Таинственен и обманчив передний край, укрытый ночным покрывалом. Изредка на мгновение вспыхнет зарницей орудийный выстрел, или яркий пламенем блеснет разорвавшаяся мина. Золотые змейки трассирующих пуль, как множество метеоритов, стремительно пронизывая темень исчезают внезапно, как и возникли. От горизонта до горизонта, то и дело, лениво разгораясь, взлетают разноцветные ракеты и, на миг залив местность, ослепительным светом, медленно гаснут на черном бархате ночного неба, будто перекликаясь с далекими мерцающими звездами.

 

Не спеша, поворачивая стереотрубу, стараюсь засечь отдельные вспышки и определить по звуку расстояние до них. Спокойствием и благодушием веет от этих, казалось бы, мирных огней. И только сознание, что там в ночи идет работа и каждый из мелькнувших огоньков может быть, только что стоил кому-то жизни, невольно возвращает к суровой действительности.

 

— Опять тебя, старшой, на исповедь вызывают,— слышу за спиной голос сменщика.— Смерш звонил, приглашал зайти в особый отдел.

 

Заправлен ватник под ремень. С досадой задвинув автомат за спину и чертыхаясь про себя, по осенней грязи топаю в тыл. Пропал отдых. Вот уже две недели прошло с того случая, а меня нет, нет и пригласят на беседу. Путь к штабу не ближний. Есть время подумать и восстановить в памяти злополучную историю, доставившую многим из нас немало хлопот.

 

Он пришел к нам с пополнением и пробыл в роте меньше месяца. Судя по документам до этого служил в разведке, был на излечении в госпитале. По натуре общителен. Нельзя сказать что слишком навязчив, или подлиза, но за короткое время сумел расположить к себе многих.

 

В ту ночь, когда он впервые пошел с нами на дело, вылазка проходила довольно удачно. Тихо связав часового мы обнаружили себя лишь при отходе. Немец поднял бешеную стрельбу. Собравшись в овраге, проверяем все ли налицо. Под таким огоньком ночью не хитро не досчитаться кого-нибудь. Возвращаться же, даже с «языком», оставив товарища, пусть и мертвого, разведчикам недопустимо.

 

— Яшки нет,— подводит итог Кузьма Пильгук. Чтобы не рисковать напрасно людьми и «языком», отправляем их к своим, а сами, вдвоем с Кузьмой, ползем к немецкой траншее. Стрельба поутихла. Из траншеи ясно доносится гвалт. Приноравливаясь к рельефу, подползаем почти к самому брустверу. Рядом слышны озлобленные вскрики, сопение и глухие удары. Ясно, кого-то бьют.

 

— Позовите переводчика,— сквозь шум прорывается Яшкин голос. В голове вихрь мыслей: «Как выручить парня? Надо что-то сделать немедленно. Иначе его уведут. Но зачем ему понадобился переводчик?»

 

— Я их юверленфер. Их есть перебежчик,— доносится путанная смесь русских и немецких слов.

 

Гвалт и удары умолкают. В наступившей тишине четко слышен знакомый голос — «Я перебежчик. Русские готовят большое наступление», твердит он то по-русски, то на непонятной смеси немецкого с русским.

 

Локтем ощущаю как дрожит от ярости Кузьма. Чувствую, что он тоже уловил главный смысл сказанного. На нашем участке действительно со дня на день должно начаться крупное наступление.

 

Не сговариваясь, как по команде бросаем через бруствер четыре гранаты на предательский голос. Вспышка. Крики. Пользуясь суматохой, бегом возвращаемся к своим. Уже почти у самого бруствера Кузьму настигает осколок снаряда. Ползком втаскиваю его в траншею, а затем сам отвожу в медсанбат.

 

Не раз и не два пришлось пересказывать мне эту историю о подлеце в особом отделе. И вот снова вызвали. Вероятно, сегодня дотошный майор опять спросит: «Почему не взяли предателя живьем», или «А чем вы можете доказать, что убили его?»—на что так и хочется ответить: «Пойди, проверь». Хотя в душе хорошо понимаешь его. У каждого своя работа, свои обязанности.

 

Через несколько дней, когда началось наступление из опроса пленных выяснилось, что предателя мы убили наповал и он не успел дать свои иудины показания. А вот с Кузьмой сложилось хуже. Рана оказалась серьезная и он несколько месяцев провалялся в госпитале. По излечении в нашу дивизию попасть уже не смог. Из переписки с его отцом — Яковом Ефремовичем я узнал, что вскоре он погиб под Молодечно, есть такой городок в Белоруссии северо-западнее Минска.