Вожделенные минуты покоя выдавались крайне редко: конференции, командировки, многочисленные визиты в Москву. Участник мероприятий, посвященных немецкой диаспоре, Г ерольд Бельгер во время визитов в Москву, не упускает шанса прогуляться по улицам белокаменной столицы. По своему обыкновению, он фиксирует наблюдения за людьми, изучает их лица, поступки. В очередной свой визит в 1989 году, он остановился в гостинице “Россия”. Отсутствие обычной спешки позволило ему совершить прогулку по Красной площади. Насладившись красотой храма Василия Блаженного, он подошел к Мавзолею. Здесь уже собрались туристы, и писатель вслушивается в их противоречивые мнения. Многие из них восхищались “незабвенными деяниями отца народов” - Сталина. Наблюдая за происходящим, писатель вдруг обнаруживает - это рабское преклонение перед тенями ушедших идолов есть не что иное, как проявление слабости духа: “Слабых вполне устраивает рабство... Сильным личностям нужна свобода, слабым — Бог и чудо. Отсюда противоречия и непонимания". Свобода — как привилегия сильных личностей нуждается в постоянной борьбе за нее и служению ей. Как высшая награда она доставалась лишь тем, кто сумел доказать свое право на нее. Лишь “свобода духа”, культивируемая людьми десятки лет, из поколения в поколение может сделать личность совершеннее. Эти мысли и подробности той прогулки у Мавзолея, полные юмора и сарказма писатель запечатлел в своем эссе “На Красной площади”.

 

Выход в свет в 1989 году сборника “Гёте и Абай” стал долгожданным событием, публика, давно знакомая с эссе “Гёте-Абай” с нетерпением ожидала выхода книги. Но времени для творчества уже не оставалось - общественная жизнь уже затягивает Бельгера, требуя полной отдачи и физической выносливости. Он вошел в рабочую группу по разработке “Закона о языках в Казахской ССР” и погружается в работу над законопроектами. Один за другим следуют месяцы яростных, жарких споров вокруг статей и формулировок. Герольд Бельгер, чьим призванием со студенческих лет были языковые изыскания, даже представить себе не мог, что “языковые вопросы станут ареной жарких баталий и яростных ристалищ”. В это время даже возникает термин - “лингвистические войны”. Участвуя в этом бурном процессе, он признавал: “язык обернулся ныне остро национальной, предельно политизированной проблемой, способной вызвать самые неожиданные и опасные акции”.

 

Сам придерживался следующей позиции: решительно внедрять государственный язык пока преждевременно. Важно провести многолетнюю, основательную, подготовительную работу. Бельгер аргументирует свое мнение следующими фактами: недостаток хороших квалифицированных кадров, несовершенство учебных пособий, словарей, книг на казахском языке. Все это значительно препятствовало скорому осуществлению языковой политики, потому он предлагает утвердить на временных основаниях два государственных языка - казахский и русский, а затем плавно ввести единый для всех государственный - казахский.

 

Такой подход сразу отвергла наиболее радикальная часть казахской интеллигенции. Они настаивали объявить государственным языком казахский и не тратить времени на двуязычие. И хотя за государственное двуязычие ратовали многие ученые, писатели, государственные деятели, мнение Герольда Бельгера, да и его самого, подвергали яростной обструкции. Казахские писатели, обеспокоенные тем, как скудеет материнская речь, как оказывается на отшибе жизни душа народа - язык, не могли оставаться равнодушными. И когда закрываются школы и ВУЗы, где звучала родная речь, когда бесстрастные ученые констатируют и зачисляют твой язык в число умирающих, любой представитель любого народа начинает бить в набат.

 

Особенно невыгодным было, как отмечал Бельгер, в свете текущих событий положение советских немцев: “диалекты потеряли, а литературным языком — хохдойч никак не овладеют. И я, например, скорблю, об утрате прекрасных - сочных, живокровных немецких диалектов, которые в законсервированном виде около двух веков сохранили российские и советские немцы и которые теперь безнадежно теряются, растворяются, превращаются в прах, точно кизяк в степи”. Признаваясь в том, что испытывает душевную боль, слыша неумолимый ученый термин - “уходящие языки”, писатель ратует за уважение, изучение и сохранение языков. Выход из создавшегося положения ему виделся в планомерном воспитании культуры межнациональных отношений, во взаимопроникновении культур, языков, способствующих сближению. Свое мнение писатель аргументировал следующим образом: “Постигая историю Казахстана, казахские и немецкие ученики преисполнятся искренней гордостью, заслышав о многолетней, крепкой дружбе Абая с немцами Е. Михаэлсом и Л. Блеком, поляком С. Гроссом—восхитятся. Прочитав теплые слова о казахах академика Радлова и многих путешественников, они сами захотят изучать язык этого народа - вот тогда можно говорить об истинном уважении, а не принуждении, которое всегда отвращает разум даже от настоящей истины”.

 

Запись в дневнике Герольда Бельгера от 1989 года содержит следующее: “...нынеязык—языковедение - не тихая гавань. И удивляться этому не приходится. Национальные вопросы обострились до предела. А язык — как известно — душа нации. И она, душа корчится от боли, когда ей худо. Когда больно”. Лишь реальные действия, а не фантастические меры в деле внедрения языковой политики здесь будут уместны. Писатель, чье перо было посвящено описанию красоты речестроя, богатства казахского языка, будучи твердо убежденным в том, что на насилии ничего не построишь, был против всякого давления. Дикий разгул эмоций, неуместная спешка, как утверждал Герольд Бельгер, приведут к обратному эффекту, у “языкового экстремизма нет будущего”, куда как уместней обращаться, прежде всего, к человеческому разуму.

 

Сложные, противоречивые события в обществе, участившиеся нападки со стороны тех, кто не желал видеть реального положения вещей, лишь наполняют Бельгера олимпийским спокойствием и верой в сознательное решение дел. Чтобы высвободить разум, необходимо отрешиться от эмоций - это убеждение часто помогало ему сохранять душевное равновесие и сохранить свои незыблемые позиции. Он твердо верил в то, что “Законы о языках” должны гарантировать добрые отношения между людьми разных национальностей, способствовать сближению народов, а не разъединению, не отчуждению. Иначе этим законам грош цена”.

 

Став кандидатом в депутаты Верховного Совета республики от Компартии Казахстана в конце 1980-х годов, Герольд Бельгер много пишет на страницах прессы о взаимоотношениях национальностей. Основной причиной кризиса он считал отсутствие “культуры межнациональных отношений”. Корни происходящих страшных межэтнических розней, по его мнению, кроятся “...в социально-общественной, политической экономической сфере, в исторических несправедливостях, в психологических аспектах, в бюрократическом головотяпстве, в дремучем невежестве и бескультурье, в равнодушии и безразличии, в нежелании и неумении отвечать на вопрос, оставленный еще библейским Давидом: “Зачем мятутся народы и племена замышляют тщетное?”. Не последнее место занимает и роль языка в обществе. Бельгера возмущали те, кто не зная родного языка, ратовал за утверждение его государственным. Знаток реального положения вещей в сфере обучения казахскому языку, он приводит веские аргументы в пользу обеспечения национальных школ грамотными методами обучения. Пристально изучает учебные пособия и отмечает полное отсутствие в оных методов обучения живому, полнокровному языку.

 

На Всесоюзном съезде работников народного образования, прошедшем в марте 1989 года Бельгер услышал слова заведующего кафедрой общего языкознания МГУ В. Ю. Рождественского: “Знание других литератур, других народов, понимание соотношения этих литератур с литературой родного языка, позволяют покончить с национальной ограниченностью”. Писатель согласился с этим. И реальность представляла собой неутешительную картину: небрежная подача произведений казахской литературы русскоязычным детям. На встречах со школьниками в областях Герольд Бельгер выслушивает сетования наставников об отсутствии грамотных текстов.

 

В самом деле, тексты на русском языке по казахской литературе, дышащие жизнью в оригинале, в переводе представали тусклыми, мертвыми болванками, ибо поданы были шаблонным, канцелярским языком, каким было написано: “Методическое руководство к учебнику “Казахская литература для IX - X классов русской школы”. Не без ужаса пораженный Бельгер вчитывается в дорогие ему с детства строки Махамбета, казахские народные песни: “...Вот читаю мятежного Махамбета:

 

 

Тут без обстоятельного комментария и перевода с русского языка... на русский язык никак не обойтись. Попробуй, объясни ученику девятого класса, что это, действительно, страшный, ужасный день, когда вдруг бура - двугорбый верблюд-производитель покрывает атана - холощеного рабочего верблюда...

 

А вот как звучит в переводе казахская обрядовая (свадебная песня) ‘ Айт-келин

 

 

Немного комично звучит все это, не правда ли? Не откажешь, пожалуй, в оригинальности поэтического образа “невестушка - жеребчик ” Попробуй на таких переводческих шедеврах воспитать в учащихся любовь и уважение к казахской литературе. Они, к большому сожалению, воспринимают ее как нечто несуразное и примитивное, что, конечно, никак не соответствует действительности”.

 

Горечь, горечь, горечь - бередит душу писателя в те минуты, когда он констатирует: “все начинается с детства, все начинается со школы”. Многочисленные упущения в плане изучения языков, изучения культуры межнациональных отношений создавали благоприятный климат для развития манкуртов, экстремистов и невежд. Призывы писателя объединиться в единой цели - уважительно изучать и хранить казахский язык, уважать язык и русский, дабы “гарантировалось свободное развитие языков всех народов, населяющих республику”, звучат со страниц газет, журналов. О волнующих проблемах Герольд Бельгер пишет на трех языках, не ограничиваясь напряженной работой в рабочей группе.

 

Месяцы, проведенные за обсуждением “Закона о языках” были как никогда тяжелы. Едва завершились дела в рабочей группе, Герольд Бельгер полетел в Ташкент. В этот раз, в отчем доме, вопреки всему, он не может освободиться от терзавших его размышлений. Даже, подобная бурлящему ключу, жизнь в Байсунском тупике не отвлекает его. В этой части махалли жили бок о бок семьи самых различных национальностей: на свадьбах, застольях, играх детей царила пестрота лиц и языков. С детских лет связанный крепкими узами дружбы с людьми разных национальностей, писатель вспоминает большую дружную семью офицерского состава Летной школы, микромир родного казахского аула... Где бы не оказывалась семья Бельгеров, она непременно становилась частицей интернациональных семей. Успех их отношений зиждется на взаимном уважении, благожелательности и душевной открытости традициям, языку - всему, что составляет сердце любого народа, чьими соседями волей судьбы становились Бельгеры. “Отчего же тогда, — растерянно вопрошает мысленно себя писатель. - Отчего же возникли события в Фергане?”

 

Вести о погромах селений турков-месхетинцев ввергли писателя в отчаяние, на собственном опыте познавшего горечь изгоя в далеком 1941 году. Его приводит в оторопь “тот дикий разгул, тот вандализм, тот кошмар, который средь бела дня творил один народ над другим народом - над народом изгнанником, народом репрессированным”. Писатель терзается болью, задает себе бесчисленные вопросы: “Как, в любимом Узбекистане? Невозможно, немыслимо, чудовищно!”. Он с нетерпением и надеждой ждет, как отзовутся об этих событиях коллеги - узбекские писатели. За время пребывания в отцовском доме регулярно просматривает кипы газет, журналов, смотрит телевидение, слушает радио... Глухое молчание интеллигентов глубоко задевает. В своих записях Бельгер отмечает: “2 июня 1989 года. Взбаламутилось национальное море. Мятутся народы. Все недовольны. Потеряв, - часто безнадежно, - многое, народы прорываются к грандиозным задачам. Республики хотят быть самостоятельными государствами; Автономные республики требуют статус Союзной. Кто ничего не имеет, желает иметь Автономию. Почти что тотально разучившись говорить на родном языке, требуют для него статус государственного. Наивные эти потуги - отчаяние... Бабу, которая сменила нескольких мужей, как бы не лелеял, не ублажал, в девицу не превратишь. Можно, конечно, собраться аксакалам и объявить указ: отныне мою байбише признать юной девой, но — увы! таковой она уже не станет”.

 

Анализируя события, Герольд Бельгер понимал — у истоков этих конфликтов стоят те, кто сеет семена раздора. Их писатель называет не иначе, как - “черные кошки”. Именно они разжигали распри между народами, все время выискивая причины, обретая в этом мрачную усладу. Взирая на таких служителей армии тьмы, Герольд Карлович вспоминает стихи Абая:

 

 

В этой связи, через некоторое время, на Международной конференции фонда Фридриха Эберта, Герольд Бельгер завел речь о ситуации в Карабахе со своей давней знакомой, коллегой, переводчицей, депутатом Верховного Совета Армении, лауреатом шведской премии имени Улофа Пальме -Анаит Баяндур. Она поведала Бельгеру о том, как налаживаются понемногу отношения между армянами и азербайджанцами. “Худой мир лучше доброй ссоры” - согласно этой старой как мир вековой мудрости складывалась медленно, но верно жизнь в Нагорном Карабахе. На лицо Анаит Баяндур ложилась тень при упоминании препонов на пути к скорейшей мирной жизни - некоторые индивидуумы, “не желают, не умеют этого видеть, замечать, и продолжают кликушествовать, наводить тень на плетень, видеть все непременно в черных тонах, нагнетать страх и ужас, испытывая при этом какую-то мазохистскую усладу”. Бурное течение общественной жизни забирало все силы. С появлением обнародованных фактов о судьбе российских немцев в 1986 - 89 годах, стали больше говорить о будущем “запрещенного” немецкого народа, участились мероприятия, проводимые немецкой диаспорой. Как председатель Совета по немецкой советской литературе, Г ерольд Карлович принимает участие в научно-практической конференции “Немцы в братской семье народов”, где обсуждаются проблемы социально-правовых, историко-культурных условий проживания немцев на территории Советского Союза. Представители немецкой интеллигенции из разных концов СССР обсуждали злободневные проблемы: как сохранить язык, культуру, историю народа численностью 2 млн. человек. Еще перед этим в марте 1989 года в Москве состоялась учредительная конференция советских немцев, на которой было создано общественно-политическое и культурно-просветительское общество “Возрождение”. Уже в июне того же года в Алма-Ате прошла республиканская учредительная конференция “Возрождения”, обсуждалась ключевая задача - создание автономии руссланддойче, возрождение всех составляющих национальной сущности: языка, истории и культуры. В содействие этому обществу, в Казахстане создавались маленькие очаги культуры - немецкие клубы, чьи адреса можно было узнать в газете “Дойче Альгемайне”. Немецкие интеллигенты были не одиноки в своих стремлениях - идею о восстановлении автономии поддерживали виднейшие представители иных народов: Ч. Айтматов, Д. Лихачев, Е. Евтушенко, Д. Кугультинов, А. Вознесенский... И сами немцы и их единомышленники полагали - автономия не только средство сохранения немецкого этноса, но и фундамент, на котором можно будет решить все остальные проблемы.

 

Ветер перемен принес веру и энтузиазм. Интенсивно ведется подготовка немецких кадров, ширится сеть школ в Павлодарской, Карагандинской, Костанайской, Алматинской областях, где углубленно преподается немецкий язык, как родной. Как только укрепилась издательская база, сразу наметилась тенденция для более активного издания книг на немецком языке. В созданных по Казахстану “очагах культуры” - национальных клубах, обществах проводились более расширенно Дни немецкой литературы.

 

Но в стремительном потоке времени наметившиеся перемены могли мало кого обнадежить. Поток эмиграции уносил все большее количество советских немцев в фатерланД. Народ терял надежду обрести некогда отобранную у предг ков в 1941 году автономию и, более не веря ни во что, срывался и уезжал прочь, разрывая годами сложившиеся узы дружбы, бросая добротные дома, возделанные земли.

 

Летом 1990 года Герольд Карлович предпринял визит к своей сестре и племяннику, переселившимся из Ташкента в совхоз на берегу Чардаринского водохранилища, что расположен в Южно-Казахстанской области. Здесь, заселенные немцами, некогда иссушенные ветрами, опаленные зноем мертвые степи, превратились в “цветущий оазис Кызылкумов, в царство виноградников, бахчей, кукурузных полей и хлопковых плантации". Маленькая страна изобилия у Чардаринского водохранилища, прозванная немцами “морем”, восхитила писателя, он подолгу любуется двухэтажным особняком, где поселилась сестра. Этот коттедж, представляющий собой образец архитектурного совершенства, с добротными пристройками и украшенными комнатами, достался сестре от прежнего хозяина - Густава Фукса. Отдав совхозу без малого 20 лет своей трудовой жизни, Фукс эмигрировал с семьей в ФРГ.