Мне кажется, что этого человека я знал всю жизнь и потому испытываю к нему особые чувства.

 

Они дружили с моим отцом Олегом Васильевичем аж с 1937 года, когда тот, еще совсем молодой человек, работал репортером в пионерской газете Казахстана. Где-то в 50-х годах они даже написали совместную книжку. Это была повесть “Голубая пещера”, навеянная романтикой поисков и открытий. Помню ее простую разгадку: пещера светилась ночью голубым светом, потому как там фосфорицировали останки диких животных. Местные жители относились к ней с суеверным страхом, а вот юные натуралисты пришли и все разгадали.

 

Такой вот нехитрый сюжет. Это была первая отцовская книжка, пусть даже и написанная в соавторстве. Тоненькая, в мягкой обложке, с примитивными, как мне сейчас кажется, иллюстрациями. Я страшно гордился, показывая ее своим соклассникам, такое вот было радостное время.

 

В юности Максим Дмитриевич стал для меня не просто взрослым человеком, другом отца, а скорее учителем и наставником, у которого ты не боялся получить двойку за невыполненный урок.

 

Встречи с ним в детской библиотеке, одиноком большом строении, стоявшем на берегу Малой Алматинки, где он собирал школьников со всего города, заканчивались, порой, катанием зимой на санях, запряженных парой лошадей.

 

Однажды он повел нас ранней весной в горы на Юннатское озеро (сам дал ему название), что находится в ущелье за Веригиной горой (Кок-Тюбе). Впервые он позволил выстрелить из “малопульки”. Помню, я тогда был одет не для похода и страшно промок и продрог. Но как-то он смог все уладить: встречной избушкой, чаем и т.д.

 

На всю жизнь запомнилась поездка на грузовике с группой “Мосфильма” в Приилийские пески на съемки фильма “Пржевальский”. Мы пробыли там целый световой день, снимали один единственный эпизод: как удавчик уходит, погружаясь в песок. Когда я увидел фильм на экране, то по-детски удивился, что этой картинке было уделено лишь несколько секунд.

 

Зверев в те годы и многие потом работал заведующим научной частью Алматинского зоопарка, который тогда по праву считался одним из лучших в СССР. При зоопарке был кружок юных натуралистов. Тогда это было не только популярным явлением, но и обязательным. Максим Дмитриевич руководил этим кружком, мы дежурили в зоопарке, следили, чтобы посетители не обижали животных и птиц. Для нас, мальчишек и девчонок советского времени, это считалось периодом как бы приобщения к большому взрослому делу, уроками нешкольных знаний.

 

Зачем ему все это надо было? Позлее я понял, что он не просто открывал для нас мир природы, он наблюдал, как мы воспринимаем это, как реагируем на окружающее. Целый ряд книг потом были посвящены детям, описаниям невыдуманных встреч и приключений. И это с интересом читалось нашими сверстниками.

 

В шестидесятых годах, когда я работал уже в молодежной газете “Ленинская смена”, в редакции решено было организовать клуб любителей природы и выпускать специальную страницу. Общественный совет этого клуба возглавил Максим Дмитриевич. Он и предложил ему название - “Синяя птица”. Тогдашний редактор газеты Виталий Энголи засомневался - причем здесь синяя птица? Пришлось объяснить, что синяя птица - это всего лишь особый вид галки, которая водится только в Заилийском Алатау.

 

Зверев даже принес в редакцию ее чучело. “Синей птице” суждено было жить на страницах газеты долгие годы.

 

Ведь и в знаменитый ореховый сад Вячеслава Шайдурова привел меня Максим Дмитриевич и познакомил с чудаком-отшельником. И не ради туристской прогулки мы пешком шли не один час но горной тропе к Шайдуровской избушке. Беспокоилось сердце писателя за будущее уникальной рощи. Десятки лет он за нее бился, и многого достиг. А потом уходили люди, менялась система и созданное энтузиастом становилось добычей ловкачей.

 

Куда только Зверев не обращался за поддержкой для селекционера-самоучки: и в правительство, и к местной власти, и в Академию наук, в редакции газет... Потом мне попадет в руки целая килограммовая папка с этой перепиской, которую передаст мне сын Зверева, Владимир Максимович. И там я найду вырезки своих публикаций об ореховой роще и множество других документов, которые потеряли свою наступательную силу по времени, но отнюдь не погасили трепетного и взволнованного чувства автора, который переживал не за себя. Ему просто было тяжело видеть, как гибнет дело чьей-то жизни.

 

Но, к сожалению, так случается и не редко.

 

Не были мы готовы к “хэппи-эндам”. Такие люди, как Шайдуров, просто работали. И пока Зверев был рядом, он мог спокойно дышать и жить с хорошей надеждой. Шайдуров - боль Максима Дмитриевича, но все-таки эпизод в его действиях и поступках.

 

Известный, знаменитый, уже не молодой писатель уделял много внимания творческой молодежи... Он собирал эту братию вокруг себя, и они как бы взаимно обогащали друг друга. Пишущая о природе молодежь училась у Зверева, возможно, даже в чем-то подражала ему. Он вел постоянную переписку с авторами. В результате познающих прибавилось. И в этом одна из добрых заслуг Максима Зверева.

 

Он был рецензентом некоторых моих рукописей, написал предисловие к одной из моих книг. Он дал мне рекомендацию при поступлении в Союз писателей Казахстана. И я горжусь этим.

 

Его тактичность, его обязательность, трудолюбие, вечная любознательность и доброжелательность по отношению к людям вызывают самую высокую оценку.

 

Когда ему было уже далеко за 90, я, закончив свою двадцатилетнюю эпопею в “Известиях”, возглавил только что родившуюся республиканскую газету “Экологический курьер”. Ее направленность вполне соответствовала моему духовному настрою. И Зверев уже в глубокой старости самостоятельно приходил к нам в редакцию, которая располагалась тогда около бывшего городского парка культуры им. Горького, в здании лесоуправления. Он поднимался на пятый этаж, принося в своем портфеле забытые и свежие сезонные зарисовки о природе, поведении птиц и диких животных. Ведь для газеты важно было, чтобы такие материалы подавались не вообще, а к конкретному времени. В мае, к примеру, надо печатать о явлениях весны, в январе - о зимних невзгодах лесных обитателей и т.д.

 

У Максима Дмитриевича на это счет был полный порядок. Всю свою сознательную жизнь он вел картотеку, в которую ежедневно заносил свои наблюдения за состоянием окружающего мира, где бы он не был в данное время: дома, в саду, в лесу... Отсюда и документальная достоверность большинства его рассказов, преломленная через призму ученого и писателя. Он любил говорить: “Незаписанная мысль - это потерянный клад”.

 

Книги у него выходили часто. Иногда по две в год. Ему не надо было теперь далеко отдаляться от дома в поисках материалов, ибо свою картотеку он начал в Барнауле, где еще в 1916 году после окончания реального училища работал помощником лесничего. В Алма-Ату он переехал в 1937-ом и открыл первый в Средней Азии зоопарк.

 

Когда в новом “Экологическом курьере” решили завести страницу “Егерский кордон”, повторяющую по направленности тему “Синей птицы”, я обратился за помощью к своему старшему другу. Почему именно “Кордон”? У егерей вечером на кордоне в определенные дни собирались частенько интересные люди, неравнодушные к природе. И тогда звучали удивительные истории о необычных встречах на степных и лесных тропах: смешные, а иногда и трагичные. Но всегда поучительные.

 

Зверев завел добрую традицию: где-то в конце мая он приглашал на один из кордонов всех знакомых ему людей, пишущих о природе: из Казахстана, Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Барнаула и т.д. В последние годы он не мог жить без общения с единомышленниками. Вместе они прочесывали, не раз, Чарынский каньон, Ясеневую рощу, Бартогай. Потом он все это опишет в большом очерке, который назовет “Клуб писателей у костра”... Этим очерком откроется природоведческий альманах “Лик земли”, издаваемый при Союзе писателей Казахстана по его инициативе. Сколько интересных людей прошло через его страницы: ученые, студенты, лесники, охотоведы, журналисты... Они опробовали здесь свои природоведческие перья и пристрастия, и многие вполне успешно.

 

Вот почему “Егерский кордон” надолго занял свое заметное место в нашей газете. Обычно этому разделу уделялась целая страница. Помню тогда мы сопроводили первый выпуск следующим вступлением.

 

“Мы открываем новую рубрику “Егерский кордон”, где будем печатать материалы, связанные с защитой природы, ее флоры и фауны, рассказы и заметки следопытов, натуралистов, охотоведов, зоологов, писателей и ученых или просто - людей пытливых и наблюдательных, которые небезразличны к окружающей нас среде и ее обитателям.

 

Почему именно “егерский”, а не, допустим, “лесничий”! Леса, как известно, занимают в Казахстане весьма незначительную площадь, не более двух процентов. Большая часть территорий, а с ними птиц, зверей и других животных охраняется егерями. Они несут свою нелегкую вахту на кордонах, как правило, вдали от населенных пунктов. Но наш газетный “кордон” особенный. Он будет принимать письма и сообщения о наблюдениях из жизни природы со всех концов республики. И главным на этом кордоне, с общего согласия, назначен старейший писатель-натуралист Максим Дмитриевич Зверев.

 

Максим Дмитриевич давно и вполне официально является почетным республиканским охотинспектором. Читатели и авторы могут не сомневаться - дело он свое хорошо знает, так что пишите, ваши корреспонденции попадут в надежные руки”.

 

В этом номере была напечатана его поэтическая зарисовка “Живая Красная книга”, где писатель рассказывает о своей недавней поездке на незатопленное побережье Капчагайского моря, здесь он обнаружил настоящий живой оазис, где встретил джейранов, куланов, бульдурков, черного аиста... Все это “краснокнижники”. Он мечтает создать здесь национальный природный парк.

 

Таков он Зверев. Не созерцатель-натуралист, как может показаться на первый взгляд несведущему читателю. Он везде на всех трибунах и в печати раньше других начал активные действия по защите окружающей среды, именуемой нынче почему-то “экологией”. Сегодня людей, считающих себя экологами, развелось тьма тьмущая, но у многих нередко со временем проглядывается какой-то свой интерес, то ли подспорье к бизнесу, то ли способ для выживания.

 

Максим Дмитриевич и сегодня на особом счету у бога природы, если такой существовал бы. Что касается писательского труда, то назначение его он видел не в благости, а в воспитании сознания, поиске единомышленников.

 

В этом-то и была главная цель нашего “Егерского кордона”, который выходил несколько лет. Одно время Максим Дмитриевич сам заявлялся в редакцию, но потом мы все чаще стали встречаться около его дома на скамеечке (тогда он жил на улице Тулебаева). Мы обсуждали темы и рукописи. Для нас он всегда оставался постоянным автором и добрым советником.

 

29 ноября 1995 года ему исполнилось 99 лет. Я пришел к нему накануне дня рождения и мы долго беседовали. Он считал, что в природе есть еще множество тайн, которые, возможно, не удалось познать ему, но предстоит открыть другим. Он говорит, что за столетнюю свою жизнь ему трудно вспомнить какой-либо грех, за который бы его мучила совесть. Хотя чувство вины бывает - как у каждого. Но это, скорее, от высокой требовательности к себе. Он был полон творческих планов. И это накануне своего столетия! Тогда он написал: “Дорогие читатели “Экокурьера”, берегите, любите, охраняйте родную природу Республики Казахстан. Желаю здоровья, удачи во всех делах. М. Зверев, народный писатель республики, 28 ноября 1995 года. Почерк у него был довольно четкий, рука не дрожала. Это факсимиле мы воспроизвели на первой странице нашей газеты. Столетие его должны были отмечать через год. К нему уже готовились. Еще бы! Не в каждой какой стране жив действующий столетний писатель! Время шло стремительно. До юбилея оставались какие-то месяцы. Мы уже в газете писали: “Максиму Дмитриевичу Звереву, нашему постоянному автору, ведущему клуба “Егерский кордон” скоро исполнится 100!”

 

Нередко думалось: у человека за плечами целый ХХ-й век. Каких только потрясений ему не пришлось пережить, чему только не довелось быть очевидцем: великого и низкого, доброго и жестокого. И при этом сохранить достоинство — писателя, ученого, личности. Уважение коллег. Любовь читателей.

 

Однако всеобщее признание, признательность - отнюдь не особая благосклонность судьбы. Максим Дмитриевич обладал редким для людей творческих качеством: уважением к способностям, отпущенных ему богом. О его умении работать ходили легенды. Биолог по образованию, кандидат наук, доцент Казахского и Томского университетов, он является автором 156 книг, изданных в 12 странах. Незадолго до кончины он подготовил новую рукопись со столь характерным для Зверева-писателя названием “Душа животных”. Новую, но не последнюю. До последних дней он ощущал тихую радость созидания. Она была наградой за его исключительную преданность делу, душевную щедрость и оптимизм. Живой, умный талант, великолепное знание окружающего мира позволили ему встать в один ряд с корифеями жанра - М.Пришвиным, Д.Даррелом, Э.Сетоном-Томпсоном. И разве не справедливо, что именно этому человеку, живущему в гармонии с природой, терпеливо призывающему к этому всех нас, она открыла источник жизненного и творческого долголетия, дала отцовское счастье воспитать прекрасных, благодарных детей. В предъюбилейные дни все мы желали Максиму Дмитриевичу здоровья, силы духа и новых книг. Накануне мы разговаривали с Максимом Дмитриевичем по телефону. Голос у него был бодрый. Он сообщил, что готовится к выпуску двухтомник его сочинений. И вдруг его не стало, тихо и неожиданно 23 января 1996 года. Земля лишилась одного из своих защитников. О Звереве нужно помнить, а не вспоминать.

 

Максим Дмитриевич любил общаться с людьми, говорил с ними так, как будто давно знал каждого, многим помогал с первыми публикациями и сам как бы обогащался от таких общений.

 

В нашем доме были почти все книги, но большая часть осталась на старой квартире и после смерти отца попала в чужие руки. Но, к счастью, на моей книжной полке сохранилось с десяток книг Зверева. Все они с автографами. Сегодня я могу сказать - они были частью моего воспитания, вступления в большую жизнь.

 

На одной из книжек “Сказки бабушки-черепахи”, кстати, проиллюстрированной автором (Зверев был еще и неплохим художником), на титульном листе он написал “Дорогому Эдуарду Олеговичу на добрую память о многих годах знакомства и с благодарностью за помощь в последней моей книге. М.Зверев. 7.7.84”.

 

Какая это могла быть помощь. Может быть, некоторые вещи пришлось мне редактировать, работая в “ЛС” и “Просторе”. Или будучи корреспондентом “Известий” помогал ему в каверзных издательских делах. Словом, не помню сегодня за что этот славный человек, которому было уже под девяносто, мог благодарить меня.

 

Он приносил людям добро и по-доброму ценил любую услугу, ему оказанную. На другой книге - третьем томе своих сочинений, вышедшем в 1986 году, он пишет: “На добрую память о многих годах совместной борьбы за охрану природы”. Он никогда не повторялся в своих автографах.

 

Зверев как писатель не искал красивостей, вычурных слов. Но его описания всегда были достоверны, искренни и точны. Многообразие деталей всегда подкупало, и читатель как бы переносился в места, описываемые автором, становился соучастником событий. В этом-то и секрет его творческого обаяния.

 

Вспоминается одна встреча в Алматы в Доме дружбы. В гости к нашим долгожителям приехали геронтологи из Японии. Когда объявили, что писатель Зверев, которому тогда было 92, к тому времени имел трудовой стаж 75 лет, и не собирается его прерывать, гости стоя аплодировали Максиму Дмитриевичу.

 

В чем же секрет его долголетия? Во-первых - истоки. У него была интересная семья. Отец - Дмитрий Иванович был знаком с Александром Ульяновым, братом Ленина. Мать - Мария Федоровна вместе с сестрами Ульяновыми закончила Бестужевские курсы. В Нижнем Новгороде семье довелось жить в одной усадьбе с Горьким. Максима Зверева в честь его и назвали.

 

Биография Максима Дмитриевича увлекает, но это другая тема. Важно, что он впитал в себя обстановку уважения в семье, которая передалась ему, его детям и внукам. В его семье никто не повышал голоса, не кричал друг на друга даже в самых сложных ситуациях. Прибавьте к этому великое трудолюбие, воспитанное с детства. Он привык работать в любых условиях. Максим Дмитриевич рассказывал мне, что небольшую книгу “В верховьях Томи”, он набросал, стоя всю ночь у билетной кассы железнодорожного вокзала, когда за спиной шумела толпа.

 

А ведь многие наши литераторы для своих писаний требуют особого уюта и комфорта.

 

Согласитесь, сильное творческое начало - оно из секретов долголетия. Прибавьте к этому - общительность человека, его доброжелательность по отношению к другим.

 

Все это находит обратную связь. Заметьте, книги Зверева не нужно было “пробивать”, они не нуждались в протекции, одно его имя было паролем на “зеленый свет” в издательствах.

 

Максим Дмитриевич был всегда в движении. Не пользовался общественным транспортом, утром умеренно занимался зарядкой, возился в палисаднике с цветами, зимой разгребал снег и при первой же возможности выезжал на природу. Кстати, никогда не пил и не курил. Весь его облик излучал доброту.