Закончилась Великая Отечественная война, душа народа обретала мир и созидательный покой. Из разных концов республики стали стекаться в поисках знаний в Алма-Ату тысячи молодых людей, прибыла в столицу любознательная группа юношей и девушек и из нашего Кегенского района. Каждый нашел свою дорогу, поступив в вуз по той специальности, о которой мечтал. Я был принят на филологический факультет Казахского педагогического института имени Абая (ныне Казахский Национальный педагогический университет имени Абая).

 

Каждая грань; всякое явление, любое событие жизни было для нас новостью и открытием. Прошло немного времени, и мы привыкли к нашему институту, как к родному дому, потому, может, что КазПИ гостеприимно распахнул перед нами свои широкие двери. К тому же мы не забывали, что наш вуз является первой колыбелью высших знаний в Казахстане, “священным шаныраком”. Все наши преподаватели были приветливыми, гуманными, высокообразованными людьми. Когда начались занятия, нас распределили по определенным аудиториям, и мы приступили к учебе, слушая лекции, посещая семинары ...

 

Для нас особенно интересными были лекции по логике. Эту дисциплину вел Заслуженный учитель школы Каз.ССР, кандидат исторических наук Билял Аспандияров. Это был крупный и статный человек, плечистый и привлекательный, обладавший притягательным и убеждающим голосом. К тому же он был старше многих наших наставников. У него была особо доверительная манера говорить, богатая модуляция речи, искренность повествования, заразительная увлеченность, — все это производило на слушателей неизгладимое и глубокое впечатление. Может по этой причине, наше отношение к этому преподавателю было особенно уважительным. Этот человек входил в аудиторию, бережно неся в больших руках книгу, на обложке которой было вытеснено слово “Логика”. И хотя учебник был написан на русском языке, Б. Аспандияров читал свои лекции на родном — казахском.

 

Объясняя каждую тему предмета, он записывал на доске особенно яркие и запоминающиеся примеры, доступно растолковывая и как бы высвечивая всякую грань обсуждаемого положения. Стараясь донести до нас иные сложные вопросы логики, он сам увлекался до самозабвения, сыпал примерами все более яркими и стройными. При этом он то крошил мел в руках, то клал его на стол, то снова брал и при объяснении вопросов рукой касался головы, быстро направлялся к доске, и часто его высокий лоб был запачкан мелом. Он освещал вопрос со всех сторон, словно подносил факел к каждому новому измерению проблемы, и всякий раз новизна открытия потрясала и радовала нас.

 

Мы любили этого человека и беззлобно посмеивались над его испачканным мелом лбом. То была теплая и добрая улыбка, и она не могла быть иной, потому что нам казалось, что меловые пятна делали высокий лоб нашего Учителя еще выше, ясней и благородней. И такими же ясными и высокими были знания, которые он вливал в наше сознание и буквально вырезал в памяти, словно волшебным резцом убежденности. Поэтому, когда он хотел проверить то, как мы усвоили тему, и принимался задавать вопросы, мы, словно молодняк ягнят, начинали дружно кричать, желая ответить первыми.

 

После окончания института я устроился на работу в Отдел “Академический словарь казахского языка” Института языка и литературы АН Каз.ССР. В 1953 году сюда же пришел и Билял-ага Аспандияров. Он сразу узнал меня и, не скрывая радости, сказал: “Со своим студентом мы стали коллегами. Да, жизнь перестанет развиваться, если молодежь не будет расти”. Из двенадцати сотрудников отдела он был вторым кандидатом наук; все остальные, в том числе и я, являлись младшими научными сотрудниками.

 

Билял-ага трудился всегда самозабвенно, с полной отдачей сил и не тратил время на пустые разговоры. Однажды наша сотрудница по имени Кульпаш, увидев, что Билял-ага чем-то необычно озабочен, то и дело ерзает, то встает, то садится, не давая покоя своему могучему телу, спросила несколько бестактно: “Агай, что Вас тревожит, почему не сидится Вам спокойно? Может, гвоздь в стуле не дает покоя?” Билял-ага только улыбнулся в ответ: “Мне не дает покоя проблема, которая, пожалуй, острей гвоздя. Мне хочется понятней и глубже передать семантику слова “отыр” (сидит), но то, что я написал, не совсем точно передает его значение, и сам я далеко не удовлетворен собственным толкованием”. Действительно, оказалось, что объяснение слова “отыр” было нелегким делом для кого бы то ни было. И все же, нам в конце концов удалось вывести достаточно точное и объективное определение его, которое устроило всех специалистов.

 

Биляла Аспандияровича особенно уважал академик Смет Кенесбаев. Кенесбаев, несмотря на отстранение Аспандиярова от работы и увольнение из Института истории, археологии и этнографии, предложил ему работу в Институте языка и литературы АН Каз ССР. Видимо, одной из причин тому было то обстоятельство, что именно Билял Аспандияров был одним из компетентных авторов увидевшего свет еще в 1946 году первого “Русско-казахского словаря” в двух томах.

 

Позже академик направил Билял-ага в научную командировку в г. Ленинград, чтобы ученый поработал и перенял опыт работы в отделе Словарей русского языка. Билял-ага по возвращении сделал интереснейший и глубокий доклад о своей поездке, о работе и беседах с крупнейшими учеными Ленинграда, рассказал об их взглядах, мнениях и позициях. Опыт ленинградцев, о котором было рассказано в отчете Билял-ага, был плодотворно и результативно использован в нашей практической работе. К великому сожалению, Билял-ага не увидел опубликованный “Толковый словарь казахского языка” (1959,1961), в создании двух томов которого он принял самое активное участие.

 

В вопросах, касающихся работы и высоких жизненных понятий нравственного порядка, Билял-ага был очень принципиальным человеком, хотя в бытовом общении был чрезвычайно мягким, доброжелательным и деликатным.

 

Особое значение для всех нас имела его объемная, обстоятельная, глубокая статья, содержащая аргументированную и конструктивную критику “Казахско-русского словаря” Г. Мусабаева и X. Махмудова, увидевшая свет в журнале “Советский Казахстан” в четвертом номере за 1955 год. Статья называлась “Издание, требующее переработки”. Статья ясно показала глубокое знание автором принципов создания словарей и теоретических вопросов.

 

Билял-ага принял участие в работе Межреспубликанской научной конференции в сентябре 1955 года, посвященной проблемам глагольного вида и сложно-подчиненного предложения в тюркских языках, убежденно и лаконично выступил в прениях, высказал свое веское, содержательное мнение относительно неразрывной связи грамматики и логики. Оно впоследствии вошло в сборник “Вопросы грамматики тюркских языков”.

 

Научные интересы Биляла Аспандиярова не ограничивались только проблемами словарного языкознания. Известно, что еще в начале 30-х годов увидели свет его учебники русского языка для казахов. Не потерял актуальности и в наши дни его солидный и серьезный труд “Учебник русского языка для военнослужащих-казахов”, впервые вышедший в свет в первые (1942) годы войны 30-титысячным тиражом. Он имеет важное значение для воспитания и нынешнего поколения воинов суверенного Казахстана.

 

Ученый-педагог не ограничился написанием учебников и научных трудов; он впервые перевел на казахский язык учебник “Логика” Виноградова.

 

Билял Аспандияров оставил ценные труды также и по исследованию истории и этнологии Казахстана. Ярким доказательством тому является, в частности, его работа 1947 года “Образование Букеевской орды и ее ликвидация”. Именно такой была тема кандидатской диссертации Биляла Аспандиярова. Если учесть, в какие суровые годы она писалась и была защищена, то можно понять, каким принципиальным человеком и ученым он был.

 

Его научная статья “Этимология некоторых топонимических названий”, написанная еще в 1950 г., опубликованная в журналах “Бай-терек”, 2005 г., N 7, “Тілтаным — Языкознание”, 2006 г., N 1, имеет большое значение для современной топонимики Казахстана.

 

Более чем полувековую свою просветительскую деятельность, я бы сказал осознанную жизнь, Билял Аспандияров отдал педагогической работе, посвятил воспитанию подрастающего поколения, новой волны любознательной казахской молодежи. Видя в ней будущее страны, Билял-ага, сам того не подозревая, формировал характеры и души молодых собственным примером, своим отношением к жизни, любовью к народу, родной земле, материнскому языку.