С трудом переставляя ноги, как в полусне, он бредет по пояс в воде, одной рукой перебирая кабель, другой — раздвигая камыш. Где-то здесь только что разорвался снаряд. Вот и конец провода. Опустившись в воду, шарит по дну в поисках второго. То справа, то слева, впереди, сзади ритмично взметаются фонтаны воды и грязи. Немец методично обстреливает камышовые заросли.

 

Перед рассветом один из наших батальонов внезапно форсировал километровой ширины мелководную протоку между двумя большими озерами и захватил плацдарм в; тылу немецкой обороны. Обеспечивая связь с ним, он бродит по воде вдоль линии вот уже несколько часов.

Вначале их было трое. Илья Огородников лежит на дне протоки. Раненого осколком в грудь Биянова Кузьма недавно отнес на берег. А немец все бьет и укрыться от осколков негде: на дно не ляжешь. «Один. Ранен, захлебнусь»,— назойливо стучит мысль у него в голове. Закоченевшее тело уже не ощущает холода весенней воды. Трудно двигать руками и ногами.

 

Но вот найден провод, концы зачищены зубами, скручены, аппарат подключен, и сразу голос начальника штаба:

 

— Черт взял бы этих связистов. Не могут нормальной связи обеспечить. Видно, как кроты в ровиках отсиживаются... кричит он. «Тебя в этот ровик,— невольно проносится у него в голове,— сам-то из блиндажа вылазишь, когда до ветра прижмет».

 

— Так ты понял меня, Иванченко?—продолжает бубнить трубка.— Накрывай столы. Жди в гости родню с племянниками. Сигарет можем подбросить сколько угодно.

 

«Значит, завтра наступление,— механически расшифровывает он текст.— Ночью на плацдарм перебирается вся дивизия с представителями приданных частей».

 

Пронзительный свист. Разрыв. Вода с грязью покрывает с головой. Отфыркивается. «Не мой»,— отмечает про себя.

 

— «Озеро! Озеро»,— повторяет позывные командир взвода связи. Откликивается.

 

— Жив, Кузьма?—доносится обрадованный голос.— Потерпи еще. Пока некем сменить. Готовим вторую нитку. Длиннее будет, но надеж...

 

Опять порыв. Бредет, увязая в тине. Связывает. Прослушивает. Снова и снова бредет. То и дело обливает сверху фонтаном грязи или проваливаясь в ямы, погружается в воду с головой. Взад-вперед, взад-вперед. «Ранит, захлебнусь. Камыш не удержит»,— назойливо стучит в голове. Свист. Фонтан. Взад-вперед. Дробь выбивает зубы. «Ничего, потерпи, все плохое не вечно»,— успокаивает себя.

 

Да, плохое не вечно. Сидит Кузьма уже на КП, уютно устроившись у железной печки. С помощью бинта приспособил на голове телефонную трубку и не спеша закусывая кашей двойную порцию водки, рассказывает мне о своей одисее на озере.

 

Но вот он подул несколько раз в микрофон и насторожился... Порыв. По звуку где-то рядом. Вскакивает и — стрелой из блиндажа. В сотне метров от КП на склоне к противнику свежая воронка. Вскочив в нее, связывает концы. Свист — разрыв. Перебегает в новую воронку и опять связывает. «Что за чертовщина, опять рядом разрыв. Никак, по мне из орудия стреляют. Не много ли чести?»— проносится мысль и тут же охватывает азарт. Здесь не протока. Сухая земля. Знает, дважды подряд в одно место из того же орудия попасть невозможно. «Давай посоревнуемся»,— мелькает шальная мысль. Ждет следующего разрыва и быстро перескакивает в свежую воронку. Минут двадцать длился этот своеобразный поединок, пока немцу не надоела бесполезная затея. Убедившись, что дуэль окончена и связь восстановлена, Кузьма возвращается в блиндаж и спокойно усаживается доедать кашу.

 

Я вскоре замечаю, что офицеры с любопытством посматривают в его сторону.

 

— Ловко, сержант, ты сыграл мышку и обвел кота,— наконец, внес ясность начальник разведки. Что думаешь насчет перехода в разведроту?

 

Не отрывая ложку от рта Кузьма кивнул головой в знак согласия, а немного позднее, не удержавшись, шепотом сострил мне на ухо.

 

— Оказывается, на глазах у начальства и незначительный случай может обернуться авторитетом смельчака.

 

Таков уж был он по натуре.