Характерен один штрих. Накануне смерти Бичурина к нему пришел один из миссионеров, чиновник Азиатского департамента. Сначала Бичурин молчал, но „посетитель заговорил с ним по-китайски. Вдруг старец как бы выздоровел,— заблистали глаза, на лице появилась улыбка, ожил язык,— и, безмолвный прежде, говорил беспрерывно на любимом языке своем".

 

Такова в общих чертах биография этого замечательного русского ученого.

 

Известен Бичурин стал в 1828 г. после выхода в свет его первой же большой книги „Записки о Монголии". Расцвет публицистической и научной деятельности падает на 1839—1844 годы.

 

Труды Бичурина не могли не привлечь к нему внимания русской научной общественности и получили высокую оценку. В 1828 г. (17 декабря) он был избран членом-корреспондентом Академии Наук.

 

Отношение к трудам Бичурина было весьма неоднородно в русской прессе. И до Бичурина Россия выдвинула немало крупных и оригинальных ученых в области китаеведения (например, Леонтьева), но Бичурин был намного выше своих предшественников. Этого не могла не видеть научная и литературная общественность. Большинство рецензентов и редакторов журналов, где он печатался, наделяли его лестными отзывами и эпитетами.

 

Высоко оценивала труды Бичурина русская передовая литературная общественность. Так, „Телескоп" писал: „Трудолюбивый о. Иакинф не перестает разрабатывать обширные поля, на которых у нас не только соперников, но даже людей, которые б могли ценить его заслуги, любоваться, гордиться ими".

 

„Отечественные записки" называли Бичурина прямым и единственным теперь источником достоверных сведений о Китае, а „Сын отечества" справедливо писал о нем как о „почтенном синологе, известном, всей ученой Европе, пролившем совершенно новый свет на изучение Китая".

 

Интересно отметить отношение к трудам Бичурина за границей. Еще в 1831 г. он был избран членом Азиатского общества в Париже; через год вышли во французском переводе его „Записки о Монголии" в Nouveau Jounal Asiatique, переведенные также на немецкий язык. На французском языке сначала в том же журнале за 1829— 1830 гг., в затем в 1831 г. отдельной книгой в переводе Ю. Клапрота вышло его „Описание Тибета". Переведены были также на немецкий язык: „Описание Чжунгарии" и на французский — "Описание Пекина". Еще более значительными по количеству были пересказы работ Бичурина и рецензии на его работы. Здесь кстати будет отметить, ожесточенную полемику Бичурина с Клапротом. Последний широко пользовался его работами и в то же время подвергал их критике, на которую ему достаточно резко отвечал Бичурин. Однако ученые Западной Европы высоко ценили авторитет Бичурина. Чрезвычайно характерно в этом отношении обращение к Бичурину такого выдающегося французского синолога того времени, как Станислав Жюльен. Жюльен раскритиковал один из переводов своего соотечественника Потье. Последний резко ответил. Тогда Жюльен обратился в Бичурину как арбитру. Опубликовав свое критическое выступление против Потье, Жюльен воспроизвел и литографию письма на французском языке Бичурина от 12 ноября 1841 г., который в частности писал: „Знаете ли, почему г. Потье впадает в ошибки, переводя с китайского. От того, что он имеет ложное понятие о строении этого языка и старается недостаток сведений заменить своими догадками". В предисловии к своей книге Жюльен писал: „И кто, даже из не знающих языка, не убедится в ложности переводов г. Потье, когда о. Иакинф Бичурин, один из опытнейших синологов Европы, в письме ко мне вполне порицает систему его переводов".

 

Этот эпизод подчеркивает авторитет русского ученого, особенно если учесть, что Франция была одним из крупнейших и старейших центров китаеведения.

 

Любопытно, что когда известный английский писатель, переводчик и лингвист Джордж Барроу (1803—1881) жил в Петербурге в 1833—1835 гг., он брал у Бичурина уроки китайского языка. Британская энциклопедия, отмечая посещение Барроу Петербурга и знание им китайского языка, „скромно" замалчивает это факт.

 

Достоинства трудов Бичурина несомненны; однако он справедливо подвергался и критике современников. Об этом будет сказано ниже.

 

Бичурин, будучи человеком гуманным, резко реагировал на всякое проявление крепостнического произвола. Об этом говорят не только данные его биографии, но и такая, например, характеристика, данная его внучкой (упомянутой выше Н. С. Моллер):

 

„Относясь гуманно и сострадательно вообще ко всем крепостным, о. Иакинф всегда был защитником перед отцом и матерью моею в случае провинности кого-либо из наших людей. Когда же он узнавал, что кто-нибудь из них был отправлен в часть для наказания или в рабочий дом для исправления, то возмущался до глубины души и приходил в большое негодование".

 

Бичурин высмеивал библейские теории происхождения народов вообще (следовательно, и китайцев), резко выступал в защиту Китая от грабительских вторжений европейских держав, особенно в период опиумной войны. Развернутую точку зрения он изложил в 1848 г. в своем труде „Китай", где заявлял, что „европейцам есть чему поучиться у китайцев".

 

Это „наступление" на европейскую культуру вызвало ожесточенные нападки на него со стороны реакционной критики, которую возглавлял Сенковский. Достойно внимания, что Сенковский ополчился на Бичурина за то, что последний писал свои труды на русском языке. „Мы часто сожалеем, читая труды почтенного отца Иакинфа, что он не издает сочинений по-французски или английски. Русский язык до сих пор оставался и долго еще останется вне круга ученых европейских прений о предметах восточных, и самая запутанность, в которую повергнуты эти предметы гипотезами известных ориенталистов, еще увеличивается от появления нового диспутанта, изъясняющегося на языке, не получившем права гражданства в ориенталистике". И далее Сенковский писал: „...И все это потеряно для науки, потому что писано на языке, который еще не имеет прав на известность в ученом свете".

 

 Если в начале своей научной деятельности Бичурин имел в качестве основного противника Юлиуса Клапрота, то теперь он нашел ожесточенного врага в Сенковском.

 

Для группы критиков типа Сенковского Бичурин был прежде всего „врагом европейской цивилизации". Их взгляды были схожи с теми, которые В. И. Ленин иронически называл взглядами „передовой" Европы, которая кричит „о цивилизации", „порядке", „культуре", и „отечестве".

 

В своем ответе критикам — Клапроту, а в основном Сенковскому — Бичурин отвергал все предъявленные ему обвинения, в частности в пристрастном отношению к Китаю.

 

Бичурин был патриотом и высоко ценил отечественную науку. Достаточно напомнить несколько его высказываний. Критикуя одну из географических работ о Средней Азии, напечатанную в „Отечественных записках" за 1843 г. (№ 11), Бичурин писал: „Если бы мы, со времен Петра Первого доныне, не увлекались постоянным и безразбор-чивым подражанием иностранным писателям, то давно бы имели свою самостоятельность в разных отраслях просвещения. Очень неправо думают те, которые полагают, что западные европейцы давно и далеко опередили нас в образовании, следовательно нам остается только следовать за ними. Эта мысль ослабляет наши умственные способности и мы почти в обязанность себе ставим чужим, а не своим умом мыслить о чем-либо. Эта же мысль останавливает наши успехи на поприще образования в разных науках. Если слепо повторять, что напишет француз, то с повторением и рассудок наш вечно будет представлять в себе отражение чужих мыслей, часто странных и нередко нелепых". Совершенно аналогичную мысль он высказывает и в другой статье, когда, вмешавшись в спор о мон гольской надписи времен Мункэ хана, защищая русского ученого Аввакума от критики его Шмидтом, он заявлял по поводу некоторых русских историков, державших сторону Шмидта: „Привычка руководствоваться чужими, готовыми мнениями, неумение смотреть на вещь своими глазами, неохота справляться с источниками, особенно изданными на отечественном языке: своему-то как-то не верится; то ли дело сослаться на какой-нибудь европейский авторитет, на какого-нибудь иноземного писателя, хотя тот также имел понятия о деле".

 

Эти заявления Бичурина были основаны на тщательном изучении трудов его современников, например, того же Клапрота. Напомним, что Бичурин прекрасно владел древними языками, греческим и латинским, хорошо знал немецкий и французский, изучал монгольский и турецкий.

 

Его критический ум и научная требовательность ярко сказались еще в первые годы научной деятельности. Ответы Бичурина на критику его работ Клапротом, в газете Ausland (1828 г.), а также критика Бичуриным работ самого Клапрота сделаны подробно и основательно. Бичурин поставил перед собой задачу „пересмотреть прежние его (Ю* Клапрота. — А. Б.) упражнения, в которых вообще не достает ни точности в переводе, ни основательности в суждениях". Первое выступление Бичурина против Клапрота в журнале „Московский телеграф" имело место в 1829 г.; в том же году статья эта была издана на французском языке в Петербурге. Продолжил свою полемику с Клапротом Бичурин разбором критических статей последнего в Noeveau journal Asiatique за 1830 г„ перевод которых был опубликован в „Московском телеграфе" за 1831 г. (№ 7 и 8). Ответ Бичурина „Г-ну Клапроту" затронул не только упомянутые статьи, но и его знаменитые Tableaux hist orique de l'Asie (Paris, 1825).

 

Защищая свою точку зрения, Бичурин резко выступал против своих противников. Так, он высмеивал пангерманские теории в отношении племен Тянь-Шаня — усунь, в которых западноевропейские, главным образом немецкие, ученые того времени видели прагерманские племена и в которых, по выражению Бичурина, „...даже запаху гермайского не было". По этому поводу он писал: „Но ученые Западной Европы еще обоняют в Чжунгарской атмосфере запах германизма... До каких нелепых заключений не доводит нас тщеславное стремление к открытиям при руководстве мечтательных предположений".

 

Широко ратовал Бичурин за включение в научный обиход данных восточных источников, за использование текста источника, а не предвзятого мнения мнимых авторитетов.

 

В критике допущенных ошибок для Бичурина не имели значения приятельские отношения или личные соображения. Так, например, отвечая противнику Клапроту, который критиковал труды Бичурина даже до выхода их в свет, он принимал справедливые упреки; с другой стороны, он не посчитался с долголетними дружескими отношениями с Н. Полевым, в журнале которого „Московский телеграф" он долгое время сотрудничал, и резко критиковал его четвертый том „История Русского народа". Не менее острой критике Бичурин подверг работу и другого историка — Устрялова.

 

Эту требовательность и высокую принципиальность Бичурина неоднократно отмечали в „Примечаниях от редакции" к его статьям. Так, тот же Полевой, отмечая, как Бичурин старательно „выправляет ошибки" ученых, заключал: „после сего не должно ли сказать, что о. Иакинф должен быть поставлен в пример всем нашим литераторам и ученым людям".

 

Однако исторические взгляды Бичурина страдали рядом ошибок. Он идеализировал Китай и „азиатчину". Он не понимал, что Китай того времени был образцом стран векового застоя, что перед Китаем — грядущее пробуждение от „спячки", его неизбежное обновление. Он не мог видеть того грядущего, о котором писал В. И. Ленин: „Пробуждение Азии и начало борьбы за власть передовым пролетариатом Европы знаменуют открывшуюся, в начале XX века, новую полосу всемирной истории". Эту былую отсталость старого Китая и перспективы развития нового Китая отмечал недавно вождь китайского народа, глава коммунистической партии Китая, Мао Цзе-дун: „Мы должны также стремиться превратить Китай, который при господстве старой культуры был отсталым и невежественным, в просвещенную, передовую нацию при господстве новой культуры".

 

Современники часто подчеркивали увлечение Бичурина всем китайским. И. И. Панаев писал, что когда Бичурин приходил в гости, то „начинал ораторствовать о Китае, превознося до небес все китайское". Современники и друг Бичурина Е. Тимковский говорил, что „вообще он питал какую-то страсть к Китаю и ко всему китайскому".

 

В воспоминаниях Н. С. Моллер, далекой от научных интересов Бичурина, он также выступает как человек, фанатически влюбленный во все китайское и даже шире — азиатское. Н. С. Моллер приводит многочисленные факты из его личной жизни, начиная от излюбленных тем разговоров и занятий, вплоть до обстановки его кельи и личного одеяния, которые говорят об его увлечении Китаем. Современники шутили, что он не только думает, но „даже бредит во сне по-китайски".

 

Высоко ценил труды Бичурина В. Г. Белинский. В своих обзорах русской литературы он выделял его работы в качестве „примечательных" , которые „вероятно были особо замечены", как „самое утешительное и отрадное явление" и т. д. Кроме упоминаний о трудах Бичурина в обзорных критических статьях, Белинский написал в „Современнике" рецензию на книгу Бичурина „Китай в гражданском и нравственном отношении".