ДНЕПРОПЕТРОВСКИЙ ГОРНЫЙ институт (ДГИ)
В середине августа 1941 года создалась реальная угроза занятия Днепропетровска фашистскими захватчиками. Институт готовился к эвакуации на восток, вначале в Свердловск, затем обстановка изменилась, наравне с Харьковским строительным, Московским горным институтом, Днепропетровский горный эвакуировался в Караганду. Все три института объединили в один с наименованием Днепропетровский горный институт, который расположился в существующем здании Карагандинского горного техникума, а последний стал заниматься теперь в других свободных помещениях города Караганды.
Днепропетровский горный институт имеет свою особую историю. Я при реэвакуации институтов выбрала именно его.
ДГИ основан в 1899 году как институт из бывшего Екатеринославского высшего горного училища. До этого, при Екатерине, он был единственным высшим техническим учебным заведением для всего юга России, имеющим целью специальное образование лиц, посвящающих себя преимущественно практической деятельности по горному делу (рудничному, заводскому).
В то время развивающаяся горнодобывающая промышленность Криворожского, Никопольского, особенно Донецкого бассейнов, испытывала острую нужду в командных техническихкадрах, поскольку существовавшие тогда в Россиинемногие высшие технические учебные заведения не могли обеспечить горнопромышленные предприятия юга достаточным количеством высококвалифицированных горных инженеров, маркшейдеров, геологов, механиков и других специалистов.
Открытие этого института в Екатеринославе имел ряд преимуществ перед Киевом, Харьковом, так как тогда и сейчас Екатеринославский губернский город являлся центром южнорусскойгорнодобывающей
и металлургической промышленности. Позже с этого высшего горного училища отделились восемь самостоятельных институтов.
До революции и после здесь выучились многие будущие командиры производства, будущие ученые, академики такие как Протодьяконов, Терпигорев, Павлов, Лебедев, профессора Нестеренко, Цейтлин, Шевяков, Попов, Поляков, Танатар, Татомир, Абрамов, Шилов, Корсунь, Комарова, Штокман, Зильберман, Тяпкин и многие другие.
В общежитии нас разместили в комнатах по 5 студенток. Все мы из разных мест и национальностей: я казашка, Люба из Донбасса, еврейка, Таня русская, моя одноклассница с десятого класса Фаина — казачка с Дона, Рузя из Кишинева, высланная вместе с матерью в Казахстан, как семья репрессированного миллионера Шкляровского. Они проживали в селе Кургальджино. Еще была подруга
— украинка Мирошниченко с Кировограда. Мы все жили дружно как одна семья, учились все старательно, питались вместе по карточкам, по нормам военного времени, утром и в обед.
После лекции часто работали на шахтах, на погрузке угля (лопатами) на транспортер, а оттуда уголь шел на железнодорожные вагоны. Нас еще посылали на объекты строительства, в основном, на такелажные работы. В 1943-44 годах зима была очень холодной, доходило до 40°.
В Караганду часто прибывали поезда с ранеными бойцами с фронта. Тогда студентов посылали на разгрузку, на станцию или в госпиталь. Госпиталем служило здание Карагандинского медицинского института. На станции с поезда раненых бойцов перекладывали на открытые грузовики и привозили в госпиталь.
Наши первые впечатления, когда мы увидели этих несчастных, были весьма удручающими. Их состояние было тяжелым, за длинную дорогу от фронта до Караганды они абсолютно ослабевали и были не похожи на живых людей
— со стороны они выглядели как трупы. Зачастую признаки жизни можно было определить только по двигающимся зрачкам, по глазам. Наши парни-студенты перекладывали раненых с машины на подносимые нами носилки. Мы вчетвером еле поднимали эти носилки, и все же несли на второй этаж и доставляли прямо в операционную, как нам было сказано.
Здесь нас встречали врачи-хирурги и тут же приступали к делу. У них в руках были большие ножницы и тут же они вспарывали одежду бойца, из-за пазухи доставали бумаги, где были указаны состояние, характер его ранения. В зависимости от его решения следовала команда врача, как и куда его класть с носилок и мы это выполняли. Вспоминаются команды «положить на спину, положить на правый бок или на левый бок, или на живот». Мы все это вчетвером тут же выполняли.
В свободные минуты, пока следующие носилки поднесут, мы с позволения врача-хирурга могли понаблюдать за операциями. И видели, как вытаскивают торчащую пулю или гроздь пуль с ран на боку или с других мест. Причем, место, откуда вытаскивали пулю нисколько не кровило, наоборот, цвет здесь зеленовато-синий, гнилостный. После тщательной первичной обработки раны начиналась уже настоящая операция, при этом боец даже звука не издавал. В наше следующее посещение госпиталя, буквально,
. через несколько дней, мы могли видеть этих вчера еще еле живых бойцов уже в другом виде. Они изменились, имели совсем другой вид, смеялись, разговаривали, даже шутили. Мы в душе про себя, тихо за все это благодарили врачей — спасителей этих раненых бойцов.
Позже когда я проживала в Караганде, обязательно приходила в медицинский институт и живо вспоминала эти картины военных лет.
В порядке помощи фронту характер дел и работы для нас студентов был разный. Главное, мы всегда чувствовали себя нужными в чем бы ни было. Это было веление времени.
В институт нас поступило в тот год всего 6 казахов и на разные факультеты. Из них трое строители: Толеу Жунусов, Болат Жармагамбетов, Аукен Жакишев и трое нас, это я, Мажит Тастенов, Кенес Атыгаев — горняки. После освобождения Харькова наши трое строителей уехали в свой институт в Харьков, а мы горняки со своим институтом в эшелоне вернулись в Днепропетровск. Каждый из нас шестерых благополучно окончил свой институт.
Впоследствии, Толеу Жунусов стал доктором наук, академиком. Болат Жармагамбетов тоже. Аукен Жакишев и я пошли по линии госслужбы, а Кенес Атыгаев — стал тоже ученым. Мажит Тастенов рано ушел из жизни.
Начались напряженные учебные занятия, все студенты занимались, учились с интересом, с огромным желанием получить образование. Мне помнится, как вечно корпели над чертежами, особенно студенты строительного факультета. Несмотря на тесноту в учебном корпусе, занятия шли нормально, в общежитии не мерзли, душевые в общежитии работали бесперебойно. Все бани в городе функционировали.
Питание в столовой на наши купоны — один обед в день и 500 грамм хлеба обеспечивали нашу скромную потребность. В основном частенько оказывались без ужина и спали на голодный желудок. Это было нормой военного времени не только для студентов, но и для всего народа в то время и никто на это не жаловался.
Ежедневно слушали сообщения информбюро о положении на фронтах, всегда были в курсе боевых действий нашей Красной Армии, которая ежедневно освобождала уже село за селом, город за городом. В сорок четвертом ранней весной освободили и город Днепропетровск. Начали поговаривать в кулуарах о возвращении нашего института в свой родной город. Уже позади у нас экзамены за первый семестр.
После экзаменов на каникулы я приехала домой в Карсакпай. Была рада встрече с родителями, со всеми нашими домашними. Вспоминаю, что тогда с еще детской наивностью рассказывала об учебе, о студенческой жизни и о том, что профессор Чеченкин похвалил меня на экзамене по химии, повернув при этом меня лицом к нашей группе, сказал, что «молодец и спасибо твоим родителям» и т.д. Конечно, и мама и папа были очень довольны моим сообщениям.
Во время пребывания дома получила письмо с фронта от друга моего одноклассника Нурушева Ахметжана, где тот сообщил, что Ахметжан погиб в боях под г. Ржевым и какие-то подробности. Такое известие поразило меня своей простотой и тяжелой неизбежностью. Может быть, только тогда стало понятным слово «потеря». Невозможно было допустить даже в мыслях, что Ахметжан мог погибнуть. Как это он мог погибнуть! Он был прекрасным спортсменом, горнолыжником, метко стрелял. Его отец, дядя Турсун, был другом моего отца,
Наш преподаватель по военной подготовке (девятиклассников) всегда хвалил Ахметжана за меткость в стрельбе — он всегда указывал на маленький треугольник на мишени и говорил, что вот снайпер! Наш военрук сам вернулся по ранению, был фронтовиком. Ахметжан учился хорошо, конечно он заслужил значок ГТО — «Будь готов к труду и обороне». Только он и заслужил его в классе. А кто же еще!
Мы все им гордились, парень был красивый и обаятельный, учился хорошо, особенно по русскому языку, что в те годы старались сделать все ученики в классе. Ахметжан им владел лучше всех в классе, за что всегда заслуживал похвалы учителя по русской литературе Фрейтага. Мы с Ахметжаном часто переписывались, по-юношески строили надежды на будущее, и после войны надеялись встретиться. Но все это так скоро рухнуло.
С его сестрой Хадишой я училась в седьмом и восьмом классах. Она была старше меня года на четыре. Это была симпатичная, скромная девушка, училась хорошо. Потом Хадиша вышла замуж за молодого друга моего отца Мухамедью Байменова. У них было девять детей, которых они хорошо воспитали. Один из ее детей Алихан Байменов, лидер партии «Ак жол».