Менее точно отождествлены такие названия, как города Средней Азии: Ю-Узген, Эрши (Мархамат, по Бичурину — Коканд), Сигянь —Ахсыкет; Бэйшуй—Испиджаб, Ги-дуцючжо — Гургандж, Цзюбило — Сайрам.

 

Широко употребляется в текстах транскрипция тюркских титулов:каган, катунь-хатунь, дэлэ-тегин, шеху-яблу, шашад, тутунь-тутук, дагань-таркан, бе-бек, мохэ-бага, мохэ-ду-багадур, гудулу-кутлук, бигя-бильга, дынли-тенгри и т. п.

 

Изменены в китайской транскрипции собственные имена: Асилань — Арслан, Сулимань — Сулейман, Кюе — Кюль, Исесе — Иездегерд, Гусахэ — Хосроу, Истачжи — Ардешир, Ими Цюйдибо — Эмир Кутейба, Улеге — Гурек, Фохумань — Вахшумань и т. д. и т. п.

 

Весьма важным является изменение в китайской транскрипции названия одного и того же народа. Так, например, некоторые народы имели в китайской исторической литературе множество названий, т. е. несколько транскрипций. Укажем главнейшие: кыргызы Енисея — гяньгунь (цзяньгунь), гэгу, цигу (кигу), йегу, хакас, хакяньсы, киликицзы; уйгуры — гаогюй, хойху, вэйвуэрр.

 

Не китаеведу порой бывает трудно разобраться в этих разночтениях и транскрипционных различиях, особенно при пользовании различными западноевропейскими переводами. В этих случаях следует пользоваться конкордансом транскрипций, имеющимся в нескольских изданиях. Отметим, например, конкорданс, составленный коллективом русских китаеведов — К. Вебером, А Ивановым, Вл. Котвичем и А. Рудневым „К вопросу о русской транскрипции китайских иероглифов" (Записки Восточного отделения русского археологического общества, т. XVIII, в. 1, СПб., 1907, стр. 74—95) или в китайской грамматике П. П. Шмидта (Владивосток, 1915) и более полный — Bemharcd Karlgren, A Mandarin Phonetic Reader in the Pekinese dialect with an introductory essay on the Pronunciatien: Archioes d Etudes Orientales, т. XIII, в. 1, 1917.

 

Пользование этими пособиями облегчает чтение специальных названий, транскрибированных в разных изданиях, особенно в западноевропейской литературе, и обеспечивает правильное их написание, необходимое для аутентичного понимания перевода.

 

Восстановление же соответствия китайской транскрипции иноземного для Китая слова его звучанию в древности является делом специалиста, и всякие догадки в этой области, не опирающиеся на древнюю фонетику, или твердые историко-географические заключения, как бы они ни были соблазнительными, чаще всего являются ненаучными. Для этих целей следует обращаться к литературе вопроса. Большое количество таких названий отождествлено и расшифровано, но далеко еще не все и не с достаточной полнотой. Количество авторов, подвизавшихся в этой области, весьма велико, в частности большинство тех, которые были упомянуты выше. Известную сводку этих отождествлений редакторы отразили в указателях, где китайской транскрипции собственного имени или географического названия соответствует, где это было возможно, либо восстановление подлинного звучания, либо бесспорное отождествление. Из наиболее авторитетных работ может быть рекомендована прежде всего работа Е. Chavannes, Documents, sur les Tou-kiue Occidentaux, СПб., 1903 (Сб. Трудов орхонской экспедиции, в VI), a также работы П. Пелльо, которые, однако, представляют трудности для использования, так как его замечания разбросаны по различным статьям и рецензиям, главным образом, „journal Asiatique" и „Toung Pao".

 

Значительная часть историко-географических и племенных названий, особенно по Монголии и отчасти Восточному Туркестану и Южной Сибири правильно объяснена в труде Г. Грумм-Гржимайло „Западная Монголия и Урянхайский Край" (Л., 1926, т. II).

 

Основные отождествления, достаточные для первоначальной ориентировки в тексте, мы привели выше.

 

Значение китайских источников для истории Средней Азии в „доисламский" период особенно велико. В самом деле, те письменные источники, которые содержат исторические данные о Средней Азии с периода VI в. до н. э. до VI—VIII вв. н. э. и приведены в известность, несмотря на их разнообразие, весьма немногословны. Мы имеем в виду ахеменидскую клинопись, античные источники (Геродот, Страбон, Птолемей и др.), более многословные для времени Александра Македонского (Квинт Курций, Арриан), византийских и армянских авторов (типа Менандра Протектора, Прокопия, Феофилакта Симмоката), сирийские источники (Иешу Стилит, Захарий и другие), некоторые сасанидские тексты (надпись Пайкули, надпись Шапура) и связанную с ними литературу на пехлевийском языке (Авеста, Бундахишн), древнетюркские рунические тексты (Кюльтегина, Тоньюкука и т. п.) .

 

Особую, но весьма еще немногочисленную группу составляют тексты, происходящие из Средней Азии, прежде всего: согдийский архив (личный архив Гурека), древнехорезмский (видимо, хозяйственный) архив, отдельные рунические надписи типа древнетюркских, многочисленный эпиграфический материал.

 

Значительную ценность представляет арабо- и персоязычная литература, отчасти также сакские, тохарские и тибетские источники, в которых, однако, сведения, касающиеся Средней Азии, в древний период (до VII—VIII вв.), единичны и зачастую содержатся в текстах намного позже того времени, которое ими описывается. Это прежде всего относится к арабо- и персоязычной литературе.

 

Китайские источники прежде всего позволяют составить основную хронологическую канву для истории античного и дофеодального периода истории Средней Азии. В самом деле, древнейшие упоминания о Средней Азии восходят к путешествию Чжан Цяня 138—126 гг. до н. э., сообщения которого были использованы отцом истории Китая Сы-ма Цянем для составления „исторических мемуаров" Шицзи. Личное посещение Чжан Цянем Средней Азии сказалось на конкретности повествования Сы-ма Цяня, особенно в отношении Ферганы.

 

Дополнительные сведения по сравнению с Сы-ма Цянем имел, очевидно, Бань Гу, автор династийной истории „Старшей Хань". Следует буквально иероглиф в иероглиф за Шицзи Сы-ма Цяня, он включал в свой текст и дополнительные данные. Характерным примером является включение письма Модэ-Шаньюя китайской императрице Гаохэу, отсутствующее в тексте Сы-ма Цяня. Наблюдаются изменения в иероглифе племенных названий, особенно по Южной Сибири при описании похода Модэ в 209— 201 гг. до н. э.: например, цайли вместо синли и т. п.

 

Весьма любопытны извлечения о Средней Азии из Хоуханьшу. Основой информации здесь был поход Бан Чао 94—96 гг. н. э. В качестве специального „разведчика" по Средней Азии был Гань Ин, посланный до Циньхая — Каспийского моря. Судя по тексту в Хоуханьшу, значительное количество сведений поступало о Средней Азии в Китай через китайских наместников оазисов Восточного Туркестана. Однако поздняя редакция Хоуханьшу (V в.) привела к тому, что главный автор, по существу, редактор древних текстов — Фаньхуа недооценил многих сведений и составил Хоуханьшу, исходя из современных ему событий и состояния народов Хоуханьшу, исходя из современных ему событий и состояния народов Средней Азии. В связи с этим в Хоуханьшу совершенно опущена такая значительная территория, как область усуней Тяньшаня, хотя несомненно, что их история не могла катастрофически оборваться в 8 г. н. э., до которого их доводит Бань Гу (автор Цяньханьшу). Если исходить из этого факта, что гунны в этот период владычествовали на Тяньшане, то все равно усуни не исчезли, ибо, во-первых, сведения об усунях сообщал Бань Чао, во-вторых, абсолютное владычество западных гуннов на Тяньшане и в Фергане относится к более позднему периоду, особенно ко II в. н. э., но и с них также приведены весьма скудные сведения.

 

Для Вэйской истории особое значение имело, в части информации о Средней Азии, посольство Тун Юанан и Гао Мина середины V в. н. э„ посетивших многие районы Средней Азии. Надо сказать, что вообще в Вэйский период Китай был больше, чем в предшествующий период, связан и с Центральной Азией — Монголией и Восточным Туркестаном. История Вэйской династии содержит весьма распространенные сведения об иноземных народах. Авторитет повествований Вэйской истории был настолько велик, что ее рассказы об этих народах были положены в основу соответствующих статей в более поздних энциклопедиях, например, у Ма Дуан-линя (XIV в.)

 

Сходные по содержанию главы краткой истории Суй-ской династии и затем Танской, в части сведений, выбранных Бичуриным, восходят, очевидно, к общим источникам. Кроме обычных источников этих сведений, следует особенно подчеркнуть описание Восточного Туркестана и Средней Азии в путешествиях буддийских паломников Фасяня (400 г.), Сун Юна (518—522), Вэйцзе (605— 616), особенно Сюаньцзана (629—648), Ицзина (673— 695), Хайчао (723—729), Укуна (751—790). Особенно большим авторитетом пользовался Сюаньцзан: описание его жизни и путешествия, в частности последнее, широко цитируется текстом истории Танской династии.

 

Распространенная версия истории Танской династии — Синь-Таншу, составленная позже краткой версии Цзю-Таншу, основывались на включении в текст прямой речи послов и текстов писем и обращений, адресованных правителям областей и народов от имени Китайского двора, и ответов на них. Достоверность этих текстов вызывала вполне законный скепсис некоторых ученых (В. Бартольд) и впредь до их документальной проверки по первоначальным источникам остается под знаком вопроса.

 

Для истории Танской династии (Цзю-Таншу и Синь-Таншу), в известной мере и для Суйских анналов, характерна новая точка зрения в оценке более древних событий на территории Средней Азии: древние названия племен и территорий увязываются с современными (танскими) именами и названиями. История Танской династии пытается объяснить происхождение названий, следуя китайской исторической традиции о неизменяемости предшествующих исторических образований, о постоянстве пребывания народов на одном и том же месте. Эта историческая концепция приводит к ряду, по меньшей мере, спорных выводов, например, что страна Кан (Самарканд — Согд) — это древняя страна кангюй. Если в целом ряде случаев эта преемственность с древними образованиями имеет солидную аргументацию (происхождение тюрок-тугю, уйгуров-хойху и т. п.), то в других случаях она почти ничем не обоснована и к такого типа заключениям следует подходить критически.

 

Наряду с этими текстами, легшими в основу сборника Бичурина, он воспользовался китайскими комментаторскими сведениями для своих примечаний, а в целях уточнения политических событий широко привлекал данные из погодной сводной истории Тунцзянь-ганму (XII в.). Текст перевода этой истории в 17 томах был им подготовлен к печати, но и поныне хранится в рукописи (Институт востоковедения). Отметим, что единственный перевод на европейский язык этого сочинения был проделан иезуитом Майя еще в XVIII в. (12 томов) не с китайского оригинала, а с сокращенного маньчжурского варианта, что, однако, не помешало позднейшим западноевропейским историкам Китая писать на основе этого неполноценного перевода многочисленные истории „Поднебесной империи". Бичурин перевел китайский оригинал Ганму, к сожалению, не увидевший свет.

 

Наши критические замечания источниковедческого порядка не должны восприниматься как умаление достоинства китайских текстов, касающихся Средней Азии. Они имеют своей целью только обратить внимание на необходимость критического пользования этими текстами, с учетом наиболее ранних информаций китайских авторов и времени составления окончательного текста. На последнее обратил внимание в своем предисловии Бичурин. Напомним, что описание китайских исторических источников в Западной Европе было выполнено Вайлем намного позже Бичурина, а описание, подобного данному Бичуриным, особенно в части исторических сочинений, китаеведение не знает и до сих пор, кроме истории китайской литературы Васильева.