплуататор, который оставил далеко позади полуграмотных хозяев.
Родину сказок и легенд Иран многие писатели показывали как страну дивную и экзотическую. По сравнению с такими произведениями «Рузи Иран» трудно переоценить. Возьмем произведение знаменитого немецкого писателя Б. Келлермана «По караванным путям Персии». Читатель легко воспринимает текст книги, написанной в виде дневника, этнографические и исторические сведения, притягательные портреты, занимательные пейзажи. Автор сочувственно пишет о судьбе народа. И все-таки книга Б. Келлермана далека от социальной проблематики страны.
Образность языка G. Шарипова ярко проявляется и в авторском повествовании, и в портретировании героев, и в массовых сценах.
Он видит мастеровых, оборванных, покорных, истощенных, носильщиков, именем бога и голодных детей умоляющих дать хоть какую-нибудь работу. На улицах тесно от народа, перед магазинами раставлены жестяные чайники, кумганы, одни предлагают разные блюда, посуду, другие — казан и треножник, у третьих ножи, топоры, лопаты, серпы, а эти торгуют шелком, бархатом и другими дорогими тканями.
В таких красках предстает у казахского писателя Тегеран. В портретах, созданных С Шараповым, органично сочетаются внешние черты и особенности характера, просматривается среда, породившая человека. На Хабипе латаная-перелатанная рубашка, измятые синие брюки, на голове колпак-пехлеви. Он тощий, с бритой головой, горящими глазами. Остальные штрихи в этом портрете может дополнить сам читатель.
События в «Рузи Иране» чаще всего передаются устами героя, и в этом монологе создается его образ. Такой прием годен для одного очерка, но его постоянное повторение делает повествование однообразным.
Второе произведение С. Шарипова—«Ляйля»—посвящено жизни иранского народа между 1896—1905 годами. В эту эпоху перерастания капитализма в империализм такие страны Востока, как Китай, Турция, Иран, стали предметом соперничества между развитыми державами и оказались в их кабале, превратились в полуколонии. Ради своей корысти и личной выгоды местные феодалы объединились с захватчиками, и народные массы очутились под двойным гнетом. Понятно, почему на Востоке часто вспыхивали восстания против империализма.
Начало XX века, как указывал Ленин, совпало с пробуждением Азии и подъемом освободительной борьбы. За 50 лет в Иране было несколько выступлений против правительства, и волнения эти привели к буржуазно-демократической революции 1905—1911 годов.
С. Шарипов материалом своей повести взял многострадальную жизнь иранского народа, его освободительную борьбу. События в произведении даны в тесной связи с международным положением того времени, особенно с революционными движениями в России.
Писатель не отходит от исторической истины. Герои повести показаны в развитии, на пути пробуждения классового сознания под влиянием политической борьбы. События, показанные в повести, верно передают дыхание времени.
Основную идейную нагрузку повести несет бедняк Габдолла. Он живет с товарищами Наурызом и Шугбаном, у них есть небольшой клочок земли. Габдолла редко знал в жизни радости, но не склонялся перед трудностями. У него есть работа, он учит детей. Судьба дарит ему любимую, это — Ляйля. Счастливый, джигит уже приготовился к женитьбе, но по ложному доносу оказался в тюрьме.
Новая страница его жизни начинается с этой тюрьмы. Парня, который жил только своими заботами, захватывает социальная борьба. За ним идет еще во многом колеблющийся Мухамед Риза, чтобы бороться за свободу. Подлые козни калечат личную жизнь Габдоллы, он теряет свою Ляйлю, свою любовь, но сохраняет душевную твердость. Тяжелую жизнь иранского народа, картины природы, события повседневной жизни автор передает через восприятие Габдоллы. В его жизни как бы концентрируется жизнь трудового Ирана.
По замыслам автора Габдолла — деятель с широким социальным мышлением, и его уход в Россию — это свидетельство политического роста, классовой зрелости.
Известно, что накануне революции 1905 года среди бакинских рабочих были и выходцы из Ирана. Древние связи между Закавказьем и Ираном усилились в начале XX века. Многие иранцы, участвовавшие в социал-демократической организации «Гуммет», которую создали М. Азизбеков и А. Джапаридзе для того, чтобы вести политическую работу среди рабочих, при прямой помощи большевиков были втянуты в революционное движение. Эту рабочую солидарность писатель пытался раскрыть через образ Габдоллы.
У В. И. Ленина есть мысль о том, что о демократизме общества можно судить по положению женщин. Еще совсем недавно персидские женщины ходили под паранджой. Героиня повести Ляйля — дочь бедных родителей, которые, чтобы прокормить себя, провели жизнь у чужих порогов. Она и сама полностью испытала такие страдания. Ляйля глубоко и искренне полюбила Габдоллу. Как бы ни тяжела была жизнь, горе и печали не смогли сломить ее. Она далека от социальной борьбы. У нее единственная мечта — быть вместе с Габдоллой.
Судьба распорядилась жизнью юной девушки иначе. Всесильный губернатор Хасан отправляет Ляйлю в Тегеран. Беспомощная, как газель, девушка теперь очутилась в окружении шакалов. Губернатор намеревается сделать Ляйлю своей младшей женой: Но попавшая в сети красавица готова умереть, но сохранить свою честь. Она никого не подпускает к себе.
«Можешь хоть сейчас отрезать мне голову! Издевайся как хочешь, все равно я не стану твоей женой»,— кричит она губернатору и убегаем из богатого дома, который стал для нее тюрьмой. Но едва добравшись до своего Габдоллы, снова попадает в беду, на этот раз в публичный дом.
«Не ты одна занимаешься таким делом, все девушки, которые собрались здесь, были когда-то чьими-то любимыми! детьми. Ни одна из них не пришла сюда по своей воле,— согнал голод. Сначала все они упирались, вроде тебя, но потом смирились,— идти им было некуда».
Такие разговоры с подругами по несчастью угнетали, вызывали чувство безнадежности и безвыходности;. Подчас автор грешит ложной патетикой. Монолог девушки о мести и о борьбе, увлечение ее книгами по истории разных стран являются сильной натяжкой.
Перебивающегося случайными заработками Науруза побуждает к политической борьбе смерть родственника Шугб.ана. Доведенный до отчаяния, Науруз убивает губернатора. В этом образе показаны протест, принимающий религиозную форму.
В познании социальной жизни Персии образы губернатора Хасана, Кабери, Идриса имеют большое значение. Со времен далеких предков род Хасана находился на вершине власти. Его отец подавлял восстание бабидов, устроил погром среди курдов. А его сын оставляет городское население без воды из-за того, что оно своевременно не уплатило налог. У Хасана много жен и наложниц, но и Ляйля вызывает в нем жадную похоть.
В первых главах повести автор постоянно держит образы власть имущих на первом плане. Но когда Габдолла и его товарищи включаются в социальную борьбу, те уходят из книги. Вызывает сожаление и тот факт, что писатель, рассказывая об Иране, полуколониальной стране, не создал образа колонизатора.
В небольшой по объему повести параллельно развиваются несколько сюжетных линий, отражающих разные стороны жизни.
В произведении много публицистики, нередко этот мотив идет в ущерб художественным достоинствам повести.
А каковы мотивы сегодняшней собственно персидской литературы? Герои романа знаменитого иранского писателя Мортеза Мошфега Каземи «Страшный Тегеран», отражающего начало XX века, не являются борцами за социальные преобразования, а лишь поборниками личной свободы. Сюжетной канвой произведения послужила любовь бедняка Фарруха к дочери сановника Махин, разные препятствия на их пути. Убедившись, что борьба бессмысленна, Махин погибает. Для неутешного Фарруха остается одно — воспитание сына.
Персидские писатели сегодняшних дней все чаще обращаются к социальной тематике. Они считают, что причиной нищеты является неграмотность, а все несчастья — от бескультурья. В центре многих произведений стоит женщина — объект страдающий и бесправный. Об этом рассказ. Хедаята «Соломенная вдова», роман Б. Аляви «Ее глаза», повесть А. Омида «Линия горизонта». А в те годы, когда писались «Рузи Иран» и «Ляйля», персидские писатели не смогли подняться над пессимистическими настроениями, которые столь полно выражены в стихотворении Иредж-мурзы:
Наступит ли день, когда мы, лишаясь сна,
откроем лик женщины, скрытый паранджой?
(подстрочник)
Уже в 30-е годы Сабыр Шарипов задумал реалистически отобразить персидскую действительность, показать героев, боровшихся за свободу народа. Но жить ему оставалось недолго.
III
Большой талант — будь то общественный деятель, или художник, или экономист, родившись на родной земле, становится достоянием всего культурного мира. Потому что, несмотря на разницу в языках, религии, поверьях, чувствах, стремление к прекрасному едино для всех людей.
Золотой век русской литературы дал ряд писателей, оказавших большое влияние на мировое искусство. А историческая связь казахской и русской литератур уходит своими корнями в половецкую эпоху, хотя наши всезнающие ученые не рискуют заглянуть дальше XIX века и ведут речь в основном вокруг темы перевода.
Пушкин, Лермонтов, заговорившие, благодаря Абаю, на первозданно чистом казахском языке, нашли много друзей в степи. Это начинание не заглохло. Оно способствовало формированию реалистической литературы и заложило основы долговременной переводческой школы. С 1903 года «Капитанская дочка» и с 1923 года «Хаджи-Мурат» читались наряду с богатырским эпосом. Крылова переводил на казахский Ахмет Байтурсунов, а Гейне — Магжан Жумабаев.
Абай не был одиноко растущим в степи тополем. Его ученики и последователи, вдохновленные и окрыленные мастерством великого поэта, подхватили и продолжили начатое им дело. Сын Турагул Кунанбаев перевел рассказ М. Горького «Челкаш» и опубликовал его в журнале «Тан», в Семипалатинске, а другой стихами — повесть А. С. Пушкина «Дубровский». Это был недавно реабилитировании родственник Абая поэт и философ Шакарим Кудайбердиев.
Почти нет сведений о том, какие связи существовали между дореволюционной казахской литературой и творчеством Тургенева. Но можно не сомневаться, что казахская молодежь, обучавшаяся в семинариях, гимназиях и университетах и прекрасно овладевшая русским языком, знала и читала произведения великого художника. Способность исследовать жизненный материал, умение отобрать события, которые составляют основу замысла, не могуть быть случайными, этот процессе определяется мощью таланта и мировоззрением художника. Тот факт, что Абай Кунанбаев и Иван Тургенев написали произведения на один сюжет, наводит на мысль о духовном родстве двух титанов. Мы ведем речь о поэме «Масгут» и рассказе «Восточная легенда». Ясно, что оба произведения берут начало в истории, пережитой мастером Хасаном из «Тысячи и одной ночи».
В советское время казахская литература вступила в новый период развития и роста и начала поиски в разных направлениях. Одно из них — большая школа мастерства— перевод классиков. Были переведены «Гамлет», «Отелло», «Укрощение строптивой» Шекспира, «Дон Кихот» Сервантеса, знаменитый роман Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль».
В 1934 году в журнале «Адебиет майданы» были опубликованы главы из романа «Отцы и дети», переведены на казахский язык рассказы «Льгов», «Бирюк», «Бежин луг», «Хорь и Калиныч».
За короткий срок романы Тургенева «Рудин» (1952), «Отцы и дети» (1953), «Дворянское гнездо» (1954), «Дым» (1966) зазвучали на казахском языке. Разумеется, мы не можем утверждать, что все они сохранили силу и образность оригинала великого художника. Некоторые из них следовало бы перевести заново.
Для казахов Мухтар Ауэзов не только автор великой эпопеи, он был пионером многих культурных начинаний. Являясь в действительности отцом казахской переводческой школы, Ауэзов был не только теоретиком перевода, но и выдающимся практиком, сделавшим достоянием казахского писателя и зрителя «Отелло», «Укрощение строптивой», «Ревизор».
Занятый работой над второй и третьей книгами знаменитого романа, отставив все дела в сторону, он отдался Тургеневу и перевел «Отцов и детей», что имеет свой смысл. Конфликт между отцами и детьми в названном романе помогает понять противоречия между Кунанбаем и Абаем. В предисловии к книге переводчик напоминает о требовании сохранить национальный колорит и оставить краски в первозданном виде.
Когда в 1961 году в июле болезнь уложила Мухтара Ауэзова в больницу под Москвой, его навестил ученый-литератор И. С. Брагинский. В том разговоре, размышляя о проблеме литературных влияний, Ауэзов заметил: «Вот будете, возможно, и Вы писать о влиянии, которое оказала на меня русская литература. Правильно, огромное, ни с чем не сравнимое влияние. Но какой его характер, как оно проявляется? Назовете, конечно, М. Горького, назовете Л. Толстого. И это тоже верно. Но знаете ли Вы, кто оказал на меня самое большое влияние? Не догадаетесь?— Тургенев. Вы не смотрите, что на поверхности, может быть, этого влияния и не видно. Литературное влияние — это не простая вещь, его только упрощенцы думают руками схватывать и показать, смешивая влияние и подражание. Творческое влияние происходит где-то в глубине, проникает в самую душу писателя, делается его второй природой и проявляется как-то по-своему, по-особому, не всегда заметно для невооруженного взгляда. Вот так и Тургенев, и ведь его-то я больше всех и любил смолоду» («Народы Азии и Африки», 1961, 6).
И на самом деле, влияние Тургенева на казахскую литературу не заметить нельзя. Изображение картин природы, лирического пейзажа, подчеркивающих психологический настрой, силу чувств, глубокое понимание современности, актуальных проблем — все эти качества, присущие великому романисту, помогали формированию у казахских писателей представления о реалистическом искусстве.
IV
Одним из факторов, оказавших благотворное влияние на переход казахской литературы к реализму, явился перевод. Это верно и в отношении жанра драматургии. Перевод творений гениального Шекспира, занимающего особое место в мировой литературе, на казахский язык начался в 30-х годах.
В творческом наследии Мажита Даулетбаева — поэта, прозаика, автора нескольких маленьких пьес, статей о драматургии, не дилетантски знавшего сценические секреты — немало переводных вещей. Он познакомил казахских читателей с Гоголем, Чеховым, Горьким, Фадаеевым, Ремарком. А перевод «Гамлета» Шекспира и его опубликование в 1931 году было значительным событием в литературной жизни Казахстана.
В предисловии к книге Сакен Сейфуллин знакомит читателей с автором «Гамлета» и рассказывает о первом издании этой трагедии, исторической фабуле и о летописце датчан Саксоне Грамматике, о славе и постановке в разных странах этого гениального творения, о русских постановках.
Коснувшись содержания «Гамлета», он разъясняет смысл этой трагедии и полностью одобряет перевод ее на казахский язык.
Некоторая небрежность стиля предисловия дает основание считать, что написано оно поспешно. Но все же оно показывает, что сам Сакен имел о творчестве Шекспира самое широкое представление.
Мажит Даулетбаев хорошо понимал ответственность перевода «Гамлета». Не впадая ни в поверхностный пересказ, ни в буквализм, он приложил все силы, чтобы передать идейное богатство и художественные достоинства оригинала.
Русским читателям до революции «Гамлет» был знаком в переводе Вронченко (1928), Соколовского (1894), Кроненберга (1840) и других переводах. Мажит Даулетбаев писал, что он ознакомился со всеми этими переводами и использовал их. То, что он приводит отрывок на английском языке, дает основание думать, что переводчик читал Шекспира в оригинале.
М. Даулетбаев передал иерархическую принадлежность героев в соответствии с казахскими понятиями: король — хан, королева — ханша, принц — шахзада, офицер — военачальник, оберкамергер, гофмейстер, вельможи — советники хана, придворные — посыльные. Хотя это не отвечает современным условиям перевода, бесспорно и то, что такие определения были вполне уместны для тридцатых годов.
М. Даулетбаев точно следовал русским переводам, ничего не казахизируя и не опуская. Такие обороты, как «мышь не шевельнулась» (М. Лозинский»), «все, как мышь, притихли» (Б. Пастернак), встречающиеся во всех переводах на русском языке, сохранились и в казахском.
Среди трагедий Шекспира нет равной «Гамлету» по философской глубине, остроте конфликта, мощи образов, многообразию проблем.
Особенно старался М. Даулетбаев, чтобы перевод был простым, чтобы он соответствовал понятиям степных читателей.
Переводчик оставил такие мифологические имена, как Марс, Фортуна, увлекательно перевел стихи Энея, обращенные к Дидоне. Он почти полностью сохранил и число строф оригинала. Тщательный отбор звуков, подчеркнутое выделение внутренней рифмовки усилили этот кусок трагедии.
Монолог Гамлета, произнесенный после его напутствия актерам, близок к оригиналу по смыслу, но здесь ослаблена энергия ритма. Не хватает бурной ярости и решительности, стремительного порыва и его Внезапной остановки. Долгое раздумье, которое должно было литься стихами, обернулось вялой прозой.
Рассматривая перевод знаменитого монолога Гамлета «Быть или не быть?», можно прийти к нескольким выводам. Буквальный, слово в слово, перевод профессора М. Н. Морозова имел своей целью в точности передать мысли великого драматурга и содержание оригинала. А Борис Пастернак, опираясь на закономерности русского языка, размер стиха, создал шедевр, равный по своей силе английскому оригиналу по красоте и философской глубине. Можно не сомневаться, что поэт использовал ранние примеры перевода, плоды богатой традиции, установившейся в русской культуре по переводу Шекспира.
Мажит Даулетбаев в основном опирался на перевод Вронченко. В целом культура перевода Мажита Даулет-баева находилась на высоком уровне. Чтение разных образцов русского перевода, сбор сведений по истории создания трагедии показывают, что переводчик подошел к своей работе весьма ответственно. Мажит свободно применял богатый и неисчерпаемый казахский язык. Короткие диалоги, написанные прозой в оригинале, по-казахски получились вполне удовлетворительными. А вот монологи, где словно бьются друг о друга мятежные морские волны, в казахском переводе не сохранили свою художественную силу.
Мухтар Ауэзов выделял два имени в мировой литературе, перед которыми он преклонялся: в прозе — Лев Толстой, в драматургии — Шекспир. В процессе изучения их творчества Ауэзов создал классические переводы, вошедшие в сокровищницу казахской литературы и оказавшие огромное влияние на развитие жанра. Один из них — трагедия «Отелло».
Это великое произведение Шекспира существует на русском языке в переводе более чем двадцати разных авторов, я частности Н. Кетчера, Т. Вейнберга, А. Рад-ловой, М. Лозинского, Б. Пастернака, М. Морозова. (В. Шекспир, Библиография русских переводов и критической литературы на русском языке. 1748—1952. М., 1964, стр. 615—616).
Впервые опубликованный в 1858 году перевод П. Вай-нберга переиздавался 18 раз. Вариант Анны Радловой, которого держался Мухтар Ауэзов, был опубликован четыре раза. Глубоко изучивший творчество Шекспира, Ауэзов нашел удачный ключ к тому, чтобы великий английский драматург заговорил на казахском языке. Известно, что в оригинале «Отелло» написан пятистопным ямбом и свободным стихом, некоторые страницы — прозой. Размер свободного стиха, который он сам использовал в пьесах: «Енлик — Кебек» и «Каракоз», Мухтар Ауэзов применил и в переводе великого произведения. Переводчик свободно пользовался лексическим богатством и синтаксическими возможностями родного языка. Поэтому основные мысли оригинала не были опущены или искажены, все интеллектуальное богатство пьесы воспроизведено на казахском языке.
Богаты и разнообразны краски в переводческой палитре Мухтара Ауэзова. Под пером переводчика многие наши привычные слова приобретают новую окраску, как бы свежеют и обновляются. Одни слова — дон, синьор, лейтенант, генерал — оставлены без перевода. Другие получили адекватное выражение на казахском языке: труба — керней, флейта — сырнай, свита — нокер, колбаса — буйен, яро — топ, ночная рубашка — еткойлек, носилки — котергиш, хризолит — лагыл тас. Нашли соответствие и такие слова: рогач — алданган ер, мнительный — сезикшил, чудной — ерепейсиз, благородный — асылзада, льстивый раб—жорга кул, дикая драка — кырык пышак, убитый гневом — ашуынан кайгы шеккен, клянусь христовой верой — иманыммен ант етем, катехизис — монкирнанкир, хаос — дозак, клянусь я светом — жарык куним суалсын, монахиня — сопы катын. Для мелодичности и ритмичности были применены различные художественные приемы. В некоторых местах М. Ауэзов прибегает к анафоре, которая часто применяется в народной поэзии для создания ритма: например, несколько строк подряд переводчик начинает со слога «ка».
В семи-восьмисложном стихе применяется рифмовка «абаб».
Одним из добрых явлений в казахской литературе последних лет стал системный перевод лучших творений мирового искусства. Традиция, заложенная в свое время в творчестве Абая, сейчас превратилась в плановое государственное дело.
Если шедевры, созданные в разных веках разными народами, заговорят на нашем родном языке, то это лишь прибавит нам духовного богатства, даст возможность воспитать всесторонне молодое поколение, обогатит интернациональные традиции казахской литературы.
Искусство перевода многообразно: одного автора переводят несколько человек, другого — лишь один. Переводят с оригинала, переводят и с перевода. В сегодняшнем казахском переводном искусстве есть все названные примеры. Например, «Бустан» великого Саади с русского языка перевел поэт Музафар Алимбаев. Через персидский и русский языки это произведение добралось и до нас.
Тот факт, что широко известный поэт, ученый-литератор, критик, признанный мастер перевода сделал достоянием казахского народа одно из великих творений мировой литературы, достойно только одобрения и поддержки, этот труд принес нам радость. М. Алимбаев сделал перевод с русского варианта В. Державина и А. Старостина, вышедшего в издательстве «Художественная литература» в 1962 году.
Переводчик, во-первых, сохранил распространенную на Востоке форму—«баит». Во-вторых, автор верно учел, что для перевода сложного произведения, богатого оттенками мысли и чувства, самым подходящим является традиционный одиннадцатисложный казахский стих, более известный под названием черного стиха - кара олен. В переводе нет строк, которые были бы искажены или поняты неверно. Ритм, слог, стих точно передают оригинал. Трудно придраться к рифмовке переводчика.
В содержании, в сюжете, поэтике поэмы Саади отчетливо видны традиции древней восточной литературы. Здесь переплетаются легенды, мифы и подлинные исторические события. Свои дидактические и философские мысли, в некоторых местах поэт облекает в афоризмы, притчи, иносказания. В дастане много событий, героев, исторических сведений, которые пришли из Библии, Корана и других религиозных книг. Не трудно понять, что заставить заговорить все это на казахском языке потребовало от Музафара Алимбаева больших усилий.
Разумеется, нетрудно заметить в переводе и некоторые стилистические и смысловые упущения. Можно встретить строки, переведенные неряшливо и невнятно.
Легенды и притчи в переводе даются то полностью, то в пересказе. Тут надо сказать, что термин «рассказ» следовало бы перевести как «хикая», то есть повествование, а не «ангиме», то есть, в буквальном смысле рассказ, потому что ко многим восточным книжкам и древним историям больше подходит термин «хикая».
Похвально, что переводчик нигде не отклонялся от русского текста.
В заключение хочется сказать, что «Бустан» Саади в казахском варианте отвечает самым высоким требованиям нынешней переводческой традиции.