Говоря о видных представителях «черной», кости прошлого, нам не обойти Кунанбая. А наиболее верно и выразительно обрисовать его поможет нам замечательный роман Мухтара Ауэзова.

 

«Став ага-султаном, Кунанбай поднялся над всеми. Власть в его руках. Он связан с внешним миром, с высшим властями, они с ним считаются, ценят его. Кроме того, у него длинные руки, — он богат. Он за словом в карман не лезет, умеет держать себя, внушителен, упорен, непреклонен в достижении цели. И, ловко применяясь к обстоятельствам, он подавляет всех вокруг себя».

 

Кунанбай настолько силен, что даже считает себя вправе вершить суд над людьми, распоряжаться их судьбами и даже жизнями.

 

«Не хотите узнать толком, виноват я или нет! Кровопийцы! — Взгляд, который он бросил на Кунанбая, был страшен.

 

Но петля уже была накинута ему на шею. Четыре жигита быстро поволокли его к черному верблюду. На голову старика накинули мешок. Шесть человек едва одерживали Кодара, изо всех сил прижав его к боку верблюда. Он хотел было выкрикнуть последнее проклятие, но внезапно почувствовал сильный толчок в спину: верблюд, поднимаясь, толкнул его, — и тотчас что-то твердое, как железо, впилось в горло старика, сжало его, точно обрушившаяся скала. Мир рухнул и обвалился на него...»

 

В своем безудержном стремлении к богатству и расширению жизненного пространства для себя Кунанбай действует одновременно как своеобразный полководец и дипломат.

 

«… богатые кочевья двух колен рода Жигитек расположены совсем близко от этого урочища. Наступил день, когда Кунанбай занял и их под свое зимовье. Это было тяжелым ударом для Божея, и он решил насмерть схватиться с Кунанбаем, но Кунанбай поспешно вызвал к себе Тусипа и сумел поколебать его. Вернувшись, Тусип стал отговаривать Божея от ссоры. Самое выгодное время, самый удобный повод для выступления против Кунанбая были упущены».

 

Благодаря чему выдвинулся Кунанбай?

 

«Кунанбай — единственный сын своей матери Зере, старшей жены его отца. Большая юрта осталась за ним; он владеет огромными богатствами, пользуется неограниченной властью. Он старше своих родных по возрасту. И потому ни один из потомков его деда Иргизбая не смеет поднять против него голос, во всех двадцати аулах никто не решался даже высказать ему свое недовольство. И если Кунанбаю нужна поддержка, никто не щадит себя; его покоряющая сила, его властный голос и неудержимая воля заставляет всех следовать за ним. Предстоял ли захват чужих земель или подавление непокорных родов — каждый из старейших понимал Кунанбая по одному едва заметному движению его век. Даже в семейном быту, где так сложны взаимоотношения, где возникает столько поводов для ссор, — одно имя Кунанбая мгновенно пресекало все дрязги. Даже своенравные жены-соперницы, готовые каждую минуту разорвать друг друга, не решались на шумные ссоры: братья мужей или старшие родные быстро умеряли чрезмерный пыл молодых и пожилых женщин. Неугомонных они укрощали побоями.

 

Двадцать аулов, тесным кольцом окружавшие Кунанбая, походили на стаю хищников, вылетевших из одного гнезда. Во всем огромном Тобыкты род Иргизбая действовал не стесняясь: там, где не помогали слово и власть, в ход шло открытое насилие. Небольшой круг иргизбаев был крепким и цельным, и они сумели подчинить своему влиянию всех, кто составлял племя Тобыкты. С людьми, нужными им, они роднились. По поговорке «Из длинной пряди и аркан длиннее» они достигали своих целей обходными путями. Бывали случаи, когда они нарочно впутывали кого-нибудь в сложное темное дело, а потом являлись в роли спасителей и друзей — и тем самым расширяли круг своих сообщников и пособников.

 

Постепенно каждый из немногочисленного рода Иргизбай оказался в родстве или дружбе с каждым из двадцати остальных родов. Эта сложная сеть отношений и дала возможность Кунанбаю выдвинуться и достичь теперешнего его могущества. Старейшины, ехавшие сейчас за своим ага-султаном, даже не задавались вопросом — куда и зачем они ночуют? «Что бы он ни решил — нам плохо не будет. Придет время — узнаем», — думал каждый из них».

 

Что было вершиной жизни и деятельности Кунанбая? На мой взгляд, — строительство мечети в Каркаралинске. Правда, Мухтар Ауэзов придает этому факту критическую окраску, но разве факт не остается фактом?

 

«Два дня назад у Кунанбая побывал сам имам — мулла Хасен Саратау, благорасположенный к казахам. Он тоже сказал свое слово:

 

— Из простого народа ты вышел в ханы… В коране мечеть названа «жилищем бога». Ты воздвиг дом вседержителя среди темного, непросвещенного народа — и тебе возлюбит создатель!

 

И он благословил Кунанбая при всем многолюдном собрании старейшин».

 

Мотивы действия Кунанбая не просто понять даже родному сыну молодому гению Абаю. Вслушаемся в признания самого Кунанбая.

 

«—… Настойчивость и упорство я считаю самыми лучшими качествами человека. И если я за что взялся, я держусь крепко. Возможно, из этого порой рождаются и мои ошибки… — И он замолчал, сильно побледнев, — Человек — раб божий. А мало ли недостатков бывает у раба? — продолжал Кунанбай спокойнее, чем вначале.

 

И Абай вдруг почувствовал, что отец — большой человек. Пусть косвенно, но он признал себя неправым. Он не похож на Байдалы, который легко обвиняет других, но с трупом признается в своей ошибке. Слова отца — не пустое красноречие: в них таятся глубокие мысли. Душу Кунанбая не просто познать, — так в извилистых складках горы трудно найти дорогу...»

 

Каким виделся Кунанбай ближайшему окружению?

 

«Кто из тех, кого мы знаем, самый щедрый?» —… «Самый щедрый — Кунанбай»… «Самый красноречивый — Кунанбай»… «Лучше всех — Кунанбай»… «У него все добродетели, не хватает только милосердия».

 

Жестокость Кунанбая, увы, перевешивает все его добродетели. И это рождает следующее.

 

«Небывалый бой продолжался уже третьи сутки. В этот день по приказанию Кунанбая сто пятьдесят лучших жигитов пересели на отборных бегунов и, оставив соилы, вооружились только секирами и острыми пиками. Ожесточенное сопротивление жигитеков и их бесстрашие взбесило Кунанбая. В порыве мести Кунанбай неумолимо и твердо решил любым путем добиться победы.

 

Он начал заманивать врага...»

 

Щедрость? И здесь трудно соперничать с Кунанбаем. Вот какие дары прислал он, к примеру, женя сына, Абая, в аул свата.

 

«… табуны лошадей и верблюдов, ткани для подарков женщинам, драгоценности. Два верблюда были навьючены тюками с приданым невесты, здесь были пестрые шелка, бархат, сукно, шали. Другие два несли на себе в тюках чапаны, рубашки, кафтаны, материю и обувь для подарков новым родичам, по обычаю старины.

 

Главной ценностью были слитки серебра...»

 

Кунанбай был крупным степным политиком.

 

«По словам матери, Кунанбай с самого начала весны созывал большие сборы и, видимо, к чему-то напряженно готовился. В результате непрерывных тоев и угощений он успел перетянуть на свою сторону еще несколько родов. Одних он задаривал, другим обещал, на третьих воздействовал полным угрожающего холода салемом — и в течение какого-нибудь месяца привлек к себе много новых сторонников. Среди них были и крупные, влиятельные лица — вроде Каратая. Кунанбай сумел расположить к себе и тех, кто, пользуясь своим одинаковым родством с ним и его противниками, до сих пор всячески старался держаться в стороне».

 

Принципы Кунанбая?

 

«— Говорите, отец, — ответил Абай и внимательно посмотрел в лицо Кунанбаю.

 

— Первое — ты не умеешь различать, что дорого, а что настоящая мелочь. Не ценишь того, что имеешь. Расточаешь свои сокровица безрассудно. Ты слишком доступен и прост, как озеро с пологими берегами. А такую воду и собаки лакают, и скот ногами мутит… Второе — ты не умеешь разбираться в друзьях и врагах и относиться к врагам как враг, а к друзьям как друг. Ты ничего не таишь в себе. Человек, ведущий за собою народ, не может быть таким. Он не сумеет держать народ в руках. Третье — ты начинаешь льнуть к русским. Твоя душа уходит к ним, и ты не считаешься с тем, что каждый мусульманин станет чуждаться тебя, — сказал Кунанбай».

 

Кунанбай был хорошим психологом.

 

«Кунанбай сел рядом с Улжан и бросил на Абая и Макиш острый взгляд — проницательный взгляд своего единственного глаза, сразу определявший все оттенки настроения окружающих».

 

Кунанбай был решительным человеком. Уже на старости задумал он трудное путешествие — хадж в Мекку.

 

«Кунанбай выпрямился и устремил прямо перед собой тяжелый взгляд одинокого глаза. — Вы, кажется, встревожены моим отъездом, — смотрите на меня с беспокойством: как, мол, он — старик — решается на это? Увидимся ли мы с ним? Вернется ли он?.. Не поймешь — меня ли вы от дороги бережете, или дорогу от меня...»„

 

Кунанбай и в час прощания, как и всегда, весом.

 

«— Ну, друзья мои, вы провожали меня достаточно. Передайте привет и земле моей и народу. Прощайте, родичи! Если суждено мне снова вкусить пищу на родине, да будет встреча наша благословенна и радостна!..»

 

Но ничто, даже священная Мекка, не способны изменить в корне заматеревшего в жестокости Кунанбая.

 

«Став на колени, Кунанбай не выпускал горла внука из цепких рук».

 

При всех трудностей своего крутого нрава, Кунанбай не может не вызывать почтения. Как крупная личность и как отец великого Абая.