Через 30 лет после образования, в начале XX в., Семиреченское казачье войско превратилось в небольшое, но компактное иррегулярное воинское формирование, вполне способное решать возложенные на него задачи. Как и ранее, войско выставляло в мирное время один полк, в военное - три. В 1902 г. 1-й Семиреченский казачий полк из Верного был передислоцирован в Фергану и в конном порядке через укр. Нарынское, перевал Кугарт, сел. Узгент и г. Ош прибыл в г. Новый Маргелан. В составе области насчитывалось четыре уезда: Верненский, Джаркентский, Копальский и Лепсинский, 13 станиц и 17 выселков. Казачье население выросло до 36678 чел., из них служилого состава 5544 чел., остальных нижних чинов - 8898 чел.

 

Войску принадлежало 610519 дес. лучшей земли, душевой надел равнялся 32 дес. Общий войсковой капитал составлял 240355 рублей, за сдачу земли в аренду ежегодно в доход войска поступало 13474 рубля. Главным источником доходов являлось хлебопашество и скотоводство, а также бахчеводство, табаководство, садоводство, звероловство и рыболовство. Казаки содержали 2985Q лошадей, 24477 голов рогатого скота и 21800 овец и коз. На 100 душ приходилось 181 голова скота - один из самых высоких показателей среди всех казачьих войск.

 

Царизм неусыпно стоял на страже интересов казачества. Так, военный губернатор области и атаман казачьего войска генерал-лейтенант Ионов в годовом отчете на имя царя писал о необходимости продолжить “изъятие земель у киргизов-кочевников возможно большего количества земель” для устройства новых казачьих поселений. Царь накладывает резолюцию: “Надо настойчиво двигать колонизацию этого края”. В следующем году тот же Ионов жалуется царю в очередном всеподданнейшем отчете о нехватке... тюрем. Царь немедленно подписывает: “Положение невозможное. Немедленно приступить к сооружению тюрьмы”. И продолжали двигать колонизацию, изымать земли, возводить тюрьмы, подавлять возмущение народных масс. В правящих кругах царской России открыто высказывалось мнение, что с “киргизами в отношении изъятия земель нужно считаться постольку, поскольку считались при колонизации Америки с туземным краснокожим населением”.

 

Как и в других казачьих войсках, земельный вопрос был главной причиной вступления казахов в казачье сословие. Например, по приговору казаков выс. Любовного был принят в казачье сословие “выкрещенный киргиз” Иван Иванов, 34 лет. Войсковое правление утвердило решение схода, но с условием, чтобы он не просил от казны и войска пособий и льгот. Власти прекрасно понимали, что толкает местных жителей к переходу в иную веру и сословие.

 

С просьбой о принятии в казаки-семиреки обращался и житель Алтын-Эмельской волости Копальского уезда Джаляубай Курабаев, уже 20 лет живший в выселке Кугалинском Коксуйской станицы. Объяснял это своим бедным состоянием, обременительной платой налогов натурой и деньгами, большой семьей. Однако сход казаков отказал в его просьбе, поскольку не хватает земли “для коренных жителей выселка”, т.е. самих казаков. И даже значительно позже, в 1916 году казахи обращались с аналогичными заявлениями. Так, 22 февраля житель Восточно-Талгарской волости Дабыр Дихамбаев обратился к наказному атаману генерал-лейтенанту Фольбауму с прошением причислить его в казачье сословие Софийской станицы. Он имел 24 дес. хорошо возделанной земли и узнал, что по проекту земельного устройства его надел должен отойти к казачьей станице, что подрывало материальное положение, хотя и получал компенсацию. В случае приема он обещал навсегда отказаться от положенной как казаку пропорции, ему достаточно своего участка, ни казне, ни войску не будет ущерба и т.д. Войсковое правление оставило его просьбу “без рассмотрения впредь до представления двух гербовых марок рублевого достоинства на оплату его прошения и ответной по нему бумаги”. Его дальнейшая судьба неизвестна, скорее всего в ходе восстания 1916 года он потерял и этот земельный участок. Конечно, не только материальные причины вынуждали казахов вступать в казачье сословие, были и морально-психологического, чисто человеческого характера. Например, с 11 -12 лет жил в станице Саркантской в семье казака Егора Исакова некий казахский мальчик-сирота. Казак его усыновил, крестил, дал ему имя Иван Исаков и обещал содействие в переходе в казачье сословие, однако, станичный атаман воспротивился, так как якобы он не состоял в числе жителей станицы. Он обратился с письмом к епископу Туркестанскому и Ташкентскому Димитрию за помощью, говоря, что “вращаясь в среде православного населения, я по своему крайнему разумению нашел, что православная господствующая религия состоит далеко выше мусульманской религии в отношении истинной веры...”. Епископ не оставил его просьбу без внимания, попросив председателя войскового правления Бакуре-вича “поддержать сего юного сына нашей Церкви в упрочении его правового гражданского положения”.

 

О причислении в казачье сословие прошение подавали не только казахи, но и кыргызы, дунгане, татары и представители других народностей края. Например, в 1902-1903 гг. с такой просьбой обращались жители Барскоунс-кой, Турбекской, Курмектинской, Кенсуйской, Торайгыровской волостей Пржевальского уезда. Войсковое правление отказывало им, указывая, что урочища, занимаемые ими, зачислены в неприкосновенный запас земель Семиреченского войска и впредь до установления нормы душевого надела казаков там не могут быть другие оседлые поселения.

 

В 1909 г. 16 юрт кыргыз Тюпской волости Пржевальского уезда подали коллективное прошение о вступлении “в русское подданство и перечислении в казачье сословие”. Свою необычную просьбу объясняли, что с малолетства жили “в среде русского казачьего населения, изучили привычки, обряды, а в особенности от природы любим быть на коне, а потому завидуем русскому воину - царскому слуге казаку, нам глянется одежда и вообще служба казака...”. Обещали не хуже татар “служить Богу и великому Государю и Отечеству...”. Войсковое правление, однако, несмотря на такие патриотические заверения, сообщило, что наказной атаман отклонил просьбу “за неимением свободных земель в войске”.

 

3 января 1902 г. 30 семейств дунган сел. Каракунуз Пишпекского уезда обратились с прошением о причислении их в казаки “с наделением землею по положению и поселением в селении Каракунуз, где мы имеем дома и другое недвижимое имущество”. Семиреченское областное правление сообщило войсковому правлению, что им в 1891 г. была дана грамота на пользование селением из расчета по 10 дес. надушу, поэтому образование отдельного дунганского выселка с наделением по 45 дес. (30 - по душевой норме и 15 дес. - в запас) “признать положительным невозможно”, т.к. пришлось бы стеснить других жителей села.

 

Историк П.Г. Галузо справедливо подчеркивал, что на долю Семиречья досталась “самая крепостническая, феодальная ее форма - колонизация казачья”, и что это была “подлинная военно-феодальная колонизация, с первых и до последних своих дней всецело подчиненная интересам российского военно-феодального, помещичьего империализма”.

 

Обоснованность этого вывода ученого видна на примере земельной политики царизма в крае, вызывавшей самые острые и непримиримые противоречия между местными казахами и пришлыми казаками. Положение усугублялось тем, что в Семиречье не было четкого аграрного законодательства для коренного населения, определявшего бы нормы землепользования кочевниками и земледельцами. Лишь однажды, в 1822 г. в “Уставе о сибирских киргизах” было записано в § 172, что “каждому киргизу, который пожелает производить хлебопашество или иметь другие на месте хозяйственные заведения, отводить для сего по 15-ти десятин на душу”. Но с тех пор прошло почти полвека и юридически этот устав на семиреченских казахов уже не распространялся, хотя край и входил первоначально в состав Западной Сибири. Безусловно, такое положение открывало широкие возможности для произвола казачьих начальников и царских чиновников. Войсковой землемер Семиреченского казачества писал в 1887 г., что “русская колонизация явление не только желанное, но и не обратимое”, “русская колонизация шаг за шагом подвигается в глубь киргизских кочевок”, “с водворением оседлых русских поселений поземельные наделы им давались из числа лучших земель, находившихся до того в пользовании киргизов” и что “русские поселения и отведенные им земли тянутся у подножия гор, отделяя летовку от зимовки” и т.д. Напротив, казачье аграрное законодательство было четко определено законами империи и его неукоснительно придерживались.

 

При землеустройстве казаков-сибиряков в Семиречье власти руководствовались Положением о Сибирском казачьем войске от 5 декабря 1846 г., которое устанавливало душевой надел взрослого казака в 30 дес. 21 апреля 1869 г. вышло положение Военного Совета “О поземельном устройстве казачьих станиц”, которое окончательно утвердило казакам во всех войсках норму в 30 дес. и 10 дес. в войсковой запас “для обеспечения его безбедного существования”. В Семиречье же такой земельный надел с учетом его благоприятных природно-климатических условий более чем обеспечивал при желании высокий жизненный уровень казачьих хозяйств, расположенных в долинах рек и в предгорной зоне. По данным Н.Э. Масанова, если в пустынной, полупустынной и степной зоне, куда было оттеснено казахское население, продуктивность естественного травостоя составляла всего от 0,5 до 3,5 цент, на один кв. км., то в горной и предгорной полосе в результате более высокого увлажнения она увеличивалась до 17-25 цент. И не случайно историк казачьих войск М. Хорошхин считал, что среди азиатских казачьих войск первое место по земледелию и материальному благосостоянию занимает Семиреченское казачество.

 

Однако далеко не просто было в Семиречье обеспечить казаков, генералов и чиновников, церковные притчи земельными наделами по норме, учитывая отсутствие излишков пашен, сенокосов и лугов, как, например, в Сибири, с ее громадными земельными просторами. Казаки по праву сильного захватывали самые плодородные участки, пользуясь тем, что в первые годы не проводилось точного разграничения и размежевания земель. Например, летом 1867 г. казаки выселка Любовного обратились с жалобой в Больше-Алматинское станичное правление, что за р. Аксай, где они ежегодно косили сено, луга наполовину выкошены местными казахами Джайнаком и Косще-гулом. Заседание 10-го полкового округа, основываясь на Положении о Сибирском войске от 13 марта 1866 года, пришло к выводу о принадлежности их казакам, поэтому “споров между киргизами и казаками не должно быть и киргизы с земель, принадлежащих казаков, должны быть удалены на пустопорожние земли...”. Однако 4 июля 1867 г. начальник Алатавского округа полковник Фридерихс указал полковому правлению, что нарезка земель не может считаться окончательной, границы территорий еще не определены, пространство станицы простирается по реке Карагайлы только до сопки Бу-рундай, “далее которой казаки требовать земель не вправе, а казахи по р. Аксай “на местах, где имели стойбища их отдаленные предки, пользуются теми землями правильно и имеют право отдавать их в наем”.

 

Местные казахи, в обыденном сознании которых по-прежнему господствовало убеждение, что “вода, огонь и дикорастущие травы - суть достояние всеобщее”, с трудом приспосабливались к новым порядкам землеустройства и праву казаков на их вчерашние владения. Здесь зрели “гроздья гнева” будущих кровавых столкновений и восстаний. В одном издании говорилось следующее: “К пашням киргизы привыкают сильно и с трудом оставляют их, потому что при прорезывании арыков необходимо приложить громадный труд. Над некоторыми арыками трудились целые роды в продолжение нескольких лет”.

 

Справедливости ради надо отметить, что здравомыслящий Колпаковс-кий и его помощник Аристов стремились умерить аппетиты казаков и вносили предложения о снижении в Семиречье казачьего надела с 30 до 20 дес. на душу, об изъятии излишек казачьих землевладений, разрешении кочевникам после 15 октября пасти скот на пашнях, когда хлеб уже убран. По инициативе Колпаковского казахам Лепсинского уезда возвратили почти 100 тыс. дес. Но его дельные предложения, учитывавшие специфику региона, интересы всех сторон, пресекались омским начальством, стоявшим за казачьи привилегии.

 

Насильственный и захватнический характер казачьей колонизации Семиречья можно ярко проиллюстрировать на примере занятия казаками долины р. Лепсы и строительства станицы Лепсинской в ур. Чубар-агач, - одном из самых лучших местностей края по местоположению и качеству почвы, климату и обильной растительности. Станица, бывшая “житницей края”, находилась у верховьев реки, в урочище, почва которой состояла из чернозема толщиной до одного аршина. В апреле 1855 г. командир Отдельного Сибирского корпуса Гасфорд приказал квартирмейстеру 24-й пехотной дивизии подполковнику Шульцу создать Особую комиссию для разрешения земельных споров при основании ст. Копальской и пикета Арасанского, станицы Лепсинской, определить потребности казахов и казаков, так как “киргизы, кочующие на тех местах, лишаются летних пастбищ от 700 до 800 кибиток”, и поэтому, чтобы “казакам отведено было только то, что действительно им нужно без всякого излишества и не отнимать у киргиз самых необходимых для нихугодьев”, по возможности “согласить интересы киргизов с интересами поселяемых казаков...”.

 

Комиссия из представителей омского начальства, военного губернатора Семипалатинской области, казачьих депутатов и старшего султана Аягузс-кого округа майора Буленя Шанхаева, биев и старшин провела большую и кропотливую работу, в чем нужно отдать должное царским властям, по составлению карты летних и зимних пастбищ казахов, родового расселения, поаульного землеустройства, топографическую съемку местности и определила границы участков вплоть до саженей. И уже 5 июля 1855 г. “Комиссия сообразила...” и составила Акт за подписями и печатями всех заинтересованных сторон о том, как лучше устроить казаков, воинские команды, крестьян, чиновников и местных казахов. Общая площадь пространства, занимаемая жителями Копальской станицы и пикета Арасанского, составила 90067 дес. удобной и неудобной земли, и вся она должна была поступить полностью в распоряжение казачьих и крестьянских поселений, в ур.Чубар-агач водворялись одна сотня казаков и двести крестьянских семейств. Им отходили летние пастбища с восемью арыками волостей Аталык-Наймановской, Бу-латчинской, Есенгуль-Садыровской, Каракерей-Семизнаймановской, Кен-же-Каптагай-Матаевской и Тогульбай-Садыровской. Комиссия особо отмечала, что эти предложения составлены “по дружелюбному соглашению волостных правителей, аульных старшин и биев...”. В ноябре 1855 г. Гасфорд окончательно приказал военному губернатору Семипалатинской области в виде компенсации передать кочевникам Кенже-Каптагай-Матаевской волости горы Баян-Джуйрюк “как совершенно излишние для казаков по ничтожному количеству сенокосных участков”, пашни на правом берегу р. Биен и за Бала-сазом отдать “настоящим их владельцам киргизам...”, ввиду нехватки лугов дать казакам правый берег р. Каратал, не переходя на левый, сенокосы на р. Кызыл-агач передать № 8 Сибирскому линейному батальону, конной и гарнизонной артиллерии, кордонной страже, а свободные 50 тыс. дес. передать торговцам и чиновникам для пастьбы их скота с уплатой пошлины в доход Ко-пальского военного округа. Таким образом, самые лучшие участки достались, как и везде, казакам и крестьянам, поступавшим в казачье сословие.

 

Другим способом расширения казачьих территорий было принуждение властями местных казахов к “добровольной” уступке казакам якобы излишних земель. Особенно часто страдали казахи рода албан, занимавшего юго-восточную часть Джаркентского уезда. Например, только в начале XX в. казахи поколения “коныр-борик” были вынуждены дважды уступать свои пастбища станичным и выселковым обществам. Так, 21 мая 1901 г. казахи аула № 2 Коныр-бориковской волости уступили выс. Чунджинскому 1 ООО дес. в ур. Джангыз-Агач под хлебопашество. 13 февраля 1904 г. Военный Совет империи, рассмотрев дело о добровольной уступке, нашел ее “весьма желательной, имея в виду стесненное землепользование” Семиреченского войска. 24 июля 1901 г. наказной атаман войска генерал-лейтенант Ионов обратился в Семиреченское областное правление с просьбой о дополнительном отводе выселку Подгорному ст. Голубевской (бывшее Борохудзир) земли из “киргизских наделов” для пастьбы скота. Областное правление, видимо, провело соответствующую разъяснительную работу, потому что 2 октября 1902 г. выборные депутаты Коныр-бориковской волости во главе с волостным управителем Сарбасом Баярастановым решили “уступить казакам выселка Подгорного под пастбища 600 десятин земли” по северному склону горы между ущельями Киргизсай - Сюмбе и северо-западному склону горы между ущельями Сюмбе и Сарыбулак, но с условием оставления скотопрогонной трассы в 50 саженей шириной. 20 июля казаки выселка единогласно вынесли “приговор” о том, чтобы “принять 600 дес. под выгон скота”. 7 августа войсковой землемер установил, что этим участком казаки фактически уже пользуются давно и без ведома казахов. 30 декабря Общее присутствие Семиреченского областного правления согласилось, а 3 января 1904 г. наказной атаман утвердил эту уступку, причем площадь выгона оказалась не 600, а 739 дес. 400 саж. Так, фактически был узаконен самовольный захват казаками пастбищного участка данной волости.

 

Если в 1867 г. войско насчитывало 7484 душ мужского пола, имеющих право на 30-дес. надел и 658316 дес. земли, то в 1883 г. - 11095 душ мужского пола и 570889 дес. земли. Уменьшение было связано с тем, в 1874-1890 гг. Семиреченское областное правление отрезало у казаков в пользу “городов и киргизов” 213285 дес., оставив войску земельных владений по 20 дес. на душу. Областная администрация пошла на такой смелый шаг, видимо, потому, что в отличие от других войск, Семиреченское казачество так и не получило специального Положения о поземельном устройстве, которое бы точно определяло нормы наделов казаков. Положение же от 21 апреля 1869 г. о 30-дес. наделе гражданские власти края игнорировали, ссылаясь на то, что в Семиречье земледелие поливное, пашни орошаются арыками, поэтому урожайность и доходность такой десятины намного выше, чем в других войсках. По этой причине, считали они, и были правы, для Семиреченского казачьего войска нужно установить иные нормы землепользования, в сторону уменьшения, найти правильный эквивалент поливной десятине, которая всегда является гарантией стабильного урожая, верное соотношение между орошаемыми и неорошаемыми землями, частные нормы для разнокачественных казачьих участков.

 

25 марта 1891 г. было принято Высочайше утвержденное мнение Государственного совета “Положение об управлении Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской областями”, которое стало “крупным шагом в сторону усиления царского крепостнического гнета над крестьянством Казахстана”. Ст. 119 его гласила, что “земли, занимаемые кочевьями.., признаются государственною собственностью”; ст. 120: “земли, занимаемые кочевьями, оставляются в безсрочном общественном пользовании кочевников...”, однако, примечание 1 к ней уточняло, что “земли, могущие оказаться излишними для кочевников, поступают в ведение Министерства государственных имуществ”. Это примечание и послужило правовой базой требований Семиреченского казачьего войска о доведении подушной земельной нормы до 30 дес. за счет дальнейшего изъятия территорий у казахов.

 

Дело дошло до того, что, например, казаки выселка Арасанского отказались от межевания участка, заявив, что будут жаловаться Степному генерал-губернатору о наделении их по закону полной душевой нормой. Казаки выс. Илийского всячески саботировали работу межевщика областного правления, руководствуясь “своими личными усмотрениями и произволом”, не выходили или опаздывали на работу, не давали рабочих, всячески мешали ему и т.д. 18 января 1896 г. военный губернатор области генерал-лейтенант Иванов был вынужден указать войсковому правлению, что “домогаться 30-дес. надела в настоящее время казаки не имеют права, так как норма душевого надела будет определена высшим Правительством впоследствии...”; после выяснения особого зачета для поливных земель Семиречья.

 

Наказные атаманы войска неоднократно жаловались Туркестанскому военному губернатору, Главному управлению казачьих войск Военного Министерства о том, что “казачье благосостояние нуждается в поддержке”, так как казак идет на службу со своим снаряжением, обмундированием и конем, что обходится ему примерно в 197 руб., что из года в год растет число казаков, снаряженных за счет войскового капитала, на что ежегодно уходит 50 тыс. рублей, что отсутствие железнодорожного сообщения с Россией, Сибирью и Туркестаном затрудняет сбыт продукции,, отсюда очень дорогая сельхозтехника, и т.д. Казаки просили как можно скорее определить норму душевого надела для своего войска.

 

Начальник Главного управления казачьих войск генерал-лейтенант Щербов-Нефедович соглашался с тенденцией общего упадка экономического благосостояния казаков вследствие объективных причин: относительного малоземелья, отсутствия хороших путей сообщения, неопределенности землепользования, низкой товарности хлебопашества и т.д. В то же время обвинял казаков в “первобытной системе хозяйства”, отсутствии удобрений и ирригации, рекомендовал заниматься также садоводством, огородничеством, виноделием, шелководством, пчеловодством, рыбным промыслом, развивать промышленность, лесоводство, молочное хозяйство, поднимать агрономию, улучшать конскую породу, создавать образцовые фермы и пр., “дабы не пришлось вводить в казачьих войсках общий порядок несения воинской службы”, т.е. предупреждал, что в противном случае казаки могут потерять свое привилегированное положение и превратиться в обычные войска, или даже в крестьянство.

 

Проверявший в 1908 г. казачьи и крестьянские хозяйства Семиречья ревизор землеустройства из столицы Г.Ф. Чиркин установил, что крестьяне, имея в четыре раза меньше земли (на одну душу мужского пола всего 7,7 дес., в т.ч. - 6,8 дес. удобной), чем казаки (по 35 дес., в т.ч. - 25 удобной), имеют в два раза больше скота и в три раза пашни, и пришел к выводу, что “крестьянская колонизация должна быть поставлена, выше казачьей...”, высказал мнение, что 30-дес. пропорция “превышает меру поземельного довольствия необходимого для благосостояния казаков”. И хотя войсковой агроном Семиреченского казачьего войска рапортом от 7 марта 1909 г. представил в Главное управление казачьих войск обширную справку с опровержением цифровых данных Чиркина, доказывая, что казак по сравнению с крестьянином находится “в более тяжелых условиях воинской повинности”, тем не менее признавал низкую эффективность казачьего хозяйства.

 

Еще раньше межевое отделение Семиреченского областного правления также пришло к выводу, что казак-поселенец “киргизу вполне безполезен”, кочевник в станице “не получает никакого рынка сбыта” и ничего не может купить, “кроме водки”, что казак “не вносит в экономическом смысле ничего, кроме ложно понятого, тунеядством созданного и жадностью развитого права собственности...”. Относительно системы земледелия казак-поселенец “только извращает найденную им...” (т.е. поливную), землю не исправляет и не удобряет, а разоряет. Напротив, “сартовский (т.е. дунгано-уйгуро-узбекс-кий. - МЛ.) кишлак для него готовый рынок сбыта” шерсти, кошм, скота, покупки снаряжения, одежды, сахара, чаю, всего, что ему нужно. Первыми страдают от казачьей колонизации бедняки-земледельцы, у которых отбирают пашни, им приходится заново рыть арыки и заводить пашни, - приходили к выводу более объективные царские землеустроители.

 

Тем не менее, Комитет Министров империи 21 февраля и 7 марта 1896 г. потребовал от Военного Министерства представить предложение за какое количество “естественно орашающихся земель” следует засчитывать поливную десятину и выработать особые правила наделения войска. 3 марта 1896 г. последовало Высочайше утвержденное мнение Комитета Министров “О производстве исследований земель, находящихся в фактическом и безспорном владении казаков Семиреченского казачьего войска”, которое переводило многолетние споры о способах наделения казаков-семиреков земельными наделами из теоретической в практическую плоскость.

 

Работа эта затянулась почти на 20 лет ввиду отсутствия в крае необходимых специалистов-агрономов по таксации земель и бонитировке почвы, первоначальные сведения собирали малограмотные станичные и выселковые атаманы и лесничие, не знакомые с законодательством, без знаний и навыков, к тому же по такому сложному вопросу, как определение размера зачета различного рода угодий, входящих в 30-дес. надел. Для проведения этой работы приглашались специалисты из штаба Туркестанского округа, Главного управления землеустройства и земледелия Министерства государственных имуществ и земледелия, местных переселенческих органов. Между тем наказной атаман Семиреченского казачьего войска генерал-лейтенант Ионов в ежегодных всеподданнейших отчетах на имя царя настойчиво ставил скорейшее решение этого вопроса.

 

22 марта 1906 г. Главный Штаб сообщил Туркестанскому генерал-губернатору, что Николай II на отчете атамана за 1904 год собственноручно начертал: “Неотложно заняться поземельным устройством казаков, приняв во внимание ходатайство покойного генерала Иванова об оставлении нормального размера в 30 десятин на душу”. Лишь после того, когда, как говорится, вопрос был взят на контроль, бюрократическая машина пришла в движение, началась переписка с другими войсками для получения типовых схем землепользования, составляться Инструкция межевым партиям и Программа таксации земель войска, проводиться многочисленные совещания по определению правил зачетов земельных наделов, войсковые землемеры и агрономы с переселенческими районами стали “усиленно и спешно” проводить новое обмежевание казачьих, крестьянских и казахских земель. Причем главным рефреном всей этой работы стал поиск свободных площадей для прирезки казакам “из излишков киргизского землепользования”, имея в виду при проектировании и отводе земель прежде всего “интересы казачьего населения”, хотя и “без значительного стеснения киргизского населения”, т.е. чтобы были и волки сыты, и овцы целы. Однако на практике так не получалось, страдали прежде всего коренные жители края, т.е. казахи. Например, документов об изъятии земель, ухоженных и возделанных, у уйгур или дунган в архивах не встречается.

 

7 сентября 1904 г. Главное управление казачьих войск, сообщило наказному атаману Ионову о механизме зачета, поливных площадей за естественно орошающиеся: собрать сведения об урожайности и валовой доходности пашен за последние 10 лет с лучших, средних и худших земель, из них вывести среднюю доходность как всего войска, так и отдельных участков, затем из сравнения вывести частные подрайонные душевые нормы. Атаманом аналогичные задания были даны войсковым агроному и землемеру о сборе со станиц подробных данных об урожайности и доходности земель для выработки проекта правил наделения землею. Однако работы по прирезке дополнительных площадей войску приостановились в связи с русско-японской войной и поражением царской России в ней, первой российской революцией 1905-1907 гг., подъемом революционного и национально-освободительного движения в Индии, Китае, Персии, Турции. Государственный совет империи пришел к выводу, что в связи событиями в Азии даже просто исследование земель, не говоря об их изъятии, опасно, поэтому все работы были приостановлены, пока “не минуют политические осложнения на нашей Азиатской границе”. Царизм испугался “горючего материала” в своих колониях, как писал В.И. Ленин, “некоторые участники колониального грабежа почувствовали себя обеспокоенными... за целость “своих”, по соседству находящихся, азиатских владений”.

 

Работы возобновились с началом столыпинских реформ и назначением начальником Семиреченского переселенческого управления С.Н. Белецкого, ярого колонизатора и шовиниста. При нем только за восемь лет, с 1906 по 1913 годы, в переселенческий фонд было дополнительно изъято 3 млн. дес. земли, из них один миллион отведен для 100 тыс. русских переселенцев. Если за 20 лет до этого, с 1847 по 1867 год, было создано всего 14 станиц и хуторов, то за эти годы 229 поселков. Если на 1 января 1906 года в области русского населения насчитывалось 97850 человек, на 1 января 1913 года уже 211232 человека, т.е. рост составил 115 проц. Таковы были итоги казачьей и крестьянской колонизации Жетысу в течение каких-то 50 лет. Например, только для полицмейстера Верного штабс-ротмистра Поротикова было отобрано у казахского населения уезда 10 тыс. дес. земли. Усиление казачьей и крестьянской колонизации Семиречья, по мнению царских властей, вызывалось и тем, что здесь местное население численно все еще превосходило пришлое русское, что было опасно для него. Семиреченская область по территории превышала Францию и на одного русского здесь приходилось по шесть казахов.

 

Казахи и прежде неоднократно протестовали против изъятия у них т.н. “излишков” земель без предварительного обмера, вытеснения в прибалхаш-ские пустыни. В одной из жалоб они писали, что лучшие земли отдали казакам, и им теперь негде жить, разве что на небе, да ведь люди и скот не имеют крыльев, к тому же и на небесах нет ни воды, ни травы, нечем питаться. На одном из совещаний о порядке колонизации Семиреченской области говорилось: “политические интересы государства требуют скорейшего заселения этой окраины”, в области “земли составляют государственную собственность и находятся лишь во временном пользовании киргиз”, что “изъятие зимовых стойбищ и снос с них киргизских построек являются действиями вполне закономерными”, правда это надо делать “лишь в крайних случаях” и т.п. Иногда некоторые чиновники говорили о том, что “нужно уменьшить земельные наделы русских земледельцев до той нормы, которая необходима для обеспечения их благосостояния, излишние же за сим земли возвратить во владение киргиз”, но такие рекомендации не принимались во внимание.

 

Например, с образованием переселенческих партий возник конфликт между их начальством и местной администрацией по вопросу о формах изъятия земель у жителей края. Тот же Ионов заявлял: “Как ни желательна русская колонизация, но благополучие одних русских подданных нельзя основывать на насильственном захвате земель других подданных”. А туркестанский генерал-губернатор Гродеков прямо потребовал у столицы убрать из края Белецкого, который “вместо того, чтобы искать земли действительно излишние для кочевников... занимается тем, что старается... выдворить киргизов с искусственно орошенных (ими) земель в давно насиженных местах, которые ни в коем случае для них не являются излишними”. Но убрали из края как раз не Белецкого, а двух туркестанских генерал-губернаторов и их заместителей, отправили в отставку Ионова, а Белецкий продолжал далее политику российского военно-феодального империализма во имя интересов помещиков-крепостников. На заседании Особого совещания по вопросу о землеустройстве Семиреченского войска 11 июня 1911 г. Белецкий заявил, что одновременно с обследованием старых наделов будет производиться обследование прилегающих киргизских волостей “для изъятия земельных излишков в государственный фонд с тем, чтобы обратить их в прирезку казакам”. Совещание заключило, что “скорейшее и возможно лучшее устройство казаков является прямой задачей предпринимаемой работы”. Глубоко был прав В.И. Ленин, писавший в эти годы, что “переселенческий фонд образуется путем вопиющего нарушения земельных прав туземцев...”, а политика царского правительства “проникнута вся насквозь черносотенным национализмом” и направлена для осуществления “националистического принципа “русификации окраин”.