В новом партийном руководстве Республики, а вернее, у первого секретаря ЦК Компартии Республики Колбина Г.В. и его доверенных из числа секретарей ЦК было убеждение в том, что Декабрьские события — это якобы, дело рук Кунаева Д.А. бывшего члена Политбюро ЦК КПСС и первого секретаря Компартии и его ближайших людей из числа бывших сотрудников ЦК Компартии и Совета Министров Казахской ССР. Такой настрой, можно полагать, был и у высших партийных деятелей в Москве. Началась расправа над «кунаевцами», включая в их число всякого, кто относился к Кунаеву Д.А. с уважением или отзывался о нем положительно. Цель была одна: установить, доказать «участие» Кунаева Д.А. в Декабрьских событиях, а тех кто, будучи близкими к нему по службе или по обслуживанию, отказался давать нужные обвинительные материалы против Кунаева Д.А., снимали с должностей, а частью судили по выдуманным или стародавним административным материалам.

 

В одном интервью тех дней Колбина Г.В., данном им газ. «Правда», он обвинил Кунаева Д.А. в том, что «События в Алма-Ате во многом в его совести». (Цитируется по кн.: Мырза Акуев. Рядом с первым, Алматы, 2004, стр.72). В ходе поиска и сбора компроматов, участием московских следователей, против Кунаева Д.А., производились обыски, допросы и аресты ряда лиц, находившихся близко к нему. Среди них оказались помощник Кунаева Д.А. Бекежанов Д, управляющий делами ЦК партии Статенин А.Г. и начальник спецназа сопровождения первого секретаря Компартии Республики Акуев М.И. Все они были арестованы и осуждены. Им даже приписали, что они якобы были в числе инициаторов Декабрьских событий. Позже Кунаев Д.А. в своей автобиографической книге «О моем времени» писал, что карательным органам, действовавшим по заданию ЦК Компартии Республики «не удалось добиться от арестованных показаний, обвиняющих меня».

 

Акуева М.И. я знал как порядочного молодого водителя в бытность его работы в Академии наук Республики в 60-х годах. Основной служебной его обязанностью, как офицера дорожной полиции, было обслуживание первого секретаря ЦК Компартии Кунаева Д.А. в его разъездах по г. Алма-Ата. Ознакомившись с материалами его обвинения, был убежден в его невиновности. Ниже приводится мое обращение Колбину Г.В., о незаконности ареста и осуждения Акуева М.И.к 4-м годам тюремного заключения с содержанием в местах строгого режима, написанное 31 октября 1988 года, — в период продолжающихся горячих дней разгула преследования «отступников» от линии партии.

 

Настоящее обращение к Вам скорее всего является апелляцией к Вашему высокому авторитету и интеллекту, призывом к личному вмешательству для восстановления справедливости и законности, которыми, как я убежден, в силу инерции вседозволенности и ряда обстоятельств, пренебрегли правоохранительные органы, осудив бывшего командира спецдивизиона МВД КазССР, обслуживавшего первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Кунаева Д.А. майора Акуева М.И. к 4 годам тюремного заключения усиленного режима. Это решение не оправдано ни с юридической и нравственной точек зрения. Я обращаюсь не в судебные органы, а к Вам потому, что на истоке дела Акуева стоит, мягко говоря, вмешательство партийных органов республики, которое фактически закрыло почти наглухо все другие каналы его нормального движения. Это звучит сегодня одиозно, но от факта уйти невозможно.

 

Осудили Акуева М.И. в апреле 1987 г. по статье 144 ч. II Уголовного кодекса Казахской ССР, т.е. за превышение власти с применением насилия — за деяние, имевшее место 6 лет тому назад, за косвенное участие в нем он свое время понес партийное и административное наказание.

 

Событие происходило следующим образом: тогда, 6 лет тому назад, капитан Акуев М.И. и подчиненный ему инспектор патрульно-дорожной службы этого дивизиона Тюребаев во время спецсопровождения, будучи на дежурстве, на одной из центральных улиц г.Алма-Аты засекли грубое нарушение правил дорожного движения со стороны водителя «Волги» Телькараева, который игнорировал неоднократные световые и голосовые сигналы через громкоговоритель и не остановился. Тогда нарушитель был прижат погонщиками к бордюрам дороги. Поскольку водитель не хотел добровольно выйти из машины и следовать к дежурному гормилиции, его пришлось вытаскивать из машины с помощью подоспевших военнослужащих городской военной комендатуры. При этом инспектор Тюребаев ударил рукою по лицу водителя Телькареева и у последнего пошла из носа кровь. Во время разбора инцидента у дежурного — заместителя начальника гормилиции подполковника Балабаева водитель Телькараев никаких претензий Акуеву не предъявил и они, расставаясь, пожали друг другу руки взаимного прощения.

 

На следующий день дело приняло совершенно другой оборот. Дежурный обкома партии узнав, что задержана ГАИ обкомовская машина, сообщил об этом заведующему хозяйственно-финансовым отделом Май-лыбаеву, которого эта машина обслуживала. С этого момента объективность разбора случившегося уступили место командно-властному решению, стремлению проучить и наказать тех милиционеров, которые «подняли» руку, как они считали, на «авторитет» обкома. Заработала традиционная, налаженная машина обвинения. Не вдаваясь в суть дела, Акуев как старший на дежурстве, был исключен из членов КПСС и было возбуждено против него уголовное дело. Вскоре на свет появился устроенный акт судебно-медицинской экспертизы о том, что в результате избиения Акуе-вым и Тюребаевым Телькараеву причинена «закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга»,

 

11 февраля 1982 г. народным судом Советского района г.Алма-Аты Тюребаев был осужден по ст. 144 УК КазССР к трем годам условно с направлением на работу в отрасли народного хозяйства. Уголовное дело Акуева на стадии следствия из-за отсутствия состава преступления производиством было прекращено. Впоследствии он был восстановлен в партии с партийным взысканием.

 

“Теперь спустя 6 лет вспомнили дело Акуева при полном отсутствии новых обстоятельств, волевым методом отменили прежнее решение о прекращении дела и в апреле 1987 г. осудили его за те же действия.

 

Почему подняли спустя 6 лет старое, почти забытое, малозначительное дело Акуева, прекращенное в свое время, по моему убеждению, вполне правомерно, раздули его, и осудили Акуева так сурово - к 4 годам лишения свободы с отбыванием НТК усиленного режима? Инициаторов не смущала даже несоразмерность наказания Акуева, если иметь в виду, что основной виновный Тюребаев еще тогда, в момент наибольшей актуальности был осужден к 3 годам условно, и что Акуев понес партийное и административное наказание, а главное — в течение последних шести лет, как и раньше, своим отношением к службе показал себя только с положительной стороны, как активный, инициативный, преданный работник. «Секрет» состоит в том, что в сезон продолжающейся карательной борьбы по следам Декабрьских событий 1986 года и привлечением к ответственности Бекежанова Д. — бывшего помощника первого секретаря ЦК Компартии республики Д.А.Кунаева в список его — Бекеженова злоупотреблений, включили и Акуева, которому, якобы в 1981 г. Бекежанов помог уйти от уголовной ответственности. Я не знаю, насколько этот факт достоверен. Если даже он имел место, то такое действие Бекежанова, действовавшего от имени своего шефа, по существу было правильным. Нельзя же считать, что все, что исходило от бывшего руководителя республики, было неправильным, только потому, что он уже «бывший» или допускал в своей деятельности перекосы. На самом деле Акуев в то время не был знаком с Бе-кежановым, не имел с ним родственных или земляческих отношений. В действительности, в первую очередь за Акуева заступился в 1981 г. и добился справедливого решения министр МВД Казахской ССР Платаев А.Г. Я и другие, были свидетелями, когда он говорил об Акуеве: «Лучший наш офицер, не пьет, не курит, Я не дам его осудить» (сказано во время перерыва научно-практической конференции 1982 г.).

 

Не разобравшись в сути дела отдел ЦК Компартии, открыл зеленую улицу для «приобщения» Акуева к делу Бекежанова. Сами по себе судьба и личность Акуева во внимание не принимались. Его превратили и использовали как средство обвинения Бекежанова. И Ваш ответ «Правде» от 9 марта 1987 г. был решающим в этом обвинительном деле. В нем, в частности, Вы писали: «Получили в свое время покровительство Бекежанова бывший работник одного из совхозов Д. Туров, писатель Т.Есимжанов, бывший директор студии «Казахфильм» К.Ахметов, работник системы МВД М.Акуев, бывшие хозяйственные руководители А.Смыков, Д. Ковинько и другие. Статенин и Акуев арестованы и находятся под судом». Как заведено в этих случаях, адмотдел ЦК взял «под контроль», а органы следствия, прокуратуры и суда, действовавшие под этим контролем, из-за всех сил старались «не подвести» Вас и доказать правдивость слов первого секретаря ЦК Компартии республики. Я не думаю, что Вы лично хотели именно такого стечения дела, но совершенно ясно, что правоохранительные органы, воспитанные десятилетиями на такой «партийной» дисциплине должны были действовать в этом русле безупречно, и так было. Законность и беспристрастие, всесторонность и полнота ведения следственного и судебного дела, принципы справедливости, и презумпции невиновности оказались в этих условиях абстрактными, не имеющими значения понятиями. Следствие и суд были проведены явно тенденциозно и предвзято с многочисленными нарушениями норм и принципов социалистической законности. Вот некоторые из них:

 

1. В момент привода нарушителя — водителя Телькараева в дежурную комнату УВД и разбора инцидента по самым свежим следам с участием зам. начальника горуправления Балабаева А.Я., дежурного обкома партии Умбаева и 4-х военнослужащих — очевидцев, потерпевший Телькараев к Акуеву никаких претензий не предъявил и показал, что его он, Акуев, не бил, а ударил его два раза инспектор Тюребаев. Это подтверждено показаниями Балабаева и военнослужащих. Этот важный факт «выпал» из предварительного следствия и суда образца 1987 года.

 

2. Совершенно не исследован такой первостепенный факт как вмешательство из-за амбиции в дело Акуева в 1981 г. Заведующего финансово-хозяйственным отделом обкома партии Майлыбаева Э, считавшегося в то время «всемогущим» и которого обслуживал на этой служебной машине Телькараев. По указанию шефа, Телькараева помещают в больницу, устанавливают ему диагноз «сотрясение мозга» и затем выдают бюллетень с общим сроком в 21 день, т.е. ровно на столько, чтобы полученное им повреждение отнести к категории средней тяжести. На следующий день шеф Майлыбаев лично приезжает в больницу вместе с работником горпрокура-туры и диктует Телькараеву заявление, заведомо ложное, в котором указывается, что помимо инспектора Тюребаева, его дважды ударил и Акуев М. Потерпевший Телькараев оказался честным, в впоследствии и письменно подтвердил этот факт. Он писал: «На второй день моего пребывания в больнице ко мне приехали мой непосредственный начальник зав. финансово-хозяйственным отделом тов. Майлыбаев и работник прокуратуры и под диктовку последних я написал заявление о том, что помимо Тюребаева меня дважды ударил и Акуев, хотя мне Акуев ударов не наносил. На мой вопрос, для чего это, они мне ответили, что так нужно для разбирательства дела». То, что Майлыбаев был способен на любой нечестный шаг, говорит и то, что он впоследствии был освобожден от работы с партийным взысканием.

 

Следователь и суд, возобновившие уголовное дело на Акуева в 1987 г. считали эти «старые» и открывшиеся новые факты «не заслуживающими внимания», поскольку, по их мнению, тогда, в 1987г. в период засилья амбиции обкома, якобы «Телькараев более объективно и продуманно показывал... что его избивали двое работников ГАИ Тюребаев и Акуев.»

 

3. Показание потерпевшего Телькараева, данное им по наущению Майлыбаева в 1981 г., о том, что когда его вытаскивали из кабины машины, Акуев ударил его сзади пистолетом и ногой в живот, от которого он, кстати, на судебном заседании отказался и признался, что он этот оговор сделал под диктовку своего начальника из обкома партии, послужило почти единственным доказательством обвинения Акуева в совершенном преступлении.

 

4. Что касается судебной экспертизы 1981 г., знакомство с его содержанием вызывает обоснованные сомнения в его истинности, и простая логика подсказывает, что оно бьшо составлено не без участия и влияния обкомовского начальника Майлыбаева в угоду обвинения Акуева. Однако ни следствие, ни суд не только не изучили и не рассеяли эти сомнения, они просто не занимались ими. Допрос судебно-медицинского эксперта на суде не производился, хотя одна из участвовавших на суде сторон внесла предложение проверить заключение судебной экспертизы, что не было принято.

 

5. Непосредственные свидетели — работники военной автоинспекции, а их четверо, на предварительном следствии показали, что капитан Акуев не наносил удара Телькараеву, не были вовсе допрошены на суде.

 

6. На потерпевшего Телькараева, сказавшего, по его словам «подлинную правду», было оказано открытое давление со стороны правоохранительных органов, чтобы направить его показание на русло обвинения Акуева. Вот что он письменно подтвердил: «В 1987 г. на следствии по делу Акуева работник республиканской прокуратуры тов. Калоянов в течение нескольких дней вынуждал меня дать показания против Акуева, хотя я утверждал, что к Акуеву никаких претензий не имею». А на судебном заседании 9 апреля 1987 г. судья дважды напомнил ему об его ответственности за дачу ложного показания, однако он, Телькараев, стоял на своем — подтвердил последнее показание. Для более полного объяснения мотивов изменения первоначального, 1981 г. показания он просил суд разрешить ему говорить на казахском языке, поскольку плохо владеет русским. Но его это ходатайство было отклонено без мотивировки.

 

7. Обвинительный уклон по делу Акуева, кроме указанных фактов, выразился и в следующем:

 

— свидетель Багиров, находившийся на месте происшествия и являющийся очевидцем задержания Телькараева, не был допрошен ни следователем, ни судом, хотя такое ходатайство было;

 

— в протоколе судебного заседания ряд эпизодов и показаний в пользу Акуева не нашли отражение и не фиксировалось. Так, просьба Телькараева о назначении переводчика ввиду плохого знания им русского языка не внесена в протокол. Не записан ответ инспектора на вопрос о том, видел ли он, как Акуев ударил ногой потерпевшего. Тогда Тюребаев ответил, что он не видел удара ногой. Не записаны показания офицера МВД Иванова в части весьма положительной характеристики Акуева как командира и как товарища.

 

Порочная практика судебных органов составлять и пересоставлять протоколы судебных заседаний в течение нескольких дней после заседания и подгонять их содержание к вынесенному приговору, наверняка имела место и в данном случае.

 

8. Суд не обращал внимания на «юридические мелочи» — ошибки. Исходя из противоречивого, а следовательно, неустановленного факта о том, что Акуев ударил рукояткой пистолета водителя Телькараева в кабине автомобиля, суд считал виновным Акуева «в совершении применения оружия».

 

В данном случае допущена явная ошибка в квалификации в сторону обвинения: применение огнестрельного оружия — это причинение огнестрельных ран, чего вовсе не было. Аналогичная «ошибка» была допущена следствием и судом, обвинившими Акуева сразу по двум статьям уголовного кодекса Каз.ССР — по ст. 144 ч. II и ст. 149 (дискредитирование власти). Хотя специалистам известно, что обвиненный по ст. 144 не может быть одновременно обвинен и по ст. 149, ибо первая покрывает вторую. Эти юридические ошибки допущены ими не из-за незнания, а только потому, чтобы создать видимость «множества» совершенных преступлений. Правда, городской суд, рассматривавший дело по кассации, исключил из обвинения вторую статью, но оставил приговор и наказание в силе.

 

Свидетельством предвзятого отношения к Акуеву является и публикация 1987 г. в местной печати о том, что «Акуев совершил тяжкое преступление и в настоящее время арестован». На самом деле он находился в это время в должности, не был под стражей и даже не вызывался в правоохранительные органы.

 

И следствие, и суд, увлекшись обвинением Акуева, совершенно не интересовались его личностью, как будто перед ними находился бездуховный предмет. Мог ли он по своей личностной природе и характеру «умышленно избивать» другого, «сознательно совершить насилие над Телькараевым», хотел «дискредитировать и подрывать в глазах трудящихся достоинство и авторитет органов милиции», как это записано в приговоре суда. А зря. Акуев имел, можно сказать, безупречную биографию. По отзывам почти всех работников, знавших его, он — предельно честный, несколько интеллигентный труженик. Все, чего он добился по службе, зарабатывал своим «горбом» и мозолистыми руками без помощи близких и влиятельных «дядей», которых у него не было и нет. Он родился и воспитывался в Сибири, в Курганской области (1944 г. рождения) в семье пастуха и доярки. После демобилизации из армии работал шофером в автобазе Сибири, а затем Академии наук Казахской ССР. Награжден медалью «XX лет Победы в Великой Отечественной войне» (1965 г.) Окончил заочно два вуза — факультет механизации Алма-Атинского сельскохозяйственного института и юридический факультет КазГУ. Отличался трудолюбием и большой служебной добросовестностью. За 16 лет работы в органах милиции — ГАИ многократно поощрялся: знаком «Отличник милиции» (1978 г.), Почетным знаком ВЛКСМ «За активную работу по охране общественного порядка» (1982 г.), медалью МВД СССР «За безупречную службу» (1982 г.), часами с именной гравировкой от министра МВД КазССР «За задержание опасного преступника» (1985 г.), Почетной грамотой УВД города Алма-Аты (1987 г.), занесен на Доску почета, имел ряд благодарностей и денежных премий. О его активной и безупречной работе в органах милиции писали газеты «Ленинская смена» (1984 г., 12 декабря), «На страже» (1985 г., 6 апреля), «Литературная газета» (1985 г., 23 августа), «Вечерняя Алма-Ата» (1987 г., 26 января) и др. На суде работник МВД офицер Иванов сказал: «Акуев был отличный командир и товарищ. Никогда никаких жалоб на него не поступало». Во всем этом представлено личное и служебное лицо Акуева. Рассматривать его деяния вне его личности есть само преступление.

 

На суде Акуев признавал свою вину в том, что он в какой-то мере потерял хладнокровие в момент задержания нарушителя и не предотвратил факта рукоприкладства со стороны инспектора Тюребаева. Допустил одну и первую в жизни ошибку, споткнулся в усердии, в старании нести порученную службу. Неужели для перевоспитания такого работника и труженика нужно было засадить его в тюрьму на четыре года, да еще усиленного режима?

 

На стадии следствия и судебного разбирательства проверялась только одна версия — обвинение Акуева. Все, что не укладывалось в рамки этой версии, считалось излишним. Это есть опасный путь и грубейшее нарушение законности.

 

Дело Акуева, простое по составу, оказалось «осложненным». При такой ситуации, когда его обвиняют высокие партийные органы, ни один судебный или надзорный орган не войдет и не вошел в разбор существа дела (независимо от обоснованности или необоснованности обвинения Акуева) — таково стереотипное, старое мышление работников правоохранительных органов, культивируемые в течение десятилетий. Они еще живучи и остаются сильными на практике.

 

Я считал своим долгом — гражданским и профессиональным, уведомить Вас о существе уголовного дела Акуева и сказать, что подобное отношение к судьбе предельно честного, ошибшегося однажды молодого спе-циалиста-труженика подрывает идеи справедливости и законности. Зная динамичность Ваших подходов к делу и Ваш развитый интеллект, прошу Вашего личного вмешательства в дело Акуева М.И., в восстановлении его честного имени гражданина.

 

 

Я знал, что данное мое обращение Колбину Г.В., первому секретарю ЦК Компартии Республики вряд ли будет встречено положительно в партийносоветских структурах, в проимперских, лакействующих правоохранительных органах, но надежду не терял. А главное — встать на защиту законности было моим гражданским долгом и долгом ученого юриста. Обращение мое осталось без последствия. Акуев М.И. полностью отбыв наказания, вышел из тюрьмы в 1991 году. Был реабилитирован после провозглашения Независимости Республики. В звании полковника в отставке занимался педагогической деятельностью. Скончался в 2008 году в Алматы.